Железная хватка графа Соколова

Фельдшер задрожал всем телом, но не проронил ни звука. Он двигался прямо на Соколова, не спуская с него страшного магнетического взора. Убийца судорожно сжимал шприц с остатком страшного яда.

Близилась смертельная развязка.

Поединок

Соколов с интересом наблюдал за приближающимся врагом. Он соображал: «Что сей змей предпримет? Начнет стрелять? Кажется, нет, иначе он не таращился бы на меня как недужный базедовой болезнью. Но в правой руке что-то сжимает. Нож? Это не страшно, справлюсь. Однако почему старик Гусаков валяется на полу? Зарезал шахматист?

А крови не видно...»

Все эти мысли роем пронеслись в голове. Тем временем расстояние между врагами сократилось до полутора шагов. Соколов рявкнул:

— Р-руки вер-рх!

Но злодей двинулся вперед и вдруг со страшной силой взмахнул рукой — снизу вверх, норовя пронзить смертоносным шприцем Соколова. Тот на краткое мгновение опередил убийцу, перехватив кисть и выкрутив ее.

Злодей застонал от боли и повалился на пол, изворачиваясь всем телом и норовя воткнуть в Соколова шприц. Сыщик, однако, держал его руку железной хваткой.

В этот момент выскочили из своей засады полицейские. Соколов произнес:

— Спокойно, враг повержен. — С любопытством взглянул на «шахматиста-депутата»: — Как тебе, позор рода человеческого, удалось остаться живым после взрыва бомбы?

— Вы, граф, не станете меня убивать, если скажу всю правду?

— Говори, не торгуйся!

— Когда на железнодорожной насыпи рванула бомба, меня отбросило взрывной волной в реку, она ведь рядом текла. По течению меня вынесло под мост. В то время вы искали меня с другой стороны насыпи. Но то, что я остался жив, я отношу к чуду.

— Кто приказал убить меня?

— Савинков назвал вас, граф, врагом партии эсеров. И своим лично. От имени партии он приговорил вас к смерти.

— Я тебя узнал: это ты влез в окно Мясницкой больницы, чтобы убить меня!

— Д-да... — с запинкой молвил злодей.

— Ты пришел сюда, чтобы спасти Бренера? Где сообщники?

Злодей малость посопел и, глядя снизу вверх на Соколова, признался:

— Первая задача — физически устранить вас. Что касается Бренера, то я решил, что устроить его побег слишком рискованно... Проще — ликвидировать. Способ — гуманный, безболезненный. Я сделал ему смертельный укол. Он теперь мертв.

Соколов рассмеялся:

— Он уже давно мертв. Ты яд влил... в тело покойника.

— Ох, как вы меня провели, как ловко надули, — завыл, задергался злодей. Из его затекшей руки выкатился на пол шприц с остатком яда.

— По каким адресам в Саратове находятся террористы?

— Этого не знаю! Мне назвали лишь одну явку — Бренера.

Соколов с ненавистью посмотрел в лицо поверженного врага:

— Ты зачем убил старика Гусакова?

В ответ — молчание. И вдруг злодей, словно змея, выскользнул из тисков Соколова, схватил валявшийся на полу шприц и попытался вонзить его в ногу сыщика. Но сыщик изловчился, ударил по руке врага, да так, что смертельный укол пришелся точно в грудь злодея. Тот вскрикнул, дико вытаращил глаза. Минуты три он бился в страшной судороге, заводя глаза, изрыгая изо рта кровавую пену. Наконец, убийца-революционер затих — навсегда.

Дьяков азартно переживал поединок. Он радостно взглянул на скорчившегося злодея, хлопнул ладошами:

— Жираф, сволоки эту мертвечину в университетский морг! Но прежде тщательно обыщи. А нам пора в «Метрополь» — выпить и закусить натура требует.

ТРЕВОГА

Полковнику

милиции Виктору Ильченко

Злодей лежал на дощатом полу больничного коридора, широко разинув рот, из которого продолжала пузыриться розоватая пена. Глаза его были безумно расширены, таращились куда-то в потолок, и весь облик отражал ужас мучительной смерти.

Алиби

Все смертельно устали. Тюремный доктор Субботин заканючил:

— Какой резон трупы нынче в морг тащить? Закроем в палате, а утром отвезем. Не сбегут, чай!

— Не серди меня, — Соколов резанул таким взглядом, что доктор аж побледнел. — А то самого замкну в прозекторской — на большой висячий замок.

Жираф весело хихикнул, копаясь в сюртуке убитого:

— Вот ключ, на бирке надпись: «Гостиница “Европа”». И номер апартаментов — семнадцать. Ой, а это что за чепуха?

Соколов принял шесть фотографий размера «миньон». Всмотрелся в них, с некоторым изумлением округлил глаза и без слов убрал в брючный карман. Потом взял под локоть начальника саратовской охранки Рогожина, отвел в сторону:

— Держи ключ, поезжай на Немецкую улицу, тайком проникнешь в апартаменты Шахматиста. Нам лишний шум не нужен. Обыщи тщательней, загляни во все щели. Революционной шпаны ты развел у себя прорву! Иди сам расхлебывай.

— Литерное мероприятие «номер один»? Как же я утаю обыск? — удивился Рогожин. — Коридорный обязательно заметит, постояльцы...

— Впервой, что ль! И подумай: почему Шахматист не сдал ключ? Да потому, что выскользнул тайком. Ему алиби было нужно. Если бы после убийства Бренера, которое он замыслил, его кто опознал, он заявил бы: «Как же так, я весь вечер из своих комнат не выходил!» И прислуга это подтвердила бы. Он, возможно, в окно вылез. А ты влезь в него, теперь час поздний, никто не заметит.

— А если окно на втором или третьем этаже?

— На нижнем! В гостиницах первая цифра всегда обозначает этаж.

— А если там кто есть?

Соколов вмиг рассвирепел.

— В любви объяснись! — Малость остыл, добавил: — Возьми с собой Дьякова — он мужик здоровый, троих скрутит.

Вернулся к сослуживцам, ободряюще сказал:

— За два часа управитесь? К половине двенадцатого ночи подтягивайтесь к ресторану «Метрополь». Помянем славного старика Гусакова. А теперь все отправляйтесь на задание. — Подхватив под локоть Сахарова, увлек на улицу.

Под звездным небом

Кох остановил какую-то телегу, заставил возчика вывалить возле больничной ограды копну сена. Больничные санитары положили в телегу трупы Гусакова, Бренера и Шахматиста, накрыли их рогожей. Возчик — молодой глуповатый мужичок, насмерть перепуганный видом мертвецов, — торопливо погнал лошадей.

Кох разместился рядом на передке, а доктор Субботин побрезговал, торопливо зашагал за телегой.

На лихаче промчались на Немецкую улицу Рогожин и Дьяков.

...Провинциальный Саратов отходил ко сну. Домишки редко где светились окнами. Во дворах блеяли овцы, протяжно и сонно мычали коровы. Кто-то в конце улицы заиграл было на гармони, но тут же замолк. Наступила сладкая тишина. Пахло осенней прелостью, в воздухе был разлит теплый сумрак, в небе загадочно и страшно своей беспредельностью светилась белизна от несметных мелких звезд.