Женская доля

От вида занесенного топора Мария забилась в крике, сжалась в комок:

– Не убивай, Савелий! Не виновата я! Он заставил, а я, дура, откупиться хотела! Все что в доме нашла, принесла!

Косой взвыл:

– Врешь, распутная баба! Сама она! Давно со мной блудит! У нее под коленом метка есть круглая! Как рубль! Видел, знаю, чего она под юбкой прячет! Греховодница она, в нашей деревни все об этом знали, потому и сбежала!

А Мария всхлипывала, не зная, как объяснить Савелию всю правду:

– Всю жизнь он меня мучает, всю жизнь гадости делает. Слухи распускает, оговаривает, потому что не даюсь ему. И верят гаду такому!

– Откуда же он про родинку узнал? – Григорий поближе наклонился к жене, всматриваясь в драгоценности и деньги, что разлетелись по соломенному настилу.

– Видел, – призналась Мария. – В лесу снасильничать меня хотел. Напал, рот зажал, успел платье задрать. Еле отбилась, руку прокусила до крови и корзину разбила об голову ему.

Григорий приказал Косому:

– Покажи руки!

Тот заюлил, забегал глазами, но боязливо вытянул руку, где через пальцы шел полумесяцем шрам от зубов:

– Врет она, собака-то меня тяпнула, когда ребятенком был!

А Григорий вдруг схватил черенок от лопаты и с размаху врезал Косому так, что тот кувыркнулся через сторону:

– Это ты врешь, скотина! Жена моя все богатство тебе отдать готова была, лишь бы от тебя, клеща блудливого, избавиться, до того ты ее измучил! – мужчина принялся охаживать палкой обидчика жены так, что тот выл и крутился волчком по сараю. – Ах ты, сволочь, изгаляться дальше вздумал над ней! Руки к ней протянул! Снасильничать жену мою задумал! Скотина греховодная!

Сильным ударом Григорий выгнал нагого принудителя на улицу и погнал его по сельским улицам вперед, осыпая ругательствами. Мария, прикрываясь платком, шла следом. Не было ей стыдно ни от вида своего непотребного, ни от людской молвы. Все вернулось ее обидчику, что он грозился над ней учинить, позор перед людьми, побои и унижение. Пускай теперь этого непотребника гонят по селу нагого камнями и палками за блуд!

После избиения Григорий вместе с остальными мужиками запер косого срамника в подвал, а наутро сдал жандармам. Суд за многолетние издевательства над добропорядочной крестьянкой приговорил Егора Косого к ссыльной каторге, где он и сгинул навсегда.

Григорий и Мария прожили до глубокой старости в согласии и любви. Никогда не сомневался Григорий в верности своей жены, а Мария ничего не утаивала от мужа.

Историю несчастной вдовы, которую оговорил навязчивый сластолюбец и срамник, передавали из уст в уста. Чтобы крестьяне не колотили своих жен без разбора по первому навету от злых языков, а почитали и им верили.

Хоть бы крошечку хлеба

– Матушка, так голодно, живот будто зверь грызет! Хоть бы крошечку хлеба на язык положить, – старший сын заходился в плаче на ледяном полу.

У Аграфены от его крика внутри все переворачивалось, но она молчала, даже не пыталась утешить сыночка. Как тут успокоишь, когда уже пятый день сидят они голодом. Последние угощения от жалостливых соседей съедены, а больше кормить и нечем детей.

Два месяца назад занялся пожар из-за засухи и багровым, огненным языком в один миг слизал их избу, сарай с запасами на зиму, хлев со скотиной. Муж Аграфены попытался спасти хоть какое-то добро из пламени, да там и сгинул, придавило его прогоревшей балкой до смерти.

В ту страшную ночь стала Аграфена вдовой с тремя детишками на руках мала малым меньше и погорелицей без дома и хозяйства. Из всей животины спаслась лишь коза, которая каким-то чудом выскочила наружу через полыхающий огонь.

Правда, и ее кормить тоже было нечем. Теперь коза лишь изводила несчастную женщину безудержным блеянием под плач детей в крошечной, холодной баньке, где ютилась семья после пожара.

Поэтому следующим утром накинула погорелица на шею козочке веревку и повела на базар. Решила она продать свое единственное богатство. Может, хоть так получится купить запасов, чтобы пережить предстоящую зиму.

Страшно ей было идти одной в людное, торговое место, ведь не знала крестьянка ни счета, ни письма. До этого на базаре бывала только с мужем, который и занимался всеми денежными делами.

Но на все она была готова, лишь бы прокормить ребятишек.

***

Базарный шум оглушил ее своим многоголосьем, совсем растерялась Аграфена. Встала как вкопанная, не понимая, как ей найти покупателя на свой товар.

Вдруг кто-то подхватил крестьянку под локоть, потянул в сторону. Смуглая женщина в странной темной одежде засыпала ее торопливой речью, заворожила взмахами быстрых рук.

Аграфена сама не поняла, как веревка с козой перекочевала к незнакомке, ей же в обмен лег в ладонь легонький мешочек, позвякивающий деньгами.

С ним кинулась несчастная женщина к ближайшему прилавку, высыпала монетки в подол торговке:

– Хлеба дай. Крупы и муки припаса побольше!

Та в ответ фыркнула насмешливо, сунула Аграфене два калача:

– Удумала припасов за гроши, вот держи.

Та залепетала в ответ:

– Чего так мало-то? Я же козу продала, мне муки надо два куля на зиму!

Торговка вдруг проворно припрятала монетки и тут же оттолкнула оторопевшую крестьянку от прилавка с силой:

– Иди уже, блаженная. Видела я, как ты козу продала за полкопейки цыганке. Будет тебе наука, не лезь на базар, коли ума к торговле нет.

При виде пышного бока калача у Аграфены закружилась голова. Она и не помнила, когда ела последний раз, все крохи отдавала ребятишкам. Оголодавшая женщина не выдержала и вцепилась в сдобу, откусывая жадно огромные куски.

А когда в три укуса проглотила его, пришла в себя и отчаянно разрыдалась, ей наконец стали понятны слова торговки.

Последнее богатство она сменяла на жалкий калач! Не выжить им всем этой зимой… Будут долго и страшно умирать от голода ее дети, а потом и она сама.

Ужас накатил на несчастную женщину предчувствия, что смерть впилась в нее своими ледяными лапами и теперь уже не отпустит. Завыла Аграфена в голос, как плакала по мужу-покойнику, и поплелась обратно с базара к ледяной баньке и измученным голодом малышам.

Там калач мгновенно исчез в трех ртах, и ручонки потянулись к матери за новым. Но накормить детей Аграфене было нечем.