Зеленый берег

— Бывают, — подтвердила Бибинур, убирая со стола гостинцы. — Мы ведь заботимся только о том, чтоб в школе было тепло, а улица не наше дело.

Они улыбнулись друг другу. Им обоим и странно, в весело говорить о морозах при такой погожей осени. Что поделать, человек привык думать наперед.

Вдруг во дворе скрипнула калитка. Должно быть. Гаухар уже узнала от Гульназ радостную новость, вот и бежит, насколько хватает духу. Да, да, очень торопится! Даже из окна видно, как ярко пылают щеки и как растрепались у Гаухар волосы. А ведь она всегда очень аккуратна. Во дворе несколько замедляла шаг — дав себе отдышаться и поправить волосы.

Наконец открылась дверь.

— Галимджан-абы! — воскликнула Гаухар. Она радостно поздоровалась с ним за руку. Потом расцеловалась с Бибинур. — Гульназ говорит мне: «Дядя Галимджан приехал». А я не верю. Даже растерялась… Как это вы надумали, Галимджан-абы?

— Я, Гаухар, долго-то не раздумывал, взял да и приехал, — улыбнулся Галимджан. — Если в Зеленом Береге Бибинур, Гульназ и Гаухар, значит, только меня не хватает.

Умеет пошутить Галимджан-абы, всем троим стало весело от этой доброй шутки.

— Проходи, Гаухар, раздевайся, садись, — спохватившись, торопливо заговорила Бибинур. — Мне пора в школу. Вот сейчас вскипит самовар, попьете с Галимджаном чайку, поговорите вволю.

— Если вы уже угощали Галимджан-абы, обо мне не беспокойтесь, — обратилась Гаухар к Бибинур, уже заново накрывавшей на стол.

— Э, чай никогда не повредит, — заметил Галимджан. — Ты не запаздывай, Бибинур.

Удивительно, как приятные хозяйственные заботы бодрят женщину. Вот уже и накрыт стол. Самовар снова мурлычет, насвистывает свою всегдашнюю песенку, А еще через минуту Бибинур уже отправилась в школу. Она словно бы помолодела: движения, походка быстрые, легкие; глаза сияют, с лица не сходит улыбка. Между тем она изрядно нахлопоталась сегодня. Вот опять побежала в школу. И усталости не чувствует: дорогой гость — праздник в доме.

— Ну как живешь, Гаухар? — начал Галимджан, когда они остались одни и чай был разлит по чашкам. — Выпей чайку для бодрости. Небось вела целый день уроки, в горле пересохло.

— Я привычная, Галимджан-абы. Главное — работой довольна. А что касается «как живу», хвалиться нечем. Живу довольно однообразно.

— Удовлетворенность работой, пожалуй, самое главное, Гаухар, — задумчиво проговорил Галимджан.

— Я и сама так думаю. А то ведь бывают минуты — и загрустишь, и потоскуешь. Причины к этому есть, сами знаете. Ну, на коллектив сетовать не могу, все приветливы. Правда, первое время не очень жаловали, — должно быть, присматривались, что представляет из себя новенькая. Такова уж судьба каждого нового работника.

— А с квартирой как? Бибинур говорила, что ты устроилась.

— Терпимо. Конечно, не хоромы. Но тут главное от хозяйки зависит. А хозяйка у меня, тетушка Забира, замечательная женщина. Спасибо Бибинур-апа, это она подыскала мне такую квартиру.

Потом Гаухар сама перешла к расспросам. Ей многое хотелось знать. И прежде всего — о своем классе.

Тут Галимджан мало чем мог быть полезен. Он всего несколько раз случайно встречался с Шарифом Гильмановичем на улице, да Рахима однажды видела его на учительском совещании. Тот говорил, что ученики третьего «А» скучают по своей учительнице, вспоминают ее добрым словом.

— А кого взяли учительницей в мой класс? — нетерпеливо опросила Гаухар.

— Совсем молоденькую. Говорят, недавно окончила педучилище.

О своей семье Галимджан говорил более охотно, но мало что сообщил нового. Обе девочки неплохо учатся, пустяками, слава богу, не увлекаются. Как здоровье Рахимы? Что тут можно сказать? Больше от погоды зависит здоровье. Все же Рахима не хочет отказываться от преподавания. Она говорит: «Если брошу работать, совсем развалюсь. Меня работа как костылями поддерживает». На заводе, где трудится сам Галимджан-абы, дела идут неплохо. План выполняется.

— Исрафил Дидаров все еще главный инженер? — глядя в сторону, спросила Гаухар.

— Пока что он. Правда, заработал выговор. Не хочется говорить об этой неприятной истории.

Галимджан принес из прихожей два чемодана.

— Вот это тебе гостинец от Рахимы и девочек. Не знаю, что они там положили в этот сверток, сама посмотришь.

— Ну, спасибо! Зачем беспокоились?

— Какое тут беспокойство… А это, Гаухар, твоя теплая одежда.

— Моя теплая одежда?! Откуда она появилась? Я ведь у вас ничего не оставляла.

— Без меня заезжал на машине Джагфар, оставил этот чемодан, просил передать тебе. Когда я узнал, что ты ничего не взяла из теплой одежды, признаться, ахнул. Вот наступит зима — в чем ты выйдешь?

— Все же ничего не надо было брать от Джагфара, — глухо проговорила Гаухар.

— Послушай, кого ты хочешь удивить этим и что собираешься доказать? — готовый рассердиться, ответил Галимджан, — И по совести, и по закону эта одежда твоя. Ну куда было девать ее? Уж если Джагфар сам привез, значит, даже он понял, что оставлять одежду у себя равносильно воровству.

Гаухар долго молчала. У нее вздрагивали губы, и в горле как бы застрял глоток воздуха. Ей хотелось вздохнут поглубже, но это не сразу удалось. Все же она справилась с собой.

— А как живет Джагфар? Здоров?..

И этот вопрос, и сдавленный голос Гаухар многое сказали Галимджану. Ясно — сердце у нее и сейчас не охладело к Джагфару, она даже готова простить его! Галимджан прожил немалую жизнь, многое видел на свете, достаточно и сам испытал. И все же он поразился. Придет ли конец долготерпению и вере женщины в человека, хотя бы и непорядочного, если, у нее хоть сколько-нибудь прежнего чувства осталось к этому человеку? В дальнейшем разговоре с Гаухар надо быть очень осторожным. Галимджан понял, насколько это важно для того, чтобы она поскорее обрела душевную твердость и спокойствие.

Он коротко, почти безразличным тоном, ответил на ее вопрос;

— Я давно не видел его, Гаухар, и решительно ничего не могу сообщить о нем.

— Разве он не приходит к вам на завод?

— Партучеба в этом году у нас еще не началась. И потом вряд ли в программе будут лекции по политэкономии.

— Он не женился? — Гаухар вздрогнула, словно сама испугалась своего вопроса.

— Не слышал… — помолчав, ответил Галимджан. Потом добавил: — Если бы это случилось, я, наверное, услышал бы.

Гаухар низко опустила голову, кажется, увидела, что Галимджан после своего ответа покраснел от смущения. Чужую тайну вообще трудно хранить, и вдвойне трудно было Галимджану, не привыкшему изворачиваться. Но что поделаешь, иногда жизнь требует от нас невозможного, и мы свершаем это невозможное из желания уберечь человека от беды. Если бы Бибинур была здесь, она, вероятно, взяла бы на себя это трудное объяснение. Но и тогда Галимджан должен был бы заранее обо всем договориться со своей сестрой. Он не позаботился об этом вовремя — вот теперь сам и расхлебывай…