Зази в метро
Шрифт:
– Давайте, начинайте,- сказал Федор Баланович.- А то рассказывать буду я.
– Нет, нет,- сказал Хватьзазад.- Поговорим еще немного обо мне.
Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:
– Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании - его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я подхожу
Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.
– Давайте, продолжайте,- сказал Федор Баланович,- а то я начну.
– Действительно, все не то и все не так,- сказал Хватьзазад.- И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.
– Встреченной.
– Встреченного.
– Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?
– О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны - и какие это были стороны!
– она
даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.
– Это уж точно,- сказал Федор Баланович.- Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.
– Везет же вам,- рассеянно сказал Хватьзазад.
– Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь, с артистами так часто бывает. Придумают что-нибудь, а потом повторяются до бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый - в своей области.
– Все, но не я,- с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад.- Я все время разное придумываю.
– Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас жалкий.
– Даже в форме?
– Форма тут ни при чем. Опечаленный Хватьзазад замолчал.
– Эй, так к чему же вы все это?
– спросил Федор Баланович.
– И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.
– А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу, поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.
– Везет же им,- рассеянно прошептал Хватьзазад.
Федор Баланович пожал плечами, не удостоив эту реплику комментария.
В эту минуту послышались выкрики и стенанья:
"Старый ломбард" закрывался.
– Лучше поздно, чем никогда,- сказал Федор Баланович.
Он встал и пошел к автобусу. Ушел просто так, ни здрасьте вам, ни до свидания.
Хватьзазад тоже встал. Постоял в нерешительности. Бродяги спали. Комар сдох.
Федор Баланович несколько раз посигналил, чтобы собрать свою паству. Агнцы с восторгом обменивались впечатлениями о приятном
прекрасном вечере, и теперь, стараясь друг друга переговорить, передавали друг другу свои закодированные на родном наречии восторги. Состоялось взаимное прощание. Женская половина толпилась вокруг Габриеля и пыталась поцеловать его, мужская не решалась.– А потише нельзя!
– сказал адмирал. Туристы медленно заходили в автобус. Федор Баланович зевнул.
В клетке, висящей на руке Турандота, спал Зеленуда. Зази отчаянно боролась с собой: нет, примеру Зеленуды она не последует. Шарль пошел за своей развалюхой.
– Ну что, мошенник,- воскликнула вдова, увидев Хватьзазада,- хорошо ли вы провели время?
– Не слишком, не слишком,- сказал Хватьзазад.
– А мы тут так повеселились! Мсье Габриель такой смешной, такой смешной!
– Благодарю вас,- сказал Габриель.- Но не забудьте, вы видели и настоящее искусство. Не только, чтобы поржать, но и искусство тоже.
– Куда-то он пропал со своей колымагой,- сказал Турандот.
– А пташечке тоже понравилось?
– спросил адмирал, разглядывая птицу, спрятавшую голову под крыло.
– Теперь ему будет что вспомнить,- сказал Турандот.
Последние туристы заняли свои места. Мы будем вам писать (жесты).
– Хо! Хо!
– кричал Габриель.- Адиос амигос ', ваше здоровье! До следующего раза.( До свидания, друзья (исп.).)
И автобус уехал, унося вдаль довольных иностранцев. В тот же день рано утром они уедут любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.
Такси Шарля подъезжало к тротуару.
– Всем места не хватит,- заметила Зази.
– Неважно!
– сказал Габриель.- Мы сейчас пойдем лопать луковый суп.
– Спасибо, но я поеду домой,- сказал Шарль. Как отрезал.
– Ну что, Мадо, поехали?
Мадлен села рядом со своим будущим супругом.
– До свидания,- прокричала она всей компании, высунувшись из окна.- И спасибо за прекрасный... Спасибо за чуд...
Остальное расслышать было невозможно. Такси было уже слишком далеко.
– В Америке их бы в такой ситуации обсыпали рисом,- сказал Габриель.
– Это ты по старым фильмам судишь,- сказала Зази.- Теперь в кино женятся реже, чем раньше. И вообще я больше люблю, когда всех под конец убивают.
– А мне больше нравится, когда рис бросают,- сказала вдова Авот'я.
– А вас не спрашивают,- сказала Зази.
– Мадемуазель,- сказал Хватьзазад.- Вам бы следовало быть повежливее с теми, кто старше вас.
– До чего же он хорош, когда встает на мою защиту,- сказала вдова Авот'я.
– Пошли,- сказал Габриель.- Я отведу вас в кафе "У никтолопов". Там меня особенно хорошо знают. Вдова Авот'я и Хватьзазад влились в общий поток.
– Видал?
– обратилась Зази к Габриелю.- Тетка с лягавым за нами идут.
– Не можем же мы им запретить,- сказал Габриель.- Куда хотят, туда и идут.
– Может, ты их припугнешь? А то я их видеть больше не могу.
– К людям надо относиться с большим пониманием, надо быть человечнее.