Зеркало королевы Мирабель

Мартин подписал своим мелким аккуратным почерком возле стилизованного изображения замка «Фрэйни» и отложил перо.

— Все с ним в порядке. Замок защищают чары твоей матери. Но во всем Озерном крае неспокойно. Туда стекаются оборванцы со всей округи, особенно с тех пор, как Мирабель ввела этот военный налог. Только и говорят, что о новых кровавых завоеваниях. И поют скабрезные песенки об Адмаре-Палаче.

Фламэ не смог сдержать торжествующий улыбки. Старый бард в ответ насупился.

— Неприятно слышать славное имя Адмаров в таком контексте.

— Это всего лишь имя, — безразлично отмахнулся Фламэ. — Скажи лучше, мастер Мартин, ты доверяешь этому ГэльСиньяку?

— Сколько бы ты не открещивался, мой мальчик, — улыбнулся старик, — но ты подозрителен, как и все Адмары. Отвечаю: я доверяю мэтру Ноэлю, как самому себе. Я принимал его у себя неоднократно, с тех пор, как он вынужден был бежать из Империи.

— Вот как?

— Именно так, — кивнул бард. — Я не знаю подробностей. Тем не менее, я верю ему. Мэтр Ноэль — исключительно порядочный человек. Полагаю, его убеждения даже доставляют ему и госпоже Фриде неудобства.

— И что ему до мора? — спросил Фламэ. Подозрения, и в самом деле, увы, характерная черта для Адмаров, не покинули его.

— Это не мое дело, — отрезал бард. — Шел бы ты спать. А мне нужно закончить карту к утру. Иначе вы пойдете по болотам вслепую.

Он развернулся и вновь взялся за перо. Фламэ некоторое время смотрел ему в спину. Мастер Мартин был единственным человеком, умеющим выражать свое раздражение затылком. Вздохнув, Фламэ вернулся в переднюю комнату и устроился на лавке, завернувшись в плащ. Прежнее платье, чуть менее прежняя жизнь.

— Не стоит тревожиться, — тихо пробормотал с соседней лавки Синьяк. — В любом случае все обойдется.

— Меня окружают одни гадалки? — проворчал Фламэ.

ГэльСиньяк негромко хмыкнул.

— Моя вера учит, что терпение вознаграждается. С другой стороны, вера моей жены учит, что надо бороться. Так обратимся же к народной мудрости, мессир Адмар: утро вечера мудренее.

Хмыкнув, Фламэ повернулся к огню и стал смотреть на пляшущее по поленьям пламя. В самом деле, его окружали одни болтуны и гадалки.

Глава двенадцатая

Гнусная калладская погода поутру полностью оправдала свою репутацию: поднялся ветер, сильный и холодный, который лупил по стенам маленького дома и заставлял плясать пламя в очаге и гудеть трубу.

— О, теперь это надолго, — мрачно сообщила Джинджер, изучив, как качаются ветви ольхи за окном.

Фламэ сомневался в правдивости ее гадания, в конце концов, что толку предсказывать ветер, коли он уже дует? Однако на дворе была поздняя осень, почти уже перешедшая в зиму, а в Озерном Краю это всегда было время ненастья. Музыкант серьезно сомневался, что сегодня им удастся добраться до Фрейни. Ночевать на болотах было небезопасно в любую погоду, да и слухи о разбойниках его серьезно тревожили. Маленький отряд, в котором было три женщины, пускай две из них и ведьмы, и ученый из имперцев едва ли сумел бы дать отпор грабителям. Взять с них, конечно, было нечего, но даже подбитые мехом плащи могли привлечь голытьбу, укрывшуюся среди непроходимых болот.

Размышления Фламэ прервало появление леди Беатрисы. Опираясь на руку брата, она вошла в комнату. Румянец вернулся на щеки девушки, глаза блестели, снадобье госпожи Фриды явно пошло на пользу. Следом за девушкой, слегка прихрамывая, появилась и сама ведьма. При свете дня ее внешность не производила такого ошеломляющего впечатления, к тому же Фрида весьма прозаично закусив шпильки, сооружала из своих длинных, густых и тяжелых волос прическу. Это будничное занятие приближало ее ко всем прочим женщинам и делало чуть более обыкновенной.

