Зеркала и галактики

Ближайшая почта находилась у въезда в город. Мишель вдруг захотелось укатить к сопкам, побродить среди кедров. Удивительно: она живет так близко к лесу, но давно уже там не бывала. Однако она выбросила блажь из головы и приехала-таки на почту.

Отправила посылочку – и призадумалась. Не лучше ли все же пересидеть у Леони? Звонить Тони она сможет и оттуда… Мишель очнулась, ощутив на себе чей-то взгляд. Сердце екнуло, но испугаться она не успела: сообразила, что в зале люди, да и глядящий на нее человек – не тот белокурый маньяк. Незнакомец был до странности похож на нее саму, черноволосый и зеленоглазый. Ах, он же версан!

Мужчина подошел, держа в руке большой красивый конверт.

– Здравствуйте, – заговорил он. – Меня зовут Майк Эри. Моя жена выиграла путевку на двоих, но мы не сможем поехать. Я подумал, у вас, наверное, найдется, с кем… Возьмите, пожалуйста. – Он сунул конверт Мишель в руки, развернулся и зашагал к выходу.

Растерявшись, она не успела отказаться, хотела его догнать – но Майк Эри исчез за дверью.

Она не знала, что и думать. Заглянула в конверт, вытащила незаполненный бланк путевки и рекламный проспект, изучила. Путешествие на Изабеллу: «всю жизнь будете вспоминать со счастливой улыбкой». Разве делают такие подарки незнакомым женщинам?

А ну как ловушка? Ее хочет куда-то заманить жуткий блондин? Однако она вспомнила, какая горечь звучала в голосе Майка; пожалуй, он сказал правду и что-то случилось с его женой. Мишель еще раз осмотрела конверт. «Лучистый Талисман». Никогда не слыхала. Ну что ж, она разузнает. Быть может, у нее и впрямь найдется, с кем отправиться на Изабеллу.

А пока она заехала к той самой подруге, чей муж сосватал ей жиголо. Роман был на работе, и маявшаяся дома Света расцвела от радости.

– Ой, Мишелька! Собственной персоной! Хоть бы предупредила, нежданная – мне ж и угощать-то нечем. И вообще затаилась, ни слуху ни духу…

Света суетилась, выставляя на стол всякую снедь – то самое, чем, по ее словам, «угощать было нечем» – но о жиголо не заикалась. Мишель сочла, что Роман пожалел о неумной выходке и не признался жене. Ну и чудно: не придется врать либо пускаться в долгие объяснения.

Наслушавшись Светкиных новостей и сплетен, она отправилась домой. А глазенки-то у подружки загорелись, когда услышала про Изабеллу. Мишель засмеялась. Она не открыла Светке, с кем собирается в путешествие. Да и выйдет ли, как задумано?

«Соната» прокатилась по подъездной аллее, обсаженной декоративными кустами, и подъехала к дому. Мишель ахнула. Уткнувшись в кусты, на площадке стоял черный с радужным отливом «адъютант».

Глава 5

Мишель подбежала, заглянула в салон. Никого.

– Тони, – позвала она негромко, надеясь и одновременно боясь, что ее услышат. – Тони!

Он появился из-за угла дома. Сделал несколько шагов – медленных, как будто неохотных – и остановился.

Почему он явился сейчас, ведь до конца его рабочего дня еще далеко? Почему стоит с таким мрачным, темным лицом? Что он задумал? Мишель настороженно приблизилась.

– Вы давно здесь?

– Пару минут. – Его серые, настоящие, глаза впились ей в лицо. – Со мной разорвали контракт.

– Какой?

– Краткосрочный. На месяц праздников. По вашей милости. – Он говорил отрывисто, жестко, без намека на благодарность.

Мишель робко улыбнулась.

– Но это же хорошо?

– Вы знаете, сколько я потерял в деньгах? Поймите: это моя работа, и другой у меня нет.

– Чудная работенка – подставлять спину под плетку! И вообще вы лжете: нет у вас преступного прошлого, и деньги вам не нужны.

Тони с досадой поморщился.

– Мои дела вас не касаются. Вас уже дважды напугали; оставьте меня, пока не вышло хуже.

– Не оставлю. Вы обещали курс занятий – извольте предоставить. А я оплачу.

– Ваша милостыня мне не нужна.

– Почему милостыня? Я с лучшими чувствами…

– С какими еще чувствами?! – вскипел Тони. – Любить меня вы не можете, а подаяние я не возьму!

У Мишель земля ушла из-под ног; знакомо понесло вниз по ледяному склону.

– С чего вы взяли, будто я не могу вас любить? – услышала она свой голос. – Очень даже могу.

Она смолкла. Опомнилась. Испугалась. Она ничего такого не сказала, не солгала. Не говорила прямо: «Тони, я вас люблю». Однако глаза у него просияли, с лица будто упала маска – и вот он стоит потрясенный, истерзанный, но… счастливый. В одно мгновение поверивший в то, что минуту назад казалось невозможным.

– Мишель! – Тони сгреб ее в объятия и притиснул к груди. Мишель охнула, и он ослабил хватку. – Счастье мое… Родная моя, чудесная, волшебная моя сказка…

Она смятенно молчала. Что она натворила?! Да, она жалела Тони, боялась за него, желала ему добра – но любить его? Полюбить жиголо? Которого видела на тех омерзительных снимках?

– Чудо мое… любимая моя, желанная… – Тони целовал ее в висок, в ухо, в шею, горячее дыхание обжигало кожу.

Мишель прижалась лицом к его плечу, чтобы он не добрался до губ. Зачем? Ну зачем она его обманула?!

И почему он сразу поверил? Хоть бы спросил недоверчиво: «Это правда?» – и она бы сказала… Что? «Пошел-ка, милый, вон?» Или «Давайте останемся друзьями»? Или… А может, она и впрямь его любит? Жалость, сочувствие, нежность, страх за человека – это слагаемые любви. Пусть не все, но со временем могут прибавиться остальные.

– О чем молчишь? – Тони запустил пальцы в черный шелк ее волос, положил руку на затылок.

– О тебе.

– Счастье мое. – Он прижался щекой к ее виску. – Если б не ты… не знаю, что б со мной было. Ты меня сразила наповал в самый первый вечер – влюбился, как не знаю кто. Сходу. А ты – то тридцать заказов подряд, то вздумала уложить в свою постель. Я тогда чуть не умер. – По голосу было слышно, что Тони улыбается. – А потом раскричалась и прогнала. Думала, я испугался за себя – а я за тебя боялся. Милая моя… Без тебя я бы просто не выжил.

Мишель погладила его по плечу. Она не ошиблась; все сделала правильно. Но почему же на душе скребут такие большие черные кошки?

Тони отстранил ее, заглянул в лицо, и в его лихорадочно блестевших глазах Мишель прочитала вопрос, на который – к ее ужасу – он сам знал ответ. Все же он нагнулся к ней, медленно, до последнего мгновения не отводя взгляд от ее жалко дрогнувшего лица, нашел губами ее невольно сжавшиеся, отвердевшие губы – и выпрямился. Отвернулся, сделал несколько шагов по траве. Стал, сунув руки в карманы куртки, – высокий, прямой, как натянутая струна.