Железная маска (сборник)

Лавка парфюмера уже второй день была заперта, и соседи, привыкшие ежедневно видеть Годольфина, а нередко и Паолу, удивлялись, что не видят ни его, ни ее. Накануне видели Рене бледного, хмурого, смотревшего в обе стороны моста. Сегодня же не было никого…

– Верно, Рене надоело держать лавку, – сказала хорошенькая купчиха. – Ведь он входит в Лувр, как в свой дом.

– Бьюсь об заклад, – сказал суконщик, – что с ним случилось несчастье.

– Что же с ним может случиться?

– Вчера вечером, я видел на углу улицы Урс целую толпу и слышал, как произносили имя Рене.

– Что же это доказывает?

– Один мещанин сказал: «На этот раз король накажет его…»

– Вот оно что! – заметила купчиха.

Рассказчик продолжал:

– Я подошел, чтобы послушать, но мещанин сказал: «Молчите! К нам подходит башмачник с моста Святого Михаила. Тс!..» Я торопился и потому пошел дальше.

– Однако странно, что не видно Годольфина! – повторила купчиха.

– И прекрасной Паолы, которая задирает нос перед нами…

Подошел еще купец.

– Лавка заперта!.. Теперь я вижу, что меня не обманули…

– Что же такое тебе сказали?

Все с любопытством обернулись к вновь прибывшему.

– У меня есть двоюродный брат – солдат. Он ландскнехт, потому что он немец, как и я. Только что я встретил его, и он рассказал, что с тремя товарищами получил приказ арестовать Рене.

– О-о! – раздалось со всех сторон.

– Так как мой брат был навеселе, я подумал, что он шутит, тем более что он говорил о герцоге де Крильоне…

– Разве герцог тоже арестован?

– Нет, напротив, это он арестовал Рене.

– За что?

– Говорят, Рене убил купца на улице Урс.

– Это верно! – вскричал башмачник. – Верно…

Паола, дрожа всем телом, прислушивалась к тому, что рассказывали о ее отце, как вдруг услышала топот копыт. Купцы, столпившиеся на мосту, увидели носилки, по сторонам которых шагом ехали два всадника. Оба были в масках; их богатая одежда и прекрасные лошади свидетельствовали о том, что они люди знатные.

Шествие остановилось, к великому удивлению зевак, перед лавкой Рене-флорентийца.

Толпа расступилась, один из всадников слез с лошади и постучал в дверь рукояткой шпаги.

– Кто там? – раздался голос Паолы.

– Я… Отворите, – сказал всадник.

Зеваки увидели, как дверь приоткрыли и всадник проскользнул в лавку.

– Прочь! Бездельники! – прикрикнул другой всадник. – Какое вам дело до того, что происходит здесь?

Испуганные купцы отошли, но не спускали глаз с носилок. Немного погодя они увидели, как дверь лавки отворилась и дворянин в маске вышел оттуда под руку с женщиной. Она тоже была в маске, но все узнали ее – это была Паола.

Всадник помог ей сесть в носилки, вспрыгнул в седло и поехал с левой стороны носилок; товарищ его ехал справа, и весь поезд направился к мосту Менял, а оттуда поехал по правому берегу Сены.

Купцы опять сошлись в кучу.

– Вот птичка и улетела! – сказала купчиха.

– Этим должно было закончиться. Красивой девушке нужен красивый мужчина, – заметил эльзасец.

– Рене в тюрьме; значит, все к лучшему.

Но удивлению купцов не не было предела, когда через несколько минут после отъезда Паолы со стороны улицы Барильери показались другие носилки; в них находилась Екатерина Медичи.

Королева-мать не хотела, чтобы ее узнали, и носилки у нее были самые простые. Купцы не подозревали, что дама, вышедшая из носилок и постучавшая в дверь лавки, – сама Екатерина Медичи, мать короля. Королева постучала, но ответа не последовало. Она постучала сильнее. По-прежнему все было тихо.

Екатерина подошла к зевакам.

– Извините, друзья мои, – обратилась она к ним. – Кажется, это лавка парфюмера Рене?

– Да, сударыня.

– Его нет дома?

– Говорят, он в тюрьме, – сказала хорошенькая купчиха.

– А его дочь?..

– Ах, вы опоздали, сударыня! – ответила купчиха.

– То есть?

– Четверть часа назад два господина увезли красавицу Паолу.

Екатерина подавила крик ужаса; она вспомнила о беспокойстве Рене, о том, что он рассказал ей.

«Не права ли флорентийская цыганка и не обречен ли уже на смерть мой дорогой Рене?» – подумала суеверная итальянка.

Предсказание, по-видимому, должно было скоро исполниться.

IX

Носилки, в которых ехала Паола, доехали до квартала Святого Павла и затем до ворот Святого Антония.

– Шутка сыграна, – сказал всадник, ехавший по левую сторону носилок. – Вылезайте, дорогая Паола. Если даже и пойдут по следам носилок, все равно ничего не узнают.

Паола вышла, а всадник нагнулся к ней, схватил ее за талию, поднял и посадил к себе на лошадь.

В это время другой всадник сказал носильщикам:

– Друзья мои, вы можете вернуться; вы нам больше не нужны.

Он бросил им четыре экю, и носильщики через ворота Святого Мартина вернулись в Париж.

Ноэ и Генрих поскакали во весь опор по направлению к Шарантону мимо монастыря Святого Антония. Но через четверть часа бешеной скачки они повернули назад и поехали по тропинке вдоль городской стены в северном направлении.

Паола все еще сидела в седле Ноэ.

Доехав до Монмартрских ворот, всадники остановились. Генрих спрыгнул с лошади и помог слезть Паоле.

Итальянка, поставив ногу в стремя, вскочила на лошадь Генриха.

– Прощайте, до вечера… – сказал Генрих другу.

Ноэ и Паола поскакали вдоль стены, а Генрих снял маску и вернулся в Париж пешком через Монмартрские ворота. Он шел к Лувру. На берегу Сены около Луврских ворот он догнал носилки, двигавшиеся в одном направлении с ним. Сидевшая в носилках женщина высунула из дверцы голову, и принц узнал Екатерину Медичи.

Генрих поклонился очень низко и посторонился, чтобы пропустить носилки.

Но королева махнула ему платком.

– Господин де Коарасс! – сказала она.

Генрих подошел.

– Вы идете в Лувр? – спросила королева.

– Совершенно верно, ваше величество.

– К королю?

– Ваше величество изволит насмехаться надо мной; я слишком ничтожный дворянин, чтобы иметь право запросто входить в королю. Я иду к де Пибраку, своему двоюродному брату…

Королева внимательно посмотрела на Генриха и нашла, что вид у него самый простодушный и естественный.