Жемчужница

– Н-ну не з-здесь же!.. – потерянно воскликнула она, попытавшись как-то отстраниться и сорвавшись на короткий стон, когда мужчина пробрался пальцами под юбку и легко провёл кончиками пальцев по внутренней стороне бедра. – Т-тики! Ну что ты творишь?

– То и творю, – веско отозвался мужчина и погладил ее по бедру, вынуждая ярко покраснеть, развести ноги и вздрогнуть всем телом. – Я не ребенок.

Какая же она была восхитительная!.. Хоть и считала его маленьким мальчиком теперь, по всей видимости.

– Н-ну… мы же н-не… не в шатре-е… – мужчина наклонился, целуя ее в шею и спускаясь ниже, к груди – к кое-как завязанному узлу на жакете, уже почти распустившемуся и… и…

О ветер и море, как же ему нравилось наблюдать за ее смущением – потому что это было тем единственным, в чем ему удавалось выигрывать раз от раза и еще потому, что девушка совершенно потрясающе стонала, когда он к ней прикасался, и это давало ощутить себя не ребенком, а кем-то… кем-то важным. Значимым.

Тики вернулся к губам девушки, покусывая и посасывая их и упиваясь своим всевластием – и погладил ее между ног.

– А плевать, знаешь? – заявил он решительно, действительно даже не думая в этот момент о том, что кто-то может их услышать (а ведь вполне вероятно – уж мелодичные девичьи стоны-то точно, ведь на полянке стояла относительная тишина). – Я не родственник – я не брат, не внук и не племянник. Я люблю тебя. И вот поэтому я молчал.

Алана замерла на мгновение, вся трогательно сжавшись, покрылась яркими пятнами румянца, жмуря глаза и рвано втягивая воздух, и закусила губы, ёрзая бёдрами и касаясь нагой нежной кожей пальцев Тики, словно хотела большего, но слишком стеснялась что-либо предпринимать.

– П-понятно, – в итоге пробормотала она невнятно, бросая взгляд в сторону шатра, и вновь попыталась выбраться из-под него, но лишь судорожно выдохнула, поднимая на него просящий взгляд. У Микка сердце удар пропустило. – Может, всё-таки… не здесь? – пролепетала она, поджав колени друг к другу и таким образом отодвигая от себя поглаживающую по бедру, совсем рядом с половыми губами, руку, и Тики хитро улыбнулся, целуя её в шею, забираясь под кромку жакета, наконец совсем развязывая узел, ловя губами тихие мычащие стоны и наслаждаясь ответными объятиями, с помощью которых Алана то ли хотела прижать его к себе ещё ближе, то ли оттолкнуть и дать по черепушке.

Умилённости в её глазах больше не было.

– Не зде-е-сь, – протянул мужчина тихо, распахивая жакет и любуясь часто вздымающейся грудью девушки, скрытой за одной лишь тонкой тканью нижней сорочки. Которая на самом деле не скрывала совершенно ничего. – Ведь ты же – моя… И стоны твои слушать буду только я.

Тики куснул звучно всхлипнувшую русалку сквозь ткань за торчащий сосок – и подхватил ее на руки, поднимаясь и следуя к побережью, отделенного от поляны густыми кустами. Алана обвила руками его шею и весь их недолгий путь шумно и судорожно дышала – как будто жаждала как можно скорее продолжить, но совершенно не знала, что и как делать, а потому – терялась и пугалась происходящего.

Как только они добрались до побережья, Микк остановился у места, где траву сменял песок, и опустился на колени, сажая девушку на траву и тут же притягивая к себе для поцелуя. Алана жмурилась, позволяя посасывать свой язык, и помогала ему освободить себя от жакета, в конце концов отброшенного в сторону и больше, слава духам, не мешающего гладить и мять ее грудь, напряженную и чувствительную.

Тики ощущал, как русалка терлась об него сосками, и чувствовал, как собирается в паху сладкая тяжесть; как хочется ее всю, обнаженную и потрясающе шепчущую ему что-то на ухо на своем родном языке.

Из всего потока ее слов мужчина понимал только то, которым русалки и тритоны обозначают своих любовников, и его производные, но это слово повторялось настолько часто, словно она бредила или что-то вроде.

И это настолько подкупало, что злиться и обижаться на ее уже испарившееся умиление просто не получалось.

Море шептало что-то в спину, и Тики на короткую секунду стыдливо подумал, что оно видит их, что оно тоже слышит стоны его любимой русалки, что оно может тоже подшучивать над Аланой после того, как всё увидит – потому что Тим, явно как-то раз заставший их за ночными играми, весь следующий день хитро лыбился и щёлкал зубами, заставляя девушку краснеть и прятать лицо в ладонях.

Но мысль эта была настолько мимолётной и незначительной – потому что океан и сам прекрасно всё понимал, потому что Алана прижималась к нему, ёрзая на бёдрах и упираясь тазом в его пах, возбуждая всё сильнее. Тики повалил её на траву, жадно оглаживая ладонями бока и забираясь пальцами под сорочку, и метил бледную кожу кусачими поцелуями, чувствуя, как девушка тянется к нему, как она прижимает его к себе, как шепчет с придыханием это ” сярк “, от которого всё внутри дрожало и цепенело, и как стонет на любое касание к ногам.

Больше мужчине хотелось лишь погладить её по хвосту: мягко провести по сияющей чешуе, подуть на бедренные лёгкие плавники, поцеловать возбуждённую нежную кожу, пробраться языком между половых губ…

Хотя последнее можно было сделать и сейчас.

Тики предвкушающе облизнулся, не скрывая воодушевлённой лукавой улыбки, и под удивлённый серый взгляд, затуманенный дымкой наслаждения, провёл носом от груди до бёдер поверх ткани тонкой сорочки – и девушка задрожала, выгибалась вслед за его движением.

Вскоре юбка ханбока отправилась вслед за жакетом. Алана закусила губу, приподнимая голову и наблюдая за Микком лихорадочно сияющими глазами, и томно выдохнула, когда он задрал сорочку и обнажил ее окончательно, ласковую и трепетную.

И жаждущую.

Алана покорно развела ноги, позволяя целовать свои бедра и метить их засосами, и зажмурилась, дрожа и вырывая траву около себя. И Тики позволил себе совершенно распоясаться – потому что им обоим этого хотелось и потому что в этом не было ничего страшного. Только одно наслаждение.

Мужчина устроился у нее между ног поудобнее и осторожно развел ее половые губы кончиками пальцев. Алана дернулась, стоило ему только ее коснуться, и запустила ладонь ему в волосы.

– Ооо… о океан… – только и выдавила она, жмурясь и откидывая голову назад. И подаваясь ближе к нему, словно давала позволение, которого Тики уже не требовалось. Или – словно просила его сделать ей хорошо.

Микк поцеловал ее правое бедро и заскользил ближе к раздвинутым половым губам, вскоре погружая язык в ее влагалище и помогая себе пальцами. Алана замычала, едва сдерживая стоны и явно снова кусая губы, и притянула его голову ближе. И Тики, скосив на нее взгляд, с восторгом увидел, как она гладит себя по груди свободно рукой, пощипывая и щекоча сосок.