Жемчужница

— Даже если ты не будешь называть его папой, — осторожно согласилась с ним русалка, на этом решив перейти к другой проблеме.

Изу тут же встрепенулся, испуганно отшатнулся, словно его только что поймали на чём-то ужасном, на чём-то противозаконном, и Алана тут же притянула его к себе, обнимая и принимаясь нашёптывать то, что нечего было здесь бояться, что Тики любил его и что такой пустяк, как называние по имени, мужчину точно не заставит бросить мальчика или перестать вдруг любить его. Ребёнок плакал, прятал лицо у неё на груди, и это рождало в Алане столько трепета и ласки по отношению к нему, столько желания защитить и спасти, что сбежать от этого было просто невозможно.

Она ещё несколько минут нежила в объятиях всхлипывающего Изу, который словно прощался со своими горестями и страхами, с которыми попрощаться не мог всё это время, и ласково погладила его по волосам, призывая поднять лицо.

— У тебя всё будет хорошо, малёк, — прошептала она с улыбкой и, увидев, как мальчик протестующе замотал головой, поцеловала его в лоб. — Мы с Тики очень тебя любим, а потому никому в обиду не дадим, — заверила его Алана и вдруг заметила, как справа на них уставился удивлённо осьминог.

— Тогда… давай скажем, — отвлекая ее от морской живности, тихо согласился малыш еще немного хрипловатым голосом, и от его согласия Алана ощутила просто неимоверное облегчение. — Только… только попозже, — тут же попросил он. Давай после ужина, а то я…

Девушка тут же согласно кивнула, ласково трепля его по волосам, и прикусила изнутри щеку. Теперь малька надо было как-то развлечь, чтобы он перестал думать о плохом и так сильно бояться самого себя.

— Конечно, — сказала она — и, не тратя времени, жестом подозвала осьминога, не дав мальчику опомниться и сбежать прочь из пузыря. Зверюшка пугливо попятилась, но течение не позволило ей улепетнуть в противоположную сторону, и тогда осьминог выпустил чернильное облако.

Алана рассмеялась и отпустила беднягу, решив не мучить его, а просто показать Изу, каким может быть на самом деле подводный мир. Она взяла мальчика за руку и, загадочно подмигнув в ответ на его откровенно недоуменный взгляд, пошла с ним прямо по дну дальше, на глубину. Воздушный пузырь двигался вслед за ними, и потому малышу не грозило захлебнуться. Зато… зато ему очень даже грозило развеселиться и немного успокоиться.

Во всяком случае, Алана очень на это надеялась.

Изу восторженно вздохнул, когда мимо них проплыл косяк разноцветных рыбок с острыми плавниками, переливавшимися самоцветами, и девушка воодушевлённо зашагала вглубь океана, стараясь, однако, не забыть про то, что мальчик, не бывший тритоном, не сможет выдержать ту же глубину, что и сама Алана. Они гуляли по дну недалеко от берега, натыкаясь то на ошарашенно разглядывающих их черепах (Изу даже подпрыгивал от радости на месте, когда видел их), то на продолговатых лососей, с которыми девушка перекидывалась парой слов. И всё это время глаза у ребёнка сверкали так, словно он видел что-то необычное, что-то невероятно, что-то прекрасное.

В какой-то момент Алана, увлечённо рассказывающая про всех, кто попадался им на пути, почувствовала, как мальчик крепко прижался к ней, утыкаясь носом в бок, и, ощущая, как изнутри её словно разрывает от переполнившей нежности, тихо запела на русалочьем, слыша, как в предвкушении задрожал океан, подняв их пузырь ближе к поверхности.

Вскоре их вынесло на берег, и Алана устроилась на песке, усадив Изу к себе на колени и прижав спиной к своей груди. Они раскачивались, девушка пела, а малыш слушал и слушал ее, крепко сжимая ее руку в своих ладонях и ласково поглаживая кончиками пальцев по запястью. Маленький, трогательный и худенький несмотря на удивленное откармливание, сейчас Изу казался ей таким беззащитным и ранимым, что страшно было даже представить его одного.

Как хорошо, что Тики нашел его. Как хорошо, что Тики решил его воспитать. Как хорошо, что Тики любит его и хочет стать ему настоящим отцом.

Вот бы и самой Алане Тики каким-нибудь чудом стал мужем. Тогда она сможет обнимать его при всех, целовать при всех, отдать ему себя всю без остатка — раз и навсегда. Тогда Изу будет не просто сыном Тики, а их сыном и… и может быть, когда-нибудь назовет ее мамой.

Девушка поежилась от налетевшего ветерка, пустившего по коже щекотные мурашки, и поцеловала ребенка в макушку, совершенно не представляя, как выразить ему свою любовь и свое желание защитить его ото всех напастей и обогреть в любой холод, в любую тоску.

Когда солнце уже закатилось за горизонт, оставив после себя в небе только пожарище, на берег пришел ворчащий что-то себе под нос Лави и совершенно однозначно указал девушку пальцем в сторону лагеря.

— Иди есть, — велел он сердито и тут же скрестил на груди руки, как бы отгораживаясь от нее, защищаясь. — А то все остынет, и костер потухнет. А то твой герой-любовник вас трогать боится и молча там с ума сходит. Так что заканчивай фальшивить.

Лицо у него было при этом такое недовольное, словно он желал находиться здесь в последнюю очередь, а потому Алана, мягко ему улыбнувшись, потрепала сердито нахмурившегося Изу по голове (тот всё ещё очень болезненно реагировал на тритона после той сцены с недоудушением) и резво встала, хитро щурясь.

— А ты бываешь таким заботливым временами, — умилительно протянула она, наблюдая, как кривится Лави, и заставляя себя не расхохотаться от этого, и проскочила мимо него, на буксире утаскивая за собой надувшегося словно бы с угрозой (девушка вдруг ощутила, как похолодел воздух — неужели так всегда было, когда мальчик злился?) Изу. К костру они вышли через несколько минут, где Тики, бледный и напряжённый, и правда обеспокоенно посматривал в сторону моря, пока что не заметив Алану с ребёнком.

А когда же он всё-таки заметил, то девушка ощутила укол вины — потому что Микк вскочил, дёрнулся в их сторону, но тут же словно бы оборвал себя и вновь уселся на покрывало, взволнованно сглотнув.

Алана покачала головой (ну что за ревнивый и нервный сярк у неё, а) и бодро направилась к нему, успокаивающе поглаживая тут же напрягшегося Изу по плечам.

— Все хорошо? — костяшки пальцев у Тики побелели, потому что он слишком сильно сжимал ладони в замок, и девушка, присев рядом и усадив виновато стреляющего в мужчину глазами мальчика, осторожно погладила его по рукам.

— Не знаю, хорошо ли это, — загадочно начала она, — но, думаю, Изу стоит сначала поесть, прежде чем тебе рассказать одну вещь. Потому что потом… — здесь Алана чуть помедлила и покачала головой с легкой улыбкой, — будет определенно не до еды.

Не надо говорить, что после этих слов Микк заволновался еще больше. Девушка поспешно поцеловала его, зарываясь пальцами в волосы и склоняя его голову к себе. И — тихо шепнула на ухо.

— Изу — особенный мальчик, понимаешь? Очень особенный.

Тики замер, широко распахивая глаза, и вдруг… как-то обмяк, расслабился. Словно понял какую-то вещь.

— Вам надо поесть, — только и сказал он, ловя ее ладонь и прижимая внутренней стороной к губам на секунду, а потом поднялся и вскоре вернулся с ужином, ласковый и, пусть по-прежнему обеспокоенный, но уже определенно не такой нервный и бледный. Изу Тики погладил по голове, когда тот принял от него миску с кашей, и Алане скользнул кончиками пальцев по щеке, снова устраиваясь рядом и как-то почти безропотно дожидаясь, пока они завершат трапезу.