Железный Ворон

— Но я сделаю то, что должен был сделать с самого начала.

Он подошёл к стулу, на котором сидел раньше, и снова сел, устраиваясь в нём не как гость, а как часовой на посту.

— Я останусь здесь, в этом кресле, до самого утра. И двое стражников будут стоять за дверью. Никто больше не войдёт в эту комнату без моего личного разрешения. Вы не будете одни ни на секунду.

Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, его взгляд был направлен на дверь. Он не смотрел на меня, давая мне пространство для решения.

Теперь ситуация была другой. Флакон со снотворным стоял на тумбочке, в пределах моей досягаемости. Лекарь, возможно, мой единственный союзник, сидел в кресле, предлагая себя в качестве гаранта моей безопасности. Я был измотан до предела. Моё тело требовало отдыха, но разум кричал об опасности.

Я слушал его, и его логичные доводы разбивались о ледяную стену ужаса, который я только что пережил. Доверие было сломано. Возможно, безвозвратно.

— Лекарь, послушай… — начал я, намеренно переходя на «ты». Это был мой способ сбросить с себя роль послушного княжича, показать, что сейчас говорит не аристократ, а человек, которого только что пытались убить. — Ты хороший человек, я вижу. Но то, что произошло, — это просто за гранью, понимаешь?

Я посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь донести всю глубину своего смятения.

— Откуда я могу быть уверен, что ты не был с ними заодно? Я этого не знаю. Поэтому сейчас, в данный момент, я просто не могу тебе довериться.

Я помолчал, давая словам впитаться. Его предложение остаться вызвало во мне не облегчение, а новый виток тревоги. Он хочет остаться тут. А мне это вообще как? Да честно говоря, не очень. Чтобы какой-то мужик сидел тут у моей кровати и хрен знает, что там у него на уме…

Нет. Так не пойдёт.

Я снова перешёл на «вы», возвращаясь в рамки формального общения, но уже с позиции силы, а не слабости.

— Послушайте, давайте так… если вы хотите… вы можете остаться за дверью. Вместе со стражниками. И бдить, чтобы всё было нормально. Но здесь, сидеть возле моей кровати, — не нужно.

Я постарался, чтобы мой голос звучал не как просьба, а как решение.

— Не обижайтесь, просто… это как-то странно. Я побуду тут один.

Лекарь Матвеев молча выслушал меня. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но я увидел, как в его глазах что-то изменилось. Он увидел перед собой не просто пациента или напуганного мальчика. Он увидел человека, который, несмотря на всё, отказывается быть пешкой.

Он медленно, без единого слова, поднялся со стула. Подошёл к двери. Повернулся ко мне.

— Я понимаю, — сказал он тихо. — Дверь останется открытой. Мы будем снаружи. Если вам что-то понадобится — просто позовите. И… — он на мгновение запнулся, — … постарайтесь всё-таки отдохнуть, княжич. Завтра будет тяжёлый день.

С этими словами он вышел в коридор, оставив дверь распахнутой. Я видел, как он что-то сказал стражникам, и те заняли посты по обе стороны от моего дверного проёма. Я видел его собственную фигуру, прислонившуюся к стене напротив. Они не ушли. Они были там.

А я остался один в своей палате. Впервые за этот вечер — по-настояшему один, по своей воле. Я не собирался пить снотворное. Я не собирался спать.

Я сел на кровати, прислонившись спиной к холодной стене так, чтобы видеть и окно, и дверной проём. Я буду ждать рассвета. Я буду слушать каждый шорох.

Контроль. Вот что было важно. Я вернул себе хотя бы его частицу. И чего бы мне это ни стоило, я больше его не отпущу.

Глава 7

Ночь прошла в рваном, напряжённом полусне. Я так и не притронулся к флакону на тумбочке. Сознание было похоже на натянутую струну: стоило ему на мгновение провалиться в вязкую дремоту, как какой-то внутренний часовой бил тревогу. Глаза открывались сами собой, рефлекторно бросая взгляд на светлый прямоугольник дверного проёма. Там, в коридоре, неподвижно маячили силуэты стражников, а иногда я видел, как прохаживается взад-вперёд фигура лекаря Матвеева.

Эта охрана успокаивала и одновременно давила. Я был в безопасности, но эта безопасность была тюремной. Мне уже здесь не нравилось. Совершенно. В этом мире, где магия была обыденностью, а собственный отец мог послать к тебе убийц, не было места для спокойной жизни. Но назад, в привычный мир цехов и автобусов, меня никто отправлять не собирался. Это было ясно. Так что нужно было думать, что делать дальше.

Рассвет пришёл медленно, неохотно. Серый свет сначала окрасил оконное стекло, а затем тонкими пальцами просочился в палату, смешиваясь с ровным светом магического шара, который снова зажёгся где-то под утро.

Я не услышал, как он вошёл. Просто в какой-то момент поднял голову и увидел, что лекарь Матвеев стоит у моей кровати. Он выглядел уставшим. Под его светлыми глазами залегли тени, но взгляд был таким же ясным и прямым. В руках он держал не поднос с едой, а аккуратно сложенную стопку тёмно-синей ткани.

— Доброе утро, княжич, — сказал он тихо. — Надеюсь, вы хоть немного отдохнули.

Он положил одежду на стул. Это была форма Академии: плотные брюки, белая рубашка и строгий китель с гербом рода Воронцовых — летящим вороном — на левом нагрудном кармане.

— Вам нужно одеться. Через пятнадцать минут вас вызывает к себе ректор Академии, магистр Разумовский.

При имени ректора внутри всё похолодало. Это было серьёзно.

— Стражники проводили меня до его кабинета, допросили и вернулись обратно, — продолжил лекарь, отвечая на мой невысказанный вопрос. — Об утреннем… инциденте пока никто не знает, кроме нас троих и ректора. Но это лишь вопрос времени.

Он помолчал, давая мне осознать ситуацию.

— И ещё одно, княжич. Самое важное.

Он шагнул ближе и понизил голос, хотя в палате никого, кроме нас, не было.

— Ректор ничего не знает о вашей… амнезии. Для него вы — Алексей Воронцов, который пережил покушение и сумел дать отпор. Ни я, ни вы не должны давать ему повода усомниться в вашем ментальном здоровье. Иначе расследования не будет. Будет комиссия менталистов и списание вас как «повреждённого актива». Вы меня понимаете?

Его слова были ясны. Я должен продолжать играть роль. И не просто играть, а играть её перед главой всей этой магической махины.

— Стражники будут ждать вас за дверью, чтобы проводить. Я пойду с вами, — закончил он. — У вас есть полчаса.

Он вышел, оставив меня наедине с новой формой, новой, ещё более пугающей проблемой и чувством подступающего голода. После пропущенного ужина желудок свело от спазма. Тело, несмотря на юность, требовало топлива, особенно после такого стресса.

Вот же чёрт… Вляпался же ты, Сальников, по самое не балуйся!

Мысль была горькой, как вчерашний отвар. Ректор. Амнезию скрывать. Играть роль перед главарём… Я отчаянно попытался вспомнить что-то из прошлой жизни. Последний день. Последний час. Но воспоминания, ещё вчера такие чёткие, теперь словно подёрнулись дымкой, ускользали.