Жена палача

– Дядюшка, - в ответ я пожала его руку, - мы очень благодарны вам за то, что вы сделали для нашей семьи. Спасибо, что устроили мне такой замечательный и веселый сезон, что накупили нарядов. Всё было весело, чудесно и… - я улыбнулась дяде, а потом посмотрела на тётушку. – Только я – как была провинциальной девицей, так ею и осталась. К чему эти светские приёмы? Они мне совершенно не интересны. Уверяю вас, я не пожалею о своём решении. Мне очень нравится мастер Рейнар, я уважаю его, и убеждена, что мы прекрасно поладим.

– Он ушел от нас без маски, - тихонько добавила тётя. – Знаешь, Клод, мастер Рейнар - очень красивый молодой человек.

Она промолчала про клеймо, и я поймала её предостерегающий взгляд. Наверное, тётя считала, что для одного дня дяде будет многовато потрясений. Что ж, это не так важно. Подумаешь, ожог на лбу.

– Если других возражений нет, - сказала я, - мне бы хотелось попросить вас о помощи. Я понятия не имею, как выходить замуж, не знаю, какие оформлять бумаги и всё такое…

– Виоль! – тётя всплеснула руками и бросилась ко мне, обнимая за плечи. – Разумеется, мы всё устроим! И я думаю, что надо сегодня же пригласить модистку. У тебя будет самое красивое венчальное платье!

Тётя поступила мудро, пригласив белошвеек и модисток на дом. Пусть я и храбрилась, но выйти на улицу была пока не готова. Да и тётя предложила с этим повременить – пусть шум уляжется.

Для подвенечного платья купили самого тонкого белоснежного шелка. Он был таким белым, что один взгляд на него навевал прохладу, как выпавший первый снег. Модистка советовала кружева – по последней моде, но тётя задумчиво посмотрела на шёлк, на меня, а потом решительно покачала головой.

– Никаких кружев, - сказала она. – Пусть платье будет струящимся, легким, как облако. И фату мы сделаем из белого газа. Чтобы моя племянница казалась воздушнее феи.

Заказали цветы в королевской оранжерее, и свадебный пирог в королевской пекарне, тётя носилась по лавкам и покупала для меня приданое – простыни, подушки, прекрасный чайный сервиз и серебряный чайник на крохотной жаровне.

Во время третьей примерки, когда модистка подгоняла лиф платья и длину фаты, приехала Лилиана. Выглядела она неважно, и чтобы скрыть бледное лицо и покрасневшие глаза пряталась за вуаль.

– Очень красиво, - похвалила тётя, когда модистка с помощницами расправили фату. – Лил, что скажешь?

– Красиво, - ответила сестра и поджала губы.

– В это воскресенье будет помолвка, - говорила тётя Аликс, обходя меня, чтобы рассмотреть со всех сторон, - А свадьба – через две недели. Как раз всё успеем приготовить. Ах, я не хотела спешки, но так уж получилось... Но какое красивое платье! Вы – волшебница, фьера Моник, - обратилась она к модистке.

Та покраснела от похвалы, и еще усерднее занялась лифом, втыкая уже, наверное, сотую булавку.

– Решили устроить праздник? – спросила сестра, усаживаясь в кресло и разглядывая меня со странным выражением лица. – Лучше было бы выйти замуж по-тихому. Зачем это платье? Обвенчались бы за городом. Чем тут гордиться - муж палач!

– Лил! – строго одернула ее тётя.

Модистка сделала вид, что ничего не услышала, подобрала на живую нить подол, а потом помогла мне раздеться и удалилась, пообещав, что понадобится всего лишь одна примерка, и платье будет готово через пять дней, самое большое.

– Зачем ты так при посторонних? – укорила тётя Лилиану, когда мы остались одни.

– Разве я сказала неправду? – сестра широко распахнула глаза. – Это глупо – устраивать публичную свадьбу! Виоль, не сходи с ума, - она обернулась ко мне, буравя взглядом.

– У него даже нет фамилии! Кем ты станешь, когда выйдешь замуж? Фьерой Палач?!

Мне стало холодно и жарко. Тётя и дядя поддержали моё решение, и были крайне деликатны, но теперь жестокие слова Лилианы били точно в цель. Фьера Палач… Да уж… Стану фьерой без фамилии… Я и не подумала об этом…

– О, совсем забыла, - спокойно сказала тётя, выставляя на стол вазочку с конфетами-драже, - с фамилией всё решено. Сегодня утром Клод получил письмо из королевской канцелярии - его величество даровал мастеру Рейнару право называться Рейнаром ди Сартен. Звучит красиво и аристократично. Если Виоль пожелает, она может оставить двойную фамилию – фьера ди Сартен-Монжеро. Очень достойно.

Я не сомневалась, что тётя не могла позабыть о таком приятном королевском подарке. Наверное, хотела обрадовать меня в торжественной обстановке, или чтобы дядя сообщил. Но пришлось сказать раньше, чтобы осадить Лилиану. Конечно же, сестра переживала за меня, и я была не вправе обижаться на ее упреки, но все же вздохнула с облегчением, когда Лилиане нечего было возразить.

– Ваш дядя пообещал вашему отцу устроить всем вам достойные свадебные торжества, - сказала тётя, позвонив в колокольчик и приказав Деборе принести чай и сливки. – На твоей свадьбе, Лил, было пятьсот гостей. И свадьба Виоль будет ничуть не хуже. Мы решили, что праздновать будем не в доме, все приглашенные не поместятся. У нас чудесная беседка, увитая жимолостью, а если пойдет дождь, то поставим шатры. Я уже разослала пригласительные…

– Глупо, - оборвала её Лилиана.
– Все равно никто не придет на свадьбу. Сидеть за одним столом с палачом!.. – и она презрительно фыркнула.

– Тогда достанет только нас с Клодом, - ответила тетя с достоинством, - и тебя с мужем. Хотя… - тут она внимательно посмотрела на Лилиану, - и вы можете не приходить.

Сестра промолчала, уставившись в пол, выпила чашку чая, пока тётя рассказывала, как будет проходить торжество, а потом сухо попрощалась, едва коснулась губами моей щеки и уехала.

Я старалась сохранять спокойствие, но на душе всё равно было тяжело. Если уж родная сестра говорит такое, можно представить, как относятся к предстоящей свадьбе остальные.

Тётя не подавала виду, что её что-то задевает или беспокоит, и дядя тоже, и я была страшно им за это благодарна. Но не только это поддерживало меня. Была еще маска – кожаная черная маска, которую Рейнар забыл в гостиной. Я забрала ее и спрятала, с трепетом ожидая, когда он вернется за ней. Но он не приходил, и я не знала – решил ли палач отказаться от маски или же у него была запасная.

В своей комнате я тайком прикладывала маску к лицу, и мне казалось, что изнутри она хранила тепло того человека, который так стремительно и неожиданно вошел в мою жизнь. Это тепло согревало, успокаивало. Оно согревало мое сердце, как и воспоминания о мастере Рейнаре. Ожог, оставленный его ладонью, давно исчез, но я ощущала его постоянно. И когда вспоминала о том прикосновении, то всякий раз дрожь пронзала меня до самого сердца. Снова и снова я возвращалась в мыслях в ту ночь, когда Рейнар уложил меня в постель, положил руку мне на грудь…