Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Солнышко заходит, – посмотрел в небо Ратников, будто не слыша офицера. – Часок-другой, и стемнеет…
– Вы это к чему? – не понял молодой человек.
– Да все к тому же, – закинул руки за голову, устраиваясь поудобнее, солдат. – Темно станет, бачи кулеш свой станут варить, Аллаха славить… Глядеть за нами будут вполглаза – куда мы отсюда, с каланчи этой, денемся?…
– Что за прибаутки? – начал сердиться Саша. – Говорите по существу, фельдфебель.
– Я и говорю по существу… Схожу я за водицей, ваше благородие. Сил нет смотреть, как раненые помирают. Да и мы, целенькие,
Бежецкий смотрел на лежащего с закрытыми глазами солдата с недоверием.
– Вы с ума сошли… До воды не добраться.
– Почему это? – поинтересовался Ратников, не поднимая век.
– Да там весь склон простреливается! Вам и половины пути проделать не дадут! Я запрещаю…
– Ну, положим, простреливается он днем, – возразил фельдфебель. – А ночью туземцы воевать не большие мастаки… Да и закон их магометанский велит все дела при свете дня творить, что добрые, что всякие… А что, – открыл он глаза и в упор взглянул на офицера, едва сдержавшегося, чтобы не отвести глаза, – лучше будет, если мы тут все от жажды передохнем? И раненые – первыми. Поручик вон наш совсем плох. И капитан…
– Но…
– Ладно бы хоть воды под боком не было… Попадал я в такие передряги. Да вон же она, – указал лежащий через плечо большим пальцем с въевшейся намертво пороховой копотью за каменный «бруствер». – Слышите, журчит?
– Но… – сглотнул впустую офицер, против воли представив себе ледяную струю, льющуюся в горло.
– Да все одно я пойду, – спокойно сказал Ратников. – Главное, фляжки чем-нибудь мягким обмотать, чтобы не стучали по камням. А уж ползать-то я умею…
Он по- кошачьи, разом перевернулся на живот и бесшумно канул в тени высокого утеса, козырьком нависающего над «лежкой» Бежецкого…
* * *
– Ну, пошел я, – просто сказал фельдфебель, обернув к поручику лицо, неразличимое в темноте – специально вымазал сажей лицо и руки. – Не поминайте лихом…
Александр не нашел что ответить и только сжал рукой литое плечо «пластуна». В первый раз в жизни довелось посылать ему человека на верную смерть. И пусть тот шел на это не против своей воли, на душе поручика все равно скребли кошки.
«Соберись, тряпка! – уговаривал он себя. – Неужели, выбирая себе профессию, ты надеялся обойтись без этого?»
Фляги для опасного предприятия подбирали из «выморочного» имущества, чтобы не будить без причины надежду у истомившихся людей. Ратников придирчиво отобрал полдюжины добротных алюминиевых «литровок», собственноручно, не доверяя никому, обернул их поверх обтягивающей металл ткани использованными бинтами и полосами разорванной нательной рубахи.
– Чтоб не выдали, паразитки, – пояснил он внимательно наблюдающему за его манипуляциями поручику. – Звук ночью в горах ох-ох как далеко разносится. И речка не помешает. А у горцев этих уши – как у собак.
Сосуды были аккуратно сложены в солдатский «сидор». Автомат фельдфебель решил не брать, обойдясь табельным капитанским «федоровым» и острым как бритва финским ножом.
– Чего лишний груз тащить? – пожал он плечами. – Коли заметят
меня с верхотуры, он по-любому не поможет. А мешать будет изрядно. Да и патроны, в случае чего, вам останутся…Ратников бесшумно, как всегда, отполз от края площадки метров на десять, сверкнул в сторону затаившего дыхания офицера белками глаз и канул в темноту. Даже напрягая изо всех сил зрение, Саша не мог различить в кромешной тьме – ночка, как на заказ, выдалась безлунная, а мириады огромных, мерцающих ледяным светом южных звезд ничего не освещали – скользящего ужом между камней солдата. И надеялся, что с той, вражеской стороны его тоже никто не видит.
Минуты тянулись невыносимо медленно. Бежецкий из последних сил давил в себе желание ежеминутно глядеть на светящийся циферблат часов с намертво, казалось, прикипевшими к цифре «два» стрелками. Самое глухое время ночи. Час Быка, как называли его древние, или «собачья вахта» по-морскому. Время, когда все существа из плоти и крови спят, а по свету шастает лишь нечистая сила…
Таким порождением ночной тьмы показался Александру выросший над бруствером черный силуэт. Он даже вздрогнул от неожиданности, едва не выронив из рук автомат.
– Не задремали тут, ваше благородие, – сверкнули из темноты зубы, – пока я там вожжался? Держите! – протянул Ратников глухо булькнувший мешок. – Не уроните только – тяжелый…
– Что вы задумали? – забеспокоился молодой человек, видя, что «пластун» не собирается перебираться через бруствер, шаря за ним руками.
– Где второй мешок, ваше благородие? – отозвался тот. – Еще разок схожу, раз такая пруха! Вдруг больше не представится?
– Отставить! – попытался сопротивляться поручик, но фельдфебель уже сцапал за лямку второй, приготовленный на всякий случай мешок.
– А водичка какая! – не слушал он офицера, продевая руки в лямки. – Не водичка – нектар небесный! Я думал лопну…
– Прекратите, Ратников!..
– Тихо, ваше благородие, тихо… – прошептал солдат, уже отползая от края. – Переполошите дикарей еще… А меня, между прочим, Евграфом Тимофеевичем зовут, – сообщил он зачем-то.
Он исчез, а Саша все сидел, упершись в валун плечом, и корил себя за то, что не смог остановить подчиненного. Рука сама тянулась к влажному мешку, но он позволил себе лишь слизнуть соленую от пота воду с ладони.
«Вот вернется со второй партией Ратников, – говорил он себе, – тогда и устроим пир… Ты уж не подведи меня, Евграф Тимофеевич…»
Он так и не понял, что произошло. То ли «пластун» выдал себя, звякнув ненароком флягой о камень, то ли афганец спросонья решил проявить бдительность…
Ослепительно белая ракета с ядовитым шипением взмыла с другой стороны пропасти, озаряя все вокруг мертвенно-бледным ртутным светом. Ринулись от камней прочь угольно-черные тени, а темнота за ущельем вдруг взорвалась сразу несколькими чудесными цветками пулеметных и автоматных огней.
Не обращая внимания на щелкающие по камням пули и жужжащие над головой рикошеты, Александр бил по вражеским огневым точкам короткими очередями, моля Бога лишь об одном: чтобы Ратников сумел затаиться в камнях, переждать огненный шквал и вернуться живым. С водой, без воды, но живым…