Женитьбу не предлагать

— Я солгал тебе тогда. Та ночь так много значила для меня, что я… поступил как последний трус. Начал язвить, отрицая очевидное. Охо-охо! Я не мог поверить, что одна ночь с тобой смогла перевернуть весь мой мир, сделать меня зависимым от тебя, лишить свободы.

Как идиот, цеплялся за ненависть и лишь недавно смог понять, что не ненавижу тебя. И никогда не пытался бы причинить боль. Даже словами. Ивет, прошу! Не молчи!

— Частенько ты и правда выглядишь как идиот, — произнесла я. У нас фраза вызвала приступ смеха. А у меня будто камень с души упал.

Честность за честность. И, может, я ещё успею выйти замуж и нарожать детишек, когда приключения закончатся, и когда с Арнаэля снимут чертовы обвинения.

Глава 29. Ворон

Погруженный в скорбь немую

и усталый, в ночь глухую,

Раз, когда поник в дремоте

я над книгой одного

Из забытых миром знаний,

книгой полной обаяний, —

Стук донесся, стук нежданный

в двери моего дома:

«Это путник постучался

в двери моего дома,

Только путник -

больше ничего».

В декабре — я помню — было

это полночью унылой.

В очаге под пеплом угли

разгорались иногда.

Груды книг не утоляли

ни на миг моей печали —

Об утраченной Леноре,

той, чье имя навсегда —

В сонме ангелов — Ленора,

той, чье имя навсегда

В этом мире стерлось —

без следа.

От дыханья ночи бурной

занавески шелк пурпурный

Шелестел, и непонятный

страх рождался от всего.

Думал, сердце успокою,

все еще твердил порою:

«Это гость стучится робко

в двери моего дома,

Запоздалый гость стучится

в двери моего дома,

Только гость —

и больше ничего!».

Когда преодолело И

сердце страх, я молвил смело:

«Вы мне простите, обидеть

я никого не хотел;

Я на миг уснул тревожно:

слишком тихо, осторожно, -

Слишком тихо вы стучались

в двери моего дома…»

И открыл тогда я настежь

двери моего дома -

Мрак ночной, —

и больше ничего.

Все, что дух мой волновало,

все, что снилось и смущало,

До сих пор не посещало

в этом мире никого.

И ни голоса, ни знака -

из таинственного мрака…

Вдруг «Ленора!» прозвучало

близ моего жилища…

Сам шепнул я это имя,

и проснулось от него

Только эхо —

больше ничего.

Но душа моя горела,

притворил я дверь несмело.

Стук опять раздался громче;

я подумал: «Ничего,

Это стук в окне случайный,

никакой здесь нету тайны:

Посмотрю и успокою

трепет моего сердца,

Успокою на мгновенье

трепет моего сердца.

Это ветер, —

больше ничего».

Я открыл окно, и странный

гость полночный, гость нежданный,

Ворон царственный влетает;

я привета от него

Не дождался. Но отважно, —

как хозяин, гордо, важно

Полетел он прямо к двери,

к двери моего дома,

И вспорхнул на бюст Паллады,

сел так тихо на него,

Тихо сел, —

и больше ничего.

Как ни грустно, как ни больно, —

я невольно улыбнулся

И сказал: «Твое коварство

победим мы без труда,

Но тебя, мой гость зловещий,

Ворон древний. Ворон вещий,

К нам с пределов вечной Ночи

прилетающий сюда,

Как зовут в стране, откуда

прилетаешь ты сюда?»

И ответил Ворон:

«Никогда».

Говорит так ясно птица,

не могу я надивиться.

Но казалось, что надежда

ей навек была чужда.

Тот не жди себе отрады,

в чьем дому на бюст Паллады

Сядет Ворон над дверями;

от несчастья никуда, —

Тот, кто Ворона увидел, —

не спасется никуда,

Ворона, чье имя:

«Никогда».

Говорил он это слово

так печально, так сурово,

Что, казалось, в нем всю душу

изливал; и вот, когда

Недвижим на изваяньи

он сидел в немом молчаньи,

Я шепнул: «Как счастье, дружба