Зеленое солнце

Шамрай терпеливо стоял под дверью и, будто волк свою добычу, стерег снаружи. Пальцы его все еще подрагивали от пережитого волнения. И от переживаемого — тоже, потому что он не понимал, что с ней творилось. Он до сих пор, мать его, не понимал! Спросить ее не мог, а Назара — тем более. Потому как… ну вдруг они все же так и не встретились. Что-то же гнало ее прочь. И если Милану душил его запах, то Стаха Шамрая — неизвестность. Он не припоминал, чтобы было так дерьмово. Даже сходя с ума от ревности — такого не чувствовал. Забыл, каково это — бояться, а ему было страшно почти как в тот день, когда сообщили об аварии, в которой погибли Митя и Ира.

От невозможности что-то делать поймал первого пробегавшего мимо санитара, и убивая ледяной яростью, требовал, чтобы немедленно привели врача, потому как тут человеку плохо, а никто и не чешется. Парень еле унес ноги, когда Милана с посверкивающими, будто заплаканными глазами и красным носом наконец снова показалась в коридоре лечебницы. Стах весь подобрался и срывающимся голосом спросил:

— Ты как?

— По-прежнему, великолепно! — зло буркнула она и прислонилась к стене, найдя в ней опору, в которой отчаянно нуждалась. И так же отчаянно ей хотелось покоя. Откуда он только взялся на ее голову и именно сегодня!

— Идти можешь? Или сейчас каталку раздобуду?

— Я же не инвалид. Сама дойду.

— Девочка моя, ну ты же еле стоишь.

Ничего не отвечая, Милана с усилием оттолкнулась от стены и упрямо потопала к регистратуре. Стах рванул за ней и точно так же, не отлипая ни на шаг, после общения с регистратором топал к кабинету терапевта, куда ее отправили. Благо хоть очереди не было и в это время предбанник у кабинета врача оказался пустым.

Она протянула пальцы к ручке двери, чтобы войти, но он сунулся впереди нее, отворяя, отчего их ладони соприкоснулись. А возле уха она услышала его горячее:

— Можно я с тобой?

— Нет, — отшатнулась Милана. — Я точно не при смерти, чтобы мне требовалась поддержка.

— Ты слишком легкомысленно относишься к своему здоровью, — продолжал настаивать Стах.

— А вы слишком давите, — проговорила она, глянув на него исподлобья. И он растерялся. Права давить у него точно не было. Пока не было. И ему не хотелось, чтобы в этом была необходимость. Заботиться — пожалуй, хотел. Знать, что с ней каждую минуту — тоже. Иметь право любить ее открыто, не быть отталкиваемым — самое сильное, почти непреодолимое желание за очень много лет с тех пор, как похоронил семью. После вечной, имеющей запах затхлости и привкус гнили смерти — впервые что-то настоящее, свежее и юное. Как стебель молодого куста сирени, пробивающий себе дорогу из земли, в которую уходят мертвые. Гнуть его — значит тоже убить. Сломать. И именно этого он боялся. Ему нужно, чтобы сама. Покорялась, подчинялась, позволяла. Гнулась под ним и принимала ту форму, которую он хочет, чтобы она приняла.

— Хорошо, — Стах отступил на шаг. — Иди, но все скажи врачу, ничего не утаивай. Я пока договорюсь насчет палаты, потому что тебе точно лучше побыть под наблюдением докторов.

— Обязательно, дядя Стах, — она растянула губы в деланную улыбку, вошла в кабинет и демонстративно закрыла за собой дверь.

А он остался стоять, глядя на казенный номерок на ней. Двести пятый. Черные циферки на золотистом фоне. «Дядя Стах». Дверь, конечно, не стена, ее хоть открыть можно. Но это мерзкое «дядя Стах» — еще хуже. Он поежился и выдохнул. Нужно было что-то делать. Обязательно нужно, иначе он головой биться начнет, так ему страшно, что через «дядю» ему не перепрыгнуть.

