Зеленый фронт

Пять пар глаз внимательно следили за Сталиным, который неожиданно для всех встал со стула и начал медленно прохаживаться вдоль небольшого стола.

– Вы продолжайте, - негромко проговорил он.
– Мы все внимательно слушаем.

– Целыми деревнями, Иосиф Виссарионович, целыми деревнями они начинают поклоняться всяким деревянным идолам. В лесах уже настоящие капища вырублены, - на последнем он сделал явное ударение, по-видимому считая, этот факт одним из самых важных аргументов.
– Это по-настоящему беспокоит нас...

– Очень странные вещи вы рассказываете,...
– негромко проговорил Сталин, хмыкая в усы.

– Прямо невероятные.

Вдруг, в разговор вступил экзарх Украины Киевский и Галицкий митрополит Николай, который до этого ограничивался лишь одобрительным киванием головой. Высокий сильно худой старик в темной сутане, сидевший по правую руку от митрополита Сергия, заговорил скрипучим и звенящим от еле сдерживаемой злости голосом:

– Это же настоящая ересь! Эти люди отринули истинного бога и вверили свои души дьяволу!
– небольшая тщательно расчесанная борода стояла торчком на его выдвинутом вперед подбородке.
– Они начали поклоняться деревяшкам, приносить жертвы зерном и продуктами, а что будет дальше? Видит Бог, видит Бог они преступят черту и на алтарь врага человеческого лягут живые люди!
– рука с сжатым в ярости костлявым кулаком взлетела на его головой.

– Это заблудшие души, брат... всего лишь заблудшие души, - митрополит Сергий осторожно схватил за плечо разбушевавшегося соседа.
– Мы не должны осуждать их. Не по своей воле они отринули свет господа...

– Не судите, да судимы будете, - в этот момент громко проговорил Сталин избитую фразу, которая в этот момент приобрела зловещий смысл.
– Мы понимаем вашу озабоченность складывающимся на временно оккупированных районах Советского Союза положением, - трое иерархов с напряжением вслушивались в произносимые им слова.
– Более того, мы считаем, что в тот момент, когда советский народ прилагая нечеловеческие усилия борется с немецко-фашистскими захватчиками, церковь должна оставаться монолитной и единой.

По мере того, как он произносил свою речь лица священнослужителей начали светлеть.

– Надо ли это понимать, Иосиф Виссарионович, что языческие секты на территории Советского Союза будут запрещены?
– спросил митрополит Николай, с трудом сдерживая ликование.
– Все без исключения?

В кабинете вдруг повисла тишина — Сталин сделал паузу, давая понять, что сложившаяся ситуация далеко не такая однозначная, как представляется.

– Все религиозные течение и верования, без исключения, которые нарушают права советских граждан, подлежат запрету!
– наконец, произнес он.
– Я надеюсь ответил на ваш вопрос?!

88

22 июня 1941 г. Западная Белоруссия.

Долгий июньский день подходил к концу. Солнце уже почти село, лишь его узкий кончик выглядывал из-за кромки леса. Медленно спадала жара, уступая место вечерней прохладе.

– Иди, дуреха, - несильный толчок в спину и невысокая девчушка вышла из толпы и, со страхом смотря вперед, медленно побрела в сторону могучего дуба.
– Иди, иди! Чего встала?

Зеленая листва, огромной пушистой шапкой закрывшей дуб, еле слышно шелестела.

– Отец!
– вслед за девочкой, продолжавшей медленно перебирать ноги, из толпы вышел седой как лунь старик.
– Отец, услышь нас!
– лопатообразные ладони, привыкшие к тяжелому крестьянскому труду, застыли около груди.

– Услышь нас, Отец!
– увидев, что девочка почти добралась до кряжистого великана, старик сделал неуловимое движение рукой.

… Тоненькая в царапинах ручка осторожно коснулась узловатой коры. Едва дотронувшись, пальчики сразу же отпрянули, а она удивленно вскрикнула. Небесного цвета глазки с надеждой посмотрели вверх — туда, где еле слышно шелестели листья.

– Отец!
– продолжая звать, старик с напряжением следил за девичье фигуркой.
– Твои дети зовут тебя, Отец! Услышь нас!

Вдруг, раздался резкий хлопок, напоминавший звук от удара кнутом. Звонкий, смачный! Прямо от дуба зазмеились трещины!

– Отец!
– ноги старика подогнулись сами собой и тщедушное тело упало на колени.
– Отец, услышал нас!
– он не скрывал своих слез.
– Что встали, как бараны?
– вдруг закричал он, увидев застывших сзади него односельчан.
– Тащите носилки! Скорее, скорее...

Толпа сразу же развалилась на части. Одни несли какие-то бугристые мешки, вторые тянули упиравшегося всеми своими копытами хряка, а третьи — четверо подростков тащили носилки. На сделанных из свежеошкуренных оглоблей завернутые в трепье лежали два стонущих тела.

– К милости твоей взываем, Отец!
– старика, поддерживаемого с двух сторон за руки, принесли к дубу.
– Помоги мальцам нашим!?
– стоны за его спиной усилились.
– На минах подорвались..., - шептал он, гладя узловатыми пальцами наросты на коре.
– Помоги, Христом Богом молю, помоги... Ой!

Прямо под ним начала медленно проседать земля. Крупные бурого цвета корни выступили наружу.

– Авдея, давай сначала, - показал старик на ближайшие к нему носилки, , где громко стонал беловолосый парнишка.
– Сюды клади его, сюды... Вот...

Переломанное тело в окровавленных тряпках осторожно уложили в неглубокую яму под нависшими корнями и осторожно присыпали землей, оставляя на поверхности бледное лицо.

– Степку сюды, - второй закусил от сильной боли губу и тихо мычал.
– мягчее, ироды, мякчее...

…. В село люди возвращались уже в полной темноте. Десятки сапог, лаптей и босых ног глухо выстукивали по пыльной дороге.

– Диду, а диду, - рядом со стариком шла стайка местных мальчишек.
– Расскажи, расскажи.

Старик кряхтел, но держался. В темноте было не видно, как он что-то тихо шептал.

– Диду, кази!
– снова дернула его за рукав какая-то кроха.
– Кази про боженьку! Кази! Диду, кази про боженьку!

Тот тяжело вздохнул и, погладив по голове прильнувшего к нему карапуза, проговорил:

– Ладно, шалопаи, ладно... Только чур не сопеть! Хорошо, пуговка?!
– маленькая лохматая головка быстро закивала.
– Смотри тогда у меня...

Они чуть отстали от остальных. Мальчишки и девчонки обступили старика со всех сторон, просительно вглядываясь в него своими блестящими глазками.

– Э..., - сначала прошептал и сразу чуть громче продолжил.
– Благодать нас великая посетила, - он осторожно огладил окладистую бороду.
– Не ждали мы и не гадали про такую милость божью...