Зеленое солнце

??????????????????????????Отчаяние, обиду, ненависть, жестокость, ревность, желание отомстить. Желание больше не чувствовать ничего, кроме физического. Потому что ничего у него не получалось. Ничего не выходило. Сдохнуть хотелось, чтобы дух из него вышибли. И желающие ведь были, и немало! Да все больше дух из других вышибал он.

Крики, ругань, стоны, увязание в грязи, удары о землю, шлепки по воде. Горящая огнем грудная клетка. Костяшки пальцев, ссаженные в мясо. И кровища по разбитому в мясо лицу того, кого бил — покалечил соколиной головой на перстне, которого никогда не снимал. И обострившиеся до невозможности инстинкты, заставлявшие его раздавать тумаки направо и налево, уворачиваясь от чужих.

Драка была жестокой. Жесткой. Страшной. Он и не помнил, чтобы в такой когда участвовал. И тем не менее не уступал, будто бы это была последняя его схватка в жизни. Доказывая что-то другим и самому себе. И наказывая — других и самого себя.

Второй выстрел прозвучал резко, оглушающе и неожиданно обезоруживающе, словно бы прекращая безумие и агонию, а за ним последовал почти нечеловеческий вопль, от которого Назар пришел в себя и остановился. Остановился не только он — кто-то тут же дал дёру, кто-то, как и он, замер на месте, озираясь по сторонам. Один из рабочих чуть в стороне плашмя лежал на земле и смотрел в темное, будто бездна, небо, судорожно открывая и закрывая рот. И кровь… крови было так много, что могло бы показаться, что ею пахнет воздух, но нет, в воздухе все еще стоял волглый, душновато-сладкий запах ночного промозглого осеннего леса.

— Твою мать… — выдохнул Антоха, первым кинувшийся к раненому. — Кто?! Вы, суки, что наделали?!

— Живой? — прогрохотал Назар, оказавшись рядом и не позволяя себя размотать окончательно, как бы сильно ни пробрало. Впрочем, и сам видел — живой. Дышит, шарит глазами, силится что-то сказать.

— Блядь, его в живот… Ну твою ж мать, а!

— В больницу надо везти, он же подохнет тут.

— Ты псих? Нас там и повяжут.

— Не повяжут, обойдется. Денег напихаем кому надо — смолчат, — срывающимся голосом и вовсе не испытывая никакой уверенности в собственных словах, ответил Назар и тут же гаркнул: — Что встали? Помогите до машины довести! И заткните чем-то рану!

К ним бросилась еще пара парней из патруля, кто посмелее. Рабочего осторожно приподняли, ногами он перебирал с трудом, но до авто его все-таки дотащили, погрузив на заднее сидение. Обрез отыскал Антоха. И, велев замести тут все, Назар рванул дальше. Теперь в лечебницу. Там он бесконечно с кем-то говорил, объяснял, уговаривал, до тех пор, пока врачиха, сдвинув брови, не одернула: «Вы с ума сошли! Огнестрельное ранение! Да я обязана!»

И после этого он сдулся. Его отвели в кабинет главврача. Там он сидел на стуле в углу, тяжело привалившись затылком к холодной стене за спиной, и смотрел прямо перед собой, устало и вяло, как бывало всегда после усилий и возбуждения, размышляя над тем, что правильно сделал, что Антоху и остальных выгнал, а сюда явился один. Уж лучше так, чем остальных тянуть. Отбрехиваться в одиночку легче и будь уже как будет.

Постепенно накатывала боль в ребрах и становилось тяжело дышать, накрывало до свиста в ушах, но это ерунда. Потом разберется. Сейчас главное дождаться, кто приедет. Что спрашивать будут. Чего вообще от него захотят.

Дерьмово было то, что у него не только одежда, но и морда явно помятая, и ничем этого не прикрыть. В остальном — поправимо.

В коридоре зазвучали чужие голоса. Его рука дернулась к голове и растерла ноющую скулу. Другая все еще обхватывала грудную клетку, как будто в защитном жесте. Перед глазами, как в замедленной съемке, повернулась дверная ручка, и Назар точно так же медленно выпрямился на стуле и отвел руку от груди, сжав ее в кулак и уложив на коленях.

Еще через секунду дверь скрипнула, открылась, и прямо перед ним застыл лейтенант Ковальчук.

27

— Они говорили, что от Балаша, — проговорил Назар, охрипший от усталости и невозможности нормально вздохнуть. Спиной чувствовал мягкую кожу дивана и пытался сконцентрироваться на чем-то еще, кроме боли. Да, на том, что спине наконец-то стало хоть немного удобно и что сонный, разбуженный под утро дядя Стах протягивает ему стакан коньяку. Видимо, чтобы пришел в себя, но Назар мотнул головой, отказываясь, и отвел дядькину руку в сторону.

— Ты слышал про такого? — спросил он. — Это новый прокурор? Откуда он взялся?

— Ну он же не прыщ, чтобы самому вскочить, — пожал плечами Стах, устраиваясь за своим столом, плеснул коньяка себе, сделал глоток и поморщился. — Прислали.

— Слишком борзо он заходит для просто присланного, дядь Стах. Они там уже все переделили, людей агитируют хуже, чем депутаты на выборах, блин.

— И что же такое они им обещают?

— Бабки, крышу, как обычно. Больше играют на наших косяках, утопить пытаются. Классика.

— Ясно, — кивнул Стах, — ясно. Ну а ты что?

— Пытался говорить. Дядь Стах… блин… — Назар поморщился и поменял положение на диване, опершись локтем на быльце, — … да бесполезно там говорить, они, вон, рабочего нашего подстрелили, я же объяснял тебе. Похер им методы, там не факт, что человек выживет.

— То есть не договорились… — Шамрай устало потер лицо, прогоняя наваливающийся сон. — Огнестрел — это хреново. С ментами сам говорил?

— Да, врачиха вызвала в больницу… Ковальчук приезжал, допрашивал.

— Под протокол?

— Ну да. Наверное, мне правда повезло, что Лукаш был. Не жестил хоть.

— Зато принципиальный слишком… Но такое обычно до поры, до времени, — пробормотал под нос Стах и словно наконец проснулся. Вскинул голову, уперся взглядом в уставшее лицо Назара и, впечатывая в него каждое слово, заговорил: — Значит так. Сиди пока дома, не высовывайся. Отдыхай и приводи себя в порядок. С остальным я разберусь сам. Если ты отсвечивать не будешь — мне проще будет раскидаться.

— Хорошо. А если меня вызывать будут? Я наплел, что в лесу его нашел… типа на охоте был, а там копальня. Ну, видать, копачи между собой не разобрались. Хрен, конечно, Лукаш поверил…

— Ты подписку давал? Нет. Ну и расскажем всем, что ты в Кловск к невесте укатил. А семье подстреленного денег подкинуть, чтобы было на что лечиться. И чтобы не вякали.

— Так не я ж стрелял, дядь Стах. Мне чего бояться? Я же просто всех прикрыть хотел…

— А чтобы чего лишнего случайно не сболтнуть.

— Ага, болтун известный, — с какой-то горькой иронией усмехнулся Назар дядьке. — Матери не говори ничего, ладно? Она нервничать будет, нафига это. А лучше ушли ее куда-то… с ее благотворительностью.

— Хорошо, — согласился Шамрай, — что-нибудь придумаю.

Назар кивнул и тяжело поднялся. Разговор можно было считать оконченным. Несколько секунд он стоял, глядя на Стаха. И молчал. То ли спросить хотел, то ли сказать. Даже шаг сделал к двери, чтобы в итоге остановиться и, с трудом разлепив губы, проговорить: