Железный Ворон

Силы были на исходе. Рука, которой я нанёс удар, гудела от боли. Но адреналин всё ещё гнал кровь по венам. Я снова встал в стойку, глядя на врага и понимая, что второй такой трюк уже не пройдёт. Он будет осторожен.

И тут, в тишине, прерываемой лишь нашим дыханием, из коридора донёсся новый звук. Быстрые, приближающиеся шаги и чей-то встревоженный крик:

— Что за шум в палате Воронцова?!

Второй убийца услышал это. Он бросил быстрый взгляд в сторону двери. Он понял, что времени у него больше нет. У него оставался лишь один шанс.

Он прекратил кружить и с низким рыком бросился прямо на меня, выставив вперёд свой стилет.

Адреналин, ярость и отчаяние смешались в один гремучий коктейль. Времени на раздумья не было. Его выпад был смертельно быстр.

Но мой разум, отточенный опасностью, работал ещё быстрее. «Кокон» был слишком сложен, на него не было сил. «Зеркало» — тоже. Но «Чешуя»… Это простое, «швейное» плетение…

Из последних сил я выбросил вперёд левую руку, ладонью к врагу. Я не пытался создать сферу. Я просто выплеснул остатки своей энергии в одну точку, формируя в уме матрицу самого простого, самого грубого щита.

В воздухе прямо перед моим лицом, за долю секунды до удара, вспыхнула и соткалась кривая, дрожащая, но вполне реальная завеса из полупрозрачных голубых чешуек.

Она была слабой. Жалкой пародией на то, чему меня учил Матвеев.

Но этого хватило.

Клинок убийцы, вместо того чтобы войти мне в грудь, с отвратительным скрежетом врезался в магическую преграду. «Чешуя» не остановила его, как «Кокон». Она начала осыпаться, крошиться под давлением, но она замедлила удар. Нож увяз в ней на то самое драгоценное мгновение, как в плотном киселе.

Этого мгновения мне было достаточно.

Я не стал отступать. Я шагнул вперёд, прямо в рассыпающийся сноп магических искр. Моя левая рука, от которой всё ещё исходило слабое свечение, поймала его руку с зажатым в ней стилетом. Одновременно я развернул корпус и правой рукой ударил его под локоть, выбивая сустав.

Он взвыл от боли, пальцы разжались, и стилет выпал на пол.

Я не дал ему опомниться. Поставив ему подножку и дёрнув за сломанную руку, я с силой завалил его на пол. Он рухнул рядом со своим напарником, корчась от боли.

Я стоял над ними, тяжело дыша. Комната плыла перед глазами. Силы покинули меня окончательно. Ноги подкосились, и я, чтобы не упасть, опёрся о стену.

Именно в этот момент в дверях появились люди.

Впереди был лекарь Матвеев, его лицо было мрачнее тучи. За его спиной стояли двое стражников Академии в начищенных кирасах и с магическими жезлами наготове.

Матвеев окинул взглядом сцену: я, прислонившийся к стене, двое в чёрном на полу — один без сознания, другой со сломанной рукой, — и два валяющихся клинка.

Его светлые глаза на мгновение расширились от удивления, когда он посмотрел на меня.

— Княжич… — выдохнул он.

А затем его взгляд стал жёстким, как сталь. Он указал стражникам на поверженных убийц.

— Взять их. В медблок. Обыскать, но сначала — стабилизировать. Мне они нужны живыми. И чтобы ни одна душа в Академии не знала об этом до утра. Ни одна.

Стражники молча и деловито принялись выполнять приказ.

Лекарь Матвеев подошёл ко мне. Он быстро осмотрел меня, проверил пульс, заглянул в глаза.

— Вы целы?

Я только смог устало кивнуть.

— Хорошо, — он выпрямился. Его лицо было непроницаемым, но в голосе слышалось что-то новое. Уважение. — Похоже, княжич, ваша Проверка на сегодня окончена. И вы её сдали. С отличием.

Он посмотрел на тела, которые уносили стражники.

— А вот моя работа, кажется, только начинается. Нам с вами предстоит очень, очень долгий разговор. Но сначала — сон. Настоящий. Под охраной.

Он достал из кармана своего халата маленький флакон с тёмной жидкостью.

— Это сильное снотворное. Без снов. Выпейте. Вы заслужили отдых.

Он протягивал мне флакон. За дверью слышалась тихая возня стражников. Угроза миновала. Но мир вокруг меня только что изменился навсегда.

Я посмотрел на маленький флакон в его руке, а затем перевёл взгляд на его лицо. Ярость, холодная и острая, как осколок стекла, вытеснила и усталость, и страх.

— Ну уж нет, — голос мой был твёрдым и низким, в нём звенела сталь. — Не нужно мне снотворного!

В голове билась одна-единственная мысль, обжигающая и ясная: какого хрена они допустили, чтобы такое произошло? Этот лекарь, такой спокойный, такой всезнающий… Он может быть в этом замешан. Ему нельзя верить. Никому нельзя.

— Если тут такие дела творятся, то мне нужно контролировать себя, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза с откровенным, ледяным недоверием. — Я не хочу погибнуть во время сна, даже не услышав, как кто-то ко мне подкрался.

Я демонстративно сел на край кровати, не отводя от него взгляда. Не как больной, а как противник, занявший оборону.

Лекарь Матвеев замер, его рука с флаконом так и осталась протянутой в воздухе. Выражение спокойной уверенности на его лице сменилось… удивлением. А затем — глубоким пониманием и тяжёлой, вселенской усталостью. Он медленно опустил руку.

— Вы правы, — произнёс он тихо, и в его голосе не было ни спора, ни менторского тона. Только констатация факта. — Ваше недоверие абсолютно… оправдано.

Он сделал шаг назад и посмотрел на лужу от опрокинутого ужина, на всё ещё открытую дверь, за которой виднелись спины стражников.

— То, что случилось здесь — это неслыханный провал службы безопасности Академии. И мой личный провал. Я оставил вас одного, посчитав, что запертая дверь — достаточная защита. Я ошибся.

Он снова посмотрел на меня, и его взгляд был прямым и честным.

— Но поверьте, это, — он качнул флаконом, — не яд. Это лекарство. Ваше эфирное тело на пределе. Ваш разум травмирован. Без отдыха вы просто… сломаетесь. И тогда следующий убийца, который, возможно, придёт, не встретит никакого сопротивления, потому что вы не сможете сплести даже одну нить.

Его слова были логичны, но яд недоверия уже проник слишком глубоко.

Матвеев, видя, что я не меняюсь в лице, вздохнул.

— Я не буду вас заставлять, княжич. Решение за вами.

Он подошёл к тумбочке и аккуратно поставил на неё флакон.