Железный Ворон 2

Возможно ли, что он ещё жив?

Эта мысль была безумной. Но в этом мире уже не осталось ничего невозможного.

Я решил сделать то, чего не делал раньше.

Я закрыл глаза. Я не стал вспоминать его имя или его кабинет. Я погрузился глубже. Я вызвал в себе то самое, едва уловимое, тёплое чувство, которое испытал, когда впервые подумал о нём. Чувство Алексея к своему брату. Я использовал эту фантомную, чужую любовь как «якорь». Как зацепку.

И я начал искать его след в Сети.

Сначала — ничего. Пустота. Как и со всеми мёртвыми. Его «огонёк» не горел.

Но я не сдавался. Я искал не жизнь. Я искал эхо. Остаточный след.

И я нашёл его.

Он был не в «потоке душ», где должны были быть мёртвые. Он был… в другом месте.

Я «увидел» тончайшую, почти разорванную, серебряную нить. Она тянулась не из нашего мира. Она тянулась из… Зачарованного Леса.

Его след был там. Не живой. Не мёртвый. А… застывший. Словно его душа попала в янтарь. Застряла между мирами, в том самом месте, где не работают законы физики и магии. «Неудачный эксперимент с пространственным разломом»… Похоже, это была правда. Он не умер. Он… исчез. Попал в ловушку в самом сердце хаоса.

Но это было не всё.

Я «увидел», что от этого застывшего следа тянется другая нить. Еле заметная. Она вела не ко мне. Она вела не к Алексею.

Она вела… к Дамиану.

Их следы были связаны. Не сильно. Но связь была.

Я резко открыл глаза. Голова гудела от напряжения.

Игнат не умер. Он заперт в Зачарованном Лесу.

Он каким-то образом знал обо мне задолго до моего появления.

И он… он был как-то связан с Дамианом. С человеком, у которого «Химеры» убили сестру. С человеком, который ненавидит тёмную магию больше всего на свете.

Ничего не сходилось. И в то же время… всё начинало обретать новый, зловещий смысл.

Я стоял в тайном кабинете мёртвого-не-мёртвого брата, и я понял, что моя война — не только с «Химерами» и моим отцом. Она — с тенями прошлого, которые были гораздо сложнее и опаснее, чем я мог себе представить.

Это всё какая-то полнейшая бредятина, — думал я, выходя из родового дворца. — Невозможная. Абсурдная. «Изгнание Пети»?! Серьёзно?!

Будто я какой-то бес, вселившийся в тело несчастного аристократа. Между прочим, я этого не выбирал! Я сам не понимаю, как я тут оказался!

Отчаянная, иррациональная злоба проснулась у меня к этому Игнату. К тому, кого я никогда не видел.

Какой он тебе брат, Петя, очнись! — одёрнул я сам себя. — Он тебе никто. Ты в первую очередь — Петя. Не забывай. Ты здесь гость. Случайный попутчик.

Но эта тайна, это странное открытие, не давало мне покоя. Я снова чувствовал себя слепым котёнком в этом фантастическом мире.

Я вышел на улицу. Мне нужно было отвлечься. Почувствовать, что я живой.

Я просто пошёл, куда глаза глядят. Бродил по широким, вымощенным брусчаткой проспектам. Здесь было не так шумно, как я ожидал. Вместо рёва моторов — тихое гудение магических карет, скользящих по воздуху, и цокот копыт призрачных лошадей.

Я смотрел на людей. Аристократы в дорогих одеждах, с гербами своих Родов, неспешно прогуливались по набережным. Студенты, такие же, как я, стайками высыпали из кафе, где подавали дымящийся шоколад и пирожные, которые левитировали на подносах. Служащие в серых одеждах спешили по своим делам, ловко лавируя в толпе.

Я заглядывал в витрины магазинов. В одной, как живые, двигались манекены, демонстрируя платья, меняющие цвет и фасон. В другой, над бархатными подушками, парили в воздухе зачарованные украшения, переливающиеся всеми цветами радуги. В третьей, книжной лавке, книги сами слетали с полок и раскрывались перед заинтересованными покупателями.

Это был город магии. Город чудес. И я был его частью.

Я свернул на боковую улочку и оказался на небольшом, шумном рынке. Здесь всё было проще. Пахло жареными пирожками, пряностями и травами. Торговцы громко зазывали покупателей. Крестьяне продавали овощи со своих огородов. Ремесленники предлагали простые, но добротные вещи — глиняную посуду, кожаные сапоги, тёплые платки.

Это был другой Петербург. Живой, настоящий.

Я стоял у лотка гончара, когда услышал этот крик. «Держи вора!». Обернувшись, я увидел картину, которая была до боли знакома по любому рынку в любом мире: худой, оборванный мальчишка лет десяти, сжимающий в руке украденную буханку хлеба, и разъярённый пекарь, бегущий следом. Но здесь, в этом мире, в эту простую, вечную сцену вмешалась магия.

Ленивый взмах руки проходящего мимо аристократа, каменная подножка, выросшая из брусчатки, и мальчик летит на землю, роняя свою добычу. Пекарь, дородный мужчина с красным лицом, тут же подскочил к нему.

— Попался, ворюга! Сейчас я тебя в стражу сдам!

Мальчишка не кричал от боли. Он тихо плакал, уткнувшись лицом в грязные ладони. От унижения. От голода. Толпа вокруг смотрела равнодушно. Аристократ, сотворивший это, уже шёл дальше, брезгливо поправляя перчатки. Ему было всё равно.

И в этот момент во мне что-то щёлкнуло. Не ярость, как раньше. А что-то другое. Глухое, твёрдое, как сталь.

Я шагнул вперёд, растолкав зевак.

— Постой, — сказал я спокойно, обращаясь к пекарю.

Он обернулся, готовый излить на меня свой гнев, но, увидев мой костюм и спокойное лицо, запнулся.

— Ваша милость?.. — пробормотал он. — Этот… этот паршивец украл у меня хлеб!

— Я вижу, — кивнул я. — Сколько он стоит?

Пекарь опешил.

— Две медяшки, ваша милость…

Я полез в карман. Денег, которые мне выдал ректор, было с избытком. Я достал не две медяшки. Я достал серебряный империал. Целое состояние для этого человека.

— Вот, — я протянул ему монету. — Это за хлеб. И за твоё потраченное время. А теперь отпусти его.

Глаза пекаря расширились при виде серебра. Он тут же отпустил мальчишку и, раболепно кланяясь, схватил монету.

— Конечно, ваша милость! Благодарю, ваша милость!

Но когда я наклонился, чтобы помочь мальчику подняться, пекарь, осмелев от моей щедрости, решил меня «проучить».

— А с вами-то что не так, господин? — пробасил он. — Потакать воровству — не дворянское это дело! Порядок должен быть!

Он шагнул ко мне, выставляя грудь колесом. Он был вдвое больше меня. Но я даже не посмотрел на него. Я просто поднял руку, ладонью вперёд, и слегка коснулся его груди своим эфиром. Не атаковал. Просто создал… стену. Невидимую, но абсолютно реальную.