Шамрай развернулся и ломанулся обратно к регистратуре, чтобы узнать, где здесь кабинет главврача. Ну и решить все остальные вопросы — о том, чтобы ее полностью обследовали, чтобы уход был самым тщательным и чтобы палата, в которую ее определят, оказалась лучшей из имеющихся в этом учреждении. Районный центр спасало то, что он — туристический, еще и с санаторным уклоном. Потому больничка оказалась вполне терпимой. Да и договориться было несложно. Шамрай в эту клинику когда-то в прошлом оборудование закупал в рамках благотворительной помощи. Теперь пора было получать ответочку.

Потому, когда Милана выходила из кабинета все того же пресловутого терапевта с какими-то бумажками, Стах встречал ее снова под дверью и осторожно спросил, кивнув на листки:

— Направления?

Она вскинула на него глаза, в котором была заметна растерянность, быстро отвернулась и негромко проговорила:

— Наверное. Сейчас медсестра выйдет — проводит и объяснит.

— Так а сказали тебе что? Обследование назначили? Предварительно что-то предположили? Что это было вообще?

— Сказали, надо отдохнуть, — быстро проговорила она. — А остальное завтра с утра, сегодня уже почти нет никого. Так что я, так уж и быть, останусь пока, а вы можете спокойно ехать домой.

— Я номер сниму в гостинице, тут рядом есть. И побуду здесь, с тобой.

— Мне покой нужен, а не компания.

Стах стиснул зубы, заставляя себя и правда притормозить. Довольно того, что он здесь с ней. Он, а не драгоценный племянничек, который тупо профукивает ее. Прямо сейчас профукивает.

— Хорошо, — мягко ответил он, выдохнув. — Договорились. Еда тебе какая-то нужна? Или хотя бы минералка. В твоей палате холодильник есть, я узнавал. Давай привезу что-то?

— Давайте не сейчас, — неожиданно устало пробормотала она, — пожалуйста.

— Ну ты же не будешь воду из-под крана пить, это вредно, — тихо настаивал Стах. Милана не отвечала. Теперь она смотрела не на него, а в пол с совершенно отсутствующим видом, и от этого у Шамрая сжималось сердце. Парадоксально, совсем алогично хотелось убить Назара — это ведь из-за него она сейчас такая. Это он что-то сказал ей… или сделал… да, сделал — влез с самого начала туда, куда лезть было не надо, ему не по зубам. Девочка такая ему, ублюдку сельскому, не по зубам. Вот и не сдюжил, слился. Даже бороться не стал, а она — страдает.

Господи, почему все — так? Назару — ни за что, запросто, с неба, потому и не ценит. А Стаху — выгрызай.

Наконец он кивнул и негромко обронил:

— В машине твои вещи, я занесу. И уеду, не волнуйся.

С этими словами он развернулся и спешно, уверенно шагая, направился вдоль коридора к лестнице, чтобы спуститься вниз, выйти на улицу, найти ближайший магазин, в котором можно было раздобыть бутылку воды, несколько яблок и булочку. А после сунулся в салон ее авто — за сумкой, которую приметил на заднем сидении. И будто бы снова увидел ее профиль, на который бросал обеспокоенные взгляды, пока они добирались до клиники. Напряженный, неспокойный, вмиг осунувшийся.

??????????????????????????Больно за нее. И за себя тоже больно. Но ведь говорят, что через боль приходят к лучшему, да?

Чушь. К счастью приходят тогда, когда знают, чего хотят. Люди, способные ломать стены и двери, когда знают, чего хотят, — счастливы. И если он преодолеет, в конце концов, обрыднувшее «дядя Стах», то и он будет. Обязательно. А где он, там и Милана. Только бы ее саму не сломать при этом.

Шамрай вернулся обратно очень быстро — на все потребовалось не более двадцати минут. Без проблем нашел, в какой палате ее устроили, и, войдя, осмотрелся. Милана на его возвращение не отреагировала. Она свернулась калачиком на кровати, глядя в стенку, но не на него. Как ребенок, которому страшно и плохо, но Стах не смел сейчас ее утешать. Понимал, что влезет — и будет послан. Ей и правда лучше одной это все пережить.