Железная маска (сборник)

– В таком случае попрошу вас побыть несколько минут у Пибрака и подождать, пока я пришлю за вами.

– За мной… ваше величество?

– Я только что видела Рене, – сказала королева.

Генрих вздрогнул, но лицо его осталось бесстрастным.

– Рене сказал, что вы обладаете замечательным даром угадывать по звездам.

– Вашему величеству, без сомнения, известно, что я беарнец.

– Да.

– Я долгое время прожил в Пиренеях среди пастухов и цыган, занимающихся некромантией и хиромантией, и они посвятили меня в свою науку…

Генрих говорил с таким убеждением, что произвел сильное впечатление на королеву.

– Но я должен предупредить ваше величество, что, хотя я иногда угадываю, часто и ошибаюсь. Наука эта еще не вполне ясна для меня. Часто я иду ощупью, и достаточно малейшего препятствия, чтобы сбить меня с пути, то есть заставить погрешить против истины.

– Однако вы сказали правду Рене.

– Неужели?

– Да, де Коарасс, идите к Пибраку и ждите, пока я пришлю за вами. Я иду сейчас к принцессе Маргарите, а затем к себе. И хочу посоветоваться с вами, де Коарасс.

И королева отправилась в Лувр.

Генрих встретил Пибрака, осматривавшего пост швейцарцев.

– Пойдемте, – живо сказал ему принц, – проведите меня скорее к себе… это необходимо.

– Пойдемте!

Он провел принца по маленькой лестнице.

– Заприте дверь на задвижку, – сказал Генрих, – и не отпирайте, если постучат.

Он подбежал к шкафу, отворил его и поспешно проскользнул в потайной ход, оставив Пибрака в совершеннейшем изумлении.

Когда принц приложил глаз к отверстию в стене, королевы в покоях принцессы Маргариты не было.

Маргарита была с Нанси.

Прекрасная принцесса, лежа на оттоманке, подбрасывала своей маленькой ножкой красную атласную туфельку и грустно смотрела на камеристку, которая, сидя на скамейке, пришивала банты к платью принцессы.

– Ты думаешь, он любит меня? – спросила Маргарита.

– Я уверена в этом, ваше высочество.

Маргарита вздохнула.

– Господи! Как печально положение принцев… Принцы – рабы, дитя мое. Они не имеют права ни любить, ни быть любимыми, ни плакать, ни радоваться.

– Ваше высочество, вы преувеличиваете…

– Ты думаешь? Если бы я могла располагать собой, то вместо того, чтобы выйти замуж за этого противного принца Наваррского, стала бы простой дворянкой и отдала свою руку…

Нанси улыбнулась.

– В жизни бывают странные предчувствия, – продолжала Маргарита. – Когда я увидела его впервые неделю назад, я почувствовала необъяснимое волнение… и услышала внутренний голос, говоривший: «Этот человек сыграет важную роль в твоей судьбе».

Принц с радостью слушал признания Маргариты, но они были прерваны стуком в дверь. Вошла Екатерина. Она была бледна и взволнована.

Королева сделала знак Нанси, и камеристка немедленно вышла.

Екатерина не любила дочь; в жизни у нее была только одна искренняя, серьезная привязанность – к младшему сыну, герцогу Алансонскому. Но вследствие привычки или, быть может, потребности высказаться она приходила к дочери и поверяла ей свои горести.

Маргарита знала, что королева навестила Рене в тюрьме.

– Ну что, ваше величество? – спросила она.

– Ах! – вздохнула Екатерина. – Это ужасно… его заковали в цепи! Он сидит в сырой тюрьме! Король приказал, чтобы с ним обращались как можно суровее. Однако я надеюсь спасти его, – прошептала королева.

– Неужели! – воскликнула Маргарита.

– Но одно странное обстоятельство сильно расстроило меня.

Екатерина передала рассказ Рене о предсказаниях цыганки и де Коарасса.

Если бы королева была не так сильно взволнована, она заметила бы, как Маргарита сначала покраснела, а потом побледнела.

Принцесса ничего не знала о разговорах, происходивших между Рене и принцем, и его дар ясновидения глубоко поразил ее.

Королева продолжала:

– Я сначала думала, что гасконец – обманщик, но оказалось, что он рассказал Рене такие вещи, которых, кроме него, никто не знал.

– Неужели это правда? – воскликнула расстроенная принцесса.

– Он предсказал так же, как и цыганка, что его дочь станет причиной его смерти…

– Какой вздор!..

– …когда полюбит дворянина. Это предсказание так сильно поразило Рене, что он умолял меня увезти его дочь в Лувр и охранять ее. Но, прежде чем отправиться за Паолой, я заехала к Ренодену, президенту Шатле, который допрашивает преступников. Реноден обязан мне всем, и он обещал приложить все усилия, чтобы спасти Рене.

– Реноден – не парламент, – заметила Маргарита.

– Он обещал найти способ.

– Какой?

– Пока еще не знаю, но он найдет его. Я жду его сегодня в девять часов вечера. Итак, из Шатле, – продолжала королева, – я отправилась к Ренодену и уже от него на мост Святого Михаила.

– И что же?

– Паолу похитили.

Маргарита сделала жест удивления.

– За четверть часа до моего прибытия носилки в сопровождении двух всадников в масках остановились перед лавкой Рене; дверь отворилась, и Паола села в носилки.

– Это странно! – пробормотала Маргарита.

– Тогда у меня явилось новое подозрение; я вспомнила, что у де Коарасса, уверяющего, будто он умеет гадать по звездам, есть товарищ, так же, как и он, двоюродный брат Пибрака, и я подумала: уж не они ли похитили Паолу?

– Не может быть! – воскликнула принцесса, у которой сердце защемило от ревности.

– Если мое предположение верно, то Паола любит одного из них, – продолжала Екатерина, – и обманывает отца… В таком случае легко объяснить мнимый дар этого дворянчика.

– Действительно, – пробормотала Маргарита.

– Но это невероятно, – продолжала королева, не обращая внимания на возрастающее волнение дочери.

– Вы… думаете? – спросила с глубоким вздохом Маргарита.

– Я спросила, по какой дороге направились носилки.

– И последовали за ними?

– Да, до ворот Святого Антония. Там я встретила носильщиков и носилки, но уже пустые. Один из всадников посадил Паолу к себе в седло, и они поскакали по шарантонской дороге. Носильщики сильно устали. Было бы безумием преследовать людей, едущих на свежих лошадях. Я повернула в Лувр.