Жена палача

– Замолчите, - приказала я ему.

Он послушался, озадаченно нахмурившись, а я подошла ближе, рассматривая его лицо.

Как же он красив! Испытываешь физическое наслаждение от такой красоты!.. Я взяла его лицо в ладони, погладила щеки, нос, прочертила кончиком пальца брови, коснулась губ…

В моих руках сартенский палач замер, задержав дыхание.

– Если вы закончили осмотр, - сказал он, и голос его прозвучал хрипло, - я надену маску.

– Если вы не на казни, - возразила я, - маска вам больше не понадобится.

Я сняла со своей шеи черную ленту с приколотой брошкой, отстегнула брошку, положила ее рядом с маской, и повязала ленту палачу на лоб, закрывая клеймо.

– Имейте в виду, - сказала я строго, - не желаю, чтобы мой муж прятал от меня лицо. И от других… тоже не желаю. У вас такое красивое лицо, Рейнар, нельзя его прятать. Вы стеснялись клейма? Мне жаль, что вам причинили боль. Я ненавижу тех, кто придумал такое правило – клеймить палачей. Но как бы там ни было, это - часть вас. И я принимаю это, как то, что у вас черные волосы, тёмные глаза… Я не смею просить вас открыться всем и сразу. Но если вы будете носить эту ленту…

– Вы не слышали, что я вам сейчас объяснял? – спросил он.

Он смотрел на меня изумленно, словно пытался понять, что происходит, но это ускользало от его понимания.

– Слышала, - ответила я небрежно. – И остаюсь при своем решении.

– Остаетесь при… - он шумно выдохнул, на мгновение прикрыл глаза и потер переносицу, а потом снова взглянул на меня.
– Но вы – благородная девица, аристократка. Ваша жизнь…

– Это моя жизнь. И ею вправе распоряжаться только я. Вы понапридумывали себе Бог знает чего, - я засмеялась, потому что растерянный палач, называющий меня благородной аристократкой, был и в самом деле забавен.
– Я вовсе не так благородна, как вы решили, Рейнар. Мой предок был всего лишь безземельным рыцарем, а отец служил аптекарем в провинциальном городке, и даже приданого мне не оставил. Родители умерли, так что я сама себе хозяйка. Тётя поддержала меня. Дядя, я уверена, возражать не станет. А если и станет, решение принимаю только я. Он мне даже не опекун. Если лишит меня приданого – вас ведь это не смутит?

Он молчал, я повторила вопрос, и палач, как завороженный, отрицательно покачал головой.

– Вот и славно, - я положила руки ему на плечи – так давно мечтала это сделать, и теперь наслаждалась прикосновением, ощущая ладонями каменные мышцы под тканью камзола.
– Если вы думаете, что меня испугает жизнь в вашем доме – то зря. Уверена, я прекрасно там обживусь и не доставлю вам никаких хлопот.

– Вы? Хлопот? Мне? – спросил он и посмотрел сначала на одну мою руку, потом на другую.

– Вы мне нравитесь, - продолжала я храбро, - нравились даже тогда, когда были в маске, а теперь нравитесь ещё больше. Надеюсь, я вам тоже не противна…

– Вы? Противны? – казалось он утратил способность говорить осмысленно и связно.

– Не противна ведь? – спросила я нарочито весело, но втайне затряслась, как заячий хвостик.

Он взял меня за руки и по очереди поцеловал – но опять не так, как благородные фьеры. Его губы коснулись одной моей ладони, потом другой – обжигая, распаляя, заставляя думать о том, что раньше было под запретом…

– Я заметил вас с самого первого дня, как вы появились в городе, Виоль, - сказал палач. – И даже ещё раньше. Там, у реки. Вы так прекрасны, что я о вас и мечтать не смел. И сейчас не смею. Еще раз прошу – одумайтесь…

– Не разговаривайте со мной, будто я сошла с ума, иначе – рассержусь, - пригрозила я. – Решение принято, и вы не смеете мне отказать. Иначе я буду опозорена, а это уже не смешно.

– И сейчас не смешно, - ответил он эхом. – А дети? Вы подумали о ваших детях?

– О наших, Рейнар, - поправила я терпеливо. – И не надо нагнетать. Наши дети вполне смогут реализовать себя в жизни. То, что было нормально при вашем отце, сейчас уже пережитки прошлого. Я уверена, что никто никогда…

– Ни слова больше, - сказал он и положил указательный палец мне на губы – словно припечатал. – Я понял, вы та еще упрямица. Хорошо. Я знаю, что делать. Уже поздно, мне пора.

Он взял шапку и направился к порогу.

– Вы не станете отказываться от меня? – выпалила я ему вслед.

Он оглянулся, окинул меня с головы до ног странным взглядом – тягучим, жарким, мечтательным, и покачал головой:

– Нет, форката. Я был бы безумцем, если бы отказался. Да это и невозможно – после того, что вы заявили королевскому дознавателю при свидетелях. Но не беспокойтесь, я буду защищать вас.

– Мне ничего не угрожает, - возразила я.

– Понадеемся на это, - сказал он и ушел.

Его маска осталась на столе.

[1] От «tueur» - человекоубийца.

13. Фиалка и эдельвейс

Утром мы рассказали обо всём дяде. Тётушка зашла в его комнату первая, а через четверть часа позвала меня.

Дядя сидел в кресле, подперев голову здоровой рукой, и когда я появилась, посмотрел на меня так удрученно, что мне немедленно стало совестно. Но я не позволила этому ложному чувству взять надо мной верх. Я поступила правильно, и что бы там сейчас не сказал дядя …

– Виоль, мы с тётей поговорили, - сказал он, - она сказала, что это твоё решение.

– Да, дядюшка, - коротко кивнула я.

– Но мне хотелось бы услышать это от тебя самой.

Мне пришлось повторить то, что произошло в ночь, когда я отправилась в дом палача, чтобы просить о помощи.

– Он сказал это в шутку! – воскликнул дядя. – Всего лишь шутка, Виоль!

– Но это было сказано, и я согласилась, - сказала я твердо, посмотрев ему в глаза.
– Я согласилась стать женой мастера Рейнара и повторю это перед алтарем.

– Мы все благодарны ему, - начал дядя, и на его бледных щеках появился румянец – яркий, как у чахоточного больного. – Я благодарен больше всех, но такая цена, Виоль…

– Я не передумаю, - ответила я, опуская глаза, потому что видеть его растерянное лицо было выше моих сил.

– Ещё есть время всё остановить, - голос дяди дрогнул. – Мы подключим связи, попросим фьера Капрета…

– Это лишнее, дядюшка. И если вы откажете мне в приданом, я пойму.

В ответ на мои слова тётя ахнула, а дядя ударил ладонью по подлокотнику кресла.

– Не смей больше говорить о таком! – заявил дядя возмущенно. – Ты получишь приданое в любом случае!

– Успокойся, - захлопотала вокруг него тётя, - тебе нельзя волноваться! И не делай резких движений! Врач запретил…

– Спасибо, - пробормотала я, чувствуя ещё большую неловкость.

– Подойди сюда, - велел дядя, отстраняя тётю. – Подойди, Виоль.

Я приблизилась к нему, и он взял меня за руку.

– Подумай хорошенько, - сказал он просительно. – Подумай ещё раз. И ещё раз. Сто раз подумай. Ты обрекаешь себя… Нет, не обрекаешь. Но жизнь с палачом… Виоль, твоей руки просили самые благородные юноши Сартена… Ты всего лишишься – положения в обществе, балов, увеселений… Что там любят женщины больше всего на свете?..