— Ну и погода, — проворчала ведьма, воткнув последнюю шпильку, черную, как и вся ее одежда. — Госпожа Элиза, сколько это может продолжаться?

— Дня три, — пожала плечами Джинджер, продолжающая смотреть в окно. — Может и больше. Есть некоторые предзнаменования, что ветер утихнет и пойдет снег, но… Нет, это будет не раньше чем послезавтра.

Затем она отвернулась от окна, взялась за кружку с травяным отваром и больше не сказала ни слова. Со вчерашнего вечера ведьмочка явно была не в духе. Фламэ сел рядом, то и дело косясь на нее. Остальные члены маленького отряда заняли места за столом, а старый бард, как и накануне — во главе. Завтрак начался в молчании, которое первым нарушил Бенжамин. Молодой лорд никак не мог сдержать язык за зубами и возмущенно проворчал:

— Не можем же мы столько ждать!

— Не можете, конечно, — спокойно ответил старый Мартин. — Я отметил на картах безопасные тропы. Двигайтесь только по дорогам, которые я отметил, и не сворачивайте с них, чтобы не попасть в беду. Те, что проведены красными чернилами — самые короткие. Воспользовавшись любой из них, вы окажетесь возле Фрейни к концу дня. Если, конечно, гати не разрушены, или же там не устроены разбойничьи засады.

— Какой прок, — удивился ГэльСиньяк, — устраивать засады на заброшенных дорогах в таком диком необжитом краю?

Старый бард довольно хихикнул:

— Земля слухами полнится: мол-де в Озерных замках клады зарыты чуть ли не в каждом подвале. Вот и повадились всякие благородные рыцари их искать. Уж не знаю, верит ли в эти басни местная голытьба, но и без того легко обогащается. Вы при оружии?

Бенжамин, Филипп и Фламэ кивнули. Последний мрачно посмотрел на свою перевязанную руку и задумался, есть ли у старика арбалет. С ним увечному музыканту справиться куда проще, чем с тяжелым мечом, который сейчас служил скорее украшением, чем реальным подспорьем.

— Мэтр? — Мартин повернулся к ГэльСиньяку.

Ноэль пожал плечами.

— Я понадеюсь на волю Божью, друг мой.

Фламэ фыркнул. ГэльСиньяк приподнял бровь, потом тяжело вздохнул и вытащил из-за пазухи несколько коротких и остро заточенных ножей. Затем продемонстрировал короткий меч, вроде тех, что носят горожане: не слишком опасный на вид, но смертоносный в умелых руках.

— У моей госпожи есть арбалет. Поверьте, любезный Мартин, мы можем постоять за себя. Надеюсь, на этом обсуждение закончено?

Фламэ не вполне был в том уверен, но вмешиваться не стал. Ему самому хотелось поскорее покинуть хижину старого барда и отправиться на болота. Действуя, он чувствовал себя куда увереннее. Музыкант поморщился. Эта деятельность была также фамильной чертой Адмаров: никто из них не мог усидеть на месте. Причиной для бесконечной череды великих подвигов, прославивших род, были не храбрость и благородство, а полнейшее неумение посидеть спокойно хотя бы месяц.

* * *

Покончив с завтраком, начали готовиться к отъезду. Вывели лошадей, которые провели ночь под низким навесом, где поленница защищала их от холода и ветра. Пока мужчины седлали их и закрепляли переметные сумы, женщины собирались в дорогу, раскладывая по своим кошелям травы. Они не разговаривали. Беатриса, пускай и пришла в себя, была встревожена и напугана, Фриде, похоже, болтливость вообще не была свойственна. Джинджер же все еще злилась на Адмара, на себя, на весь мир в целом. Еще ее ужасно раздражал старый колдун, неподвижно сидящий на лавке. Перед ним лежали карты — оригинал и две нарисованные за ночь копии, и он старательно сличал их. Казалось, старик был погружен в это занятие, склонился так низко, что кончик крючковатого носа касался бумаги, но то и дело Джинджер ощущала на себе его взгляд. Когда, покончив со всеми делами, Фрида вышла и забрала с собой Беатрису, старик вдруг поднялся и подошел к Джинджер.