Железный Ворон 2

Перед самым отъездом я попросил слуг привести Мишку. Мальчик вошёл в гостиную, и я его едва узнал. Вымытый, одетый в простую, но чистую и добротную одежду, он уже не был похож на запуганного зверька. Но в его глазах всё ещё был страх и недоверие к этому роскошному миру.

— Лина, Дамиан, — сказал я. — Знакомьтесь. Это Мишка. Мой… протеже. Он поедет с нами в Академию.

Лина тут же подошла к нему и улыбнулась своей самой тёплой улыбкой.

— Привет, Мишка! Я Лина. Не бойся, мы не кусаемся. Почти.

Мальчик немного расслабился.

Дамиан же просто смерил его своим обычным холодным взглядом.

— Ещё один, — пробормотал он, но в его голосе не было злости. — Воронцов, ты скоро откроешь свой собственный приют для заблудших душ.

Когда карета подъехала к стенам Академии, я чувствовал себя другим человеком. Спокойным. Уверенным. Готовым.

Первым делом я отвёл Мишку в административный корпус. Там меня встретила уже знакомая библиотекарша, которая теперь смотрела на меня с благоговейным ужасом. Я попросил её устроить мальчика, найти ему временную комнату и позаботиться о нём, сославшись на прямое разрешение ректора. Она не посмела возразить.

А затем я пошёл к нему.

Я вошёл в кабинет ректора без стука. Я не хотел давать ему времени на подготовку.

Он сидел за столом и что-то читал. Подняв на меня глаза, он улыбнулся.

— А, Алексей! Вернулись. Я вижу, отдых пошёл вам на пользу. Я был уверен, что вы вернётесь отдохнувшим и… довольным жизнью. Ведь теперь ваш отец вас больше не потревожит.

В его голосе сквозило такое снисходительное пренебрежение, будто я был ребёнком, который получил свою конфету и должен быть счастлив. И моя ярость, которую я так долго сдерживал, начала закипать.

— Ректор, — сказал я, и мой голос был ледяным. — Я вам никогда не нравился, ведь так?

Он удивлённо поднял бровь.

— Что вы такое говорите, Алексей? Наоборот.

— Не «наоборот», — прервал я его. — Вы меня боялись. И, возможно, даже восхищались.

— Восхищался вашим даром, — уточнил он, начиная понимать, к чему я клоню.

— Нет, — я сделал шаг к его столу. — Вы восхищались не даром. Вы восхищались мной. Как идеальным инструментом. Как оружием.

Он нахмурился.

— Алексей, что всё это значит?

Я разрывался от желания выложить ему на стол статуэтку и гримуар. Бросить ему в лицо обвинение. Но Дамиан был прав. Не сейчас. Не так.

— Это значит… — я запнулся, изображая смятение. — Это значит, что я просто… никак не могу прийти в себя от всех этих потрясений.

Я сменил тему.

— Я тут… нашёл одного мальчика. В городе. У него есть дар. Я хотел бы попросить вас взять его на обучение.

Ректор Разумовский смотрел на меня, и в его глазах была смесь недоверия и любопытства.

— Мальчика? С даром? Приведите его ко мне. Я посмотрю.

Я вышел и через несколько минут вернулся, ведя за руку перепуганного Мишку.

Ректор встал и подошёл к нам. Он положил руку на голову мальчика. Закрыл глаза.

— Интересно… — пробормотал он. — Очень интересно. Редкая способность. Идеальная синергия. Он может интегрировать в себя и светлую, и тёмную магию без вреда для себя.

Он убрал руку и посмотрел на меня.

— Да. Мы его берём. Он будет ценным… активом.

И в этот момент я всё понял. Я увидел в его глазах то, чего не видел раньше. Он смотрел на этого маленького, испуганного мальчика не как на ребёнка. А как на ресурс. Как на расходный материал. Точно так же, как он с самого начала смотрел и на меня.

