Жертва

– Семьи? – взвился Рэми, посмотрев вождю прямо в глаза. – А где ты был со своей семьей раньше! Ты забыл о нем, о моем брате? Ты выкинул его из памяти! Тебе было плевать, что с ним, как он живет! Что его много раз чуть было не убили! Ты даже, когда Арман приехал в Виссавию, не признал в нем пасынка своей сестры! Кто ты после этого?

– Рэми… мы не можем… Арман не виссавиец…

– Самолюбивые выскочки! – оборвал его Рэми, чувствуя, как по его щекам катятся слезы. – Ты заставил меня остаться в Виссавии, бросить моих друзей, когда я им был нужен! Если я был бы тут… если я был бы с ними… Гаарс бы теперь жил! Арман бы не был ранен! Но что тебе до них? Они не виссавийцы! А я потерял друга, понимаешь! Человека, который был ко мне гораздо добрее, чем ты! Он был рядом, когда был мне нужен! А ты?

– Нериан…

– Не называй меня так! Мое имя Эррэмиэль, и я всего лишь кассиец, ничего более. Оставь меня, слышишь! Проваливай в свою Виссавию. Живи себе там дальше и