Женская доля
Шрифт:
А она не отказывалась, трудно одной со всем хозяйством управляться. Пусть и приучена была Мария к труду, не жалея себя, от зари до зари возилась в огороде, ухаживала за скотиной, но мужской работы не умела. Не хватало ей сил в тонких, нежных пальцах, чтобы наколоть дрова или переложить крышу на бане.
Первое время дичилась Мария молчаливого мельника, который со льстивыми разговорами к ней не лип, обнять не норовил и в любовницы не звал. Диковинный он был для нее, не похожий на остальных мужиков. Брагу не любил, в кабак придорожный не ездил, а отдыхал вечерами за столярным делом или просто сидел у
А еще был обучен грамоте и обожал читать газеты и журналы, выписывая их, словно барин с волости. Сам чинил поломки на мельнице, сам таскал мешки и работал без помощников.
Да сама не заметила молодая женщина, как полюбила Савелия горячо и сильно за спокойный характер и заботу. Поэтому через год, как сняла Мария вдовий платок, Савелий посватался к ней. И после венчания отстроил для большой семьи светлую избу-пятистенку.
С тех пор жили мирно да ладно. Первый год все боялась Мария, вдруг рявкнет Савелий, замахнется или обругает ее, а потом привыкла и позабыла, как это бывает, когда «муж жену разумеет».
За пять лет Мария родила мужу еще двоих ребятишек. Да так похорошела, будто спелое яблоко налилась красотой и женской силой.
Рядом с их селом построили железную дорогу, и маленькое село зашумело, принялось расти, как муравьиная горка. Работы у Савелия прибавилось, потекли в семью доходы. Однако хоть приходил он домой уставший, но всегда расцветал сердцем при виде жены и детей.
Мария же вилась вокруг мужа ласковой кошкой, носила каждый день обеды на мельницу, наряжалась, чтобы пройтись парочкой по улице под восхищенные взгляды прохожих. Вот в такой из дней прогуливались они вместе, любуясь, как строится новая станция. Как вдруг один из рабочих выпрямился, оглянулся на мужа с женой, и у Марии подкосились от ужаса ноги.
Как в тумане потянула она муж за рукав:
– Замерзла я, Савушка, идем домой.
Муж сразу же стянул теплый жилет, накинул ей на плечи. Но ни забота, ни теплая поддева не могли согреть Марию. Дрожала она не от вечернего холода, а от нахлынувшего на нее страха – неужели это он?
Дома Мария весь вечер не могла найти себе места, то и дело поглядывала в окно, будто ждала кого-то. И оказалось не напрасно. Скрипнула воротина, и молодая женщина кинулась во двор как была – босая, с наспех накинутым на плечи платком.
У крыльца поймали ее грубые пальцы, окатило смрадом гнилых зубов, заскрипел над ухом знакомый голос:
– Что, плутовка, думала, не признаю тебя?! Убежать от меня хотела? А я все про тебя разузнал, расспросил. Опять за богатея замуж выскочила, тоже сердце ему иссушила, ведьма?
Мария с отвращением вырвалась из мерзких для нее объятий:
– Чего надо тебе, Косой? Зачем рыскаешь по селу?! Чего на двор мой притащился?
Егор Косой оскалился в ухмылке:
– Знаешь, для чего я здесь. Иначе не ждала бы, а то вон выскочила нагая, так мне рада! С мужем твоим поговорить пришел, рассказать про тебя всю правду. Как подол ты передо мной заголила да срам свой показала. Манила, греховодила! Расскажу ему про меточку твою, так сразу поймет, что не вру я.
– Лжешь! – Мария с кулаками готова была кинуться на своего обидчика. – Не показывала я тебе ничего, урод косой! Сам ты напал на меня в лесу, повалил
и юбку задрал, чтобы снасильничать. Ничего у тебя не вышло!Вдруг жесткие мозолистые руки впились в нежное горло, Егорка Косой захрипел на ухо молодой женщине:
– А теперь слова поперек не посмеешь сказать мне! Откажешь снова, я твоему мужу новому расскажу, как ты Семена сгубила, в могилу загнала. И что с деревни тебя погнали за блуд с мужиками нашими! И он тебя тоже прогонит, а то и накажет. Как положено с греховодницами. Голую по деревне гонять будет, чтобы каждый мог в тебя грязью кинуть.
На Марию вдруг будто морок напал, ни пошевелиться, ни крикнуть она не могла. А перед глазами стояло лезвие топора, которое воткнулось в ту страшную ночь не в ее голову, а в порожек рядом с лицом.
Она чувствовала, как обидчик ее полез под юбку, ухватил ее за бедра больно, оставляя синяки на нежной коже. Но боялась крикнуть и позвать на помощь Савелия.
А что если, как и первый муж, поверит он в грязный оговор оборванца? Тоже разгневается, прогонит из дому или измываться будет.
– Я сейчас, я… Поесть тебе принесу! Ты иди, в сарайку иди, сейчас приду туда! – дрожащая от омерзения Мария вывернулась из объятий.
Перед глазами мелькнул Косой, каким она увидела его сегодня на дороге. Худой, оборванный, нищий и вечно голодный наемный батрак для тяжелой работы. И затеплилась надежда у Марии, как избавиться от своего мучителя.
Косой недоверчиво завертел головой, но руки убрал. Прошипел в ухо хрипло:
– Обманешь, так тебя очерню, что никогда не отмоешься.
Мария молча кинулась в избу, но там схватила не пироги из печи и не жбан с квасом. Женщина растворила сундук, выгребла оттуда все украшения, что подарил ей муж, браслеты, монисто, серьги, и завернула в платок. Схватила мошну с деньгами, которую муж клал под образа, и заторопилась к сараю.
Там уже ждал ее Косой, который успел стянуть с себя все обноски. Нагой он встретил ее у порога и жадно вцепился в подол ночной рубашки:
– Давай заголяйся! Пока я ем, будешь вокруг меня ползать голая да в ноги кланяться за то, что косым уродом назвала!
Мария вдруг упала перед ним на колени в мольбе, протянула свои богатства:
– Возьми все что у меня есть, только молчи! Богом прошу, не мучай ты меня! Уходи, оставь меня в покое!
Только просила напрасно, Косой вцепился в густую волну волос и потянул женщину к себе:
– Еще чего удумала! Откупиться?! Нет, и деньгами будешь, и телом своим сладким милости моей вымаливать. Молчание мое – золото. Завтра еще принесешь столько же. У твоего муженька барыши на мельнице хорошие, мне в деревне все рассказали.
Мария в ужасе мотала головой, пытаясь освободиться. Страшно было крикнуть о помощи, прибежит муж, а она в одном исподнем, рядом нагой мужик. Что тут можно удумать?!
Треснула ткань рубахи, Косой разодрал подол, силой завалил несчастную на пол и подмял под себя. Мария металась под ним, как немая рыба, что извивается в судорогах за свою жизнь.
Как вдруг удар тяжелого кулака откинул в сторону оборванца, вспыхнул свет лучины, на пороге сарая застыл с топором в руках Савелий. Он крутил головой, переводя взгляд то на жену в стянутой наполовину рубашке, то на обнаженного голодранца.