Я был для него не учеником. Не феноменом. Я был лишь самым ценным экспонатом в его коллекции.

Глава 22

Следующие дни превратились в странный, лихорадочный марафон. Я старался. Честно старался быть нормальным студентом, но это было невыносимо. Утром, после завтрака с Линой, который стал для меня единственным островком покоя, я шёл на занятия. Я сидел в гулких аудиториях, уставленных рядами дубовых скамей, пропахших пылью и вековой магией. Я смотрел на преподавателей, на их аккуратные мантии и самоуверенные лица, и пытался слушать, но всё это казалось… ненастоящим. Фальшивым. Декорацией.

На «Истории Родов» пожилой магистр с энтузиазмом рассказывал о великих битвах прошлого, о чести и доблести, а у меня перед глазами стояла картина разгромленной лаборатории, наполненной запахом тлена и отчаяния. На «Древних Рунах» магистр Филонов, который теперь смотрел на меня с благоговейным ужасом, с восторгом показывал мне сложнейшие плетения, а я «видел» их структуру так ясно, так просто, что мне становилось невыносимо скучно. Я мог бы сплести их с закрытыми глазами, просто по наитию, но я сдерживался, изображая прилежного ученика. Я царапал пером по пергаменту, делая вид, что конспектирую, чтобы не вызывать новых слухов. Эта мысль, это знание о ректоре, не давало мне покоя. Оно сидело внутри, как раскалённый гвоздь, отравляя всё. Я был в аду своей собственной головы, в клетке подозрений, и я не знал, как из неё выбраться.

Каждый вечер мы собирались втроём в общей гостиной Башни Магистров. Это стало нашим ритуалом, нашей тихой гаванью посреди бури. Мы зажигали синий огонь в камине, и его спокойное пламя отбрасывало причудливые тени на стены. Мы почти не говорили о расследовании. Лина приносила свои новые «железки», и мы часами могли наблюдать, как она с ювелирной точностью собирает какой-нибудь сложный механизм. Дамиан иногда читал вслух отрывки из древних, мрачных поэм, и его тихий, ровный голос странным образом успокаивал. Эти вечера были единственным, что удерживало меня на плаву. Но они не могли длиться вечно.

В один из таких вечеров, когда напряжение достигло предела, я понял, что больше не могу молчать. Мы сидели за столом, и Лина, взяв в руки ту самую статуэтку из чёрного камня, задумчиво её вертела.

— Странный артефакт, — проговорила она, хмурясь. — Техника… очень древняя. Глубокое зачарование, многослойное. Словно десятки плетений наложены друг на друга, как слои в луковице. Доступ к таким знаниям имеют единицы. Я бы… я бы, наверное, смогла сделать что-то похожее, но здесь… здесь уникальный почерк мастера. — Она подняла на нас глаза. — И этот почерк, эта «подпись» в плетении… я видела её раньше. В книгах из Запретной секции. Так работал один из бывших ректоров Академии, Эразм, прозванный «Ткачом Теней». Но он умер двести лет назад.

Я посмотрел на Дамиана, потом на Лину. Их анализ был важен, но он не приближал нас к главному.

— Я собираюсь следить за ректором, — сказал я тихо. — Постоянно. Через Сеть.

Дамиан оторвался от своей книги. — Опасно. Он один из сильнейших менталистов в Империи. Он может тебя почувствовать.

— Я знаю, — ответил я. — Но я должен. Я не могу просто сидеть и ждать.

Этой же ночью я начал. Я сел в своей комнате, отгородившись от иллюзорного сада и бездны, и погрузился в Сеть. Я нашёл его эфирный след — мощный, сложный, как хитросплетённый узел, защищённый десятками ментальных щитов. Но я не пытался их пробить. Я нашёл тончайшую ниточку, связывающую его с пространством самой Академии, и привязал к ней частичку своего внимания, став его невидимой, неосязаемой тенью. Я провёл так почти сутки. Я «видел» всё, что он делает, как будто смотрел плохое, скучное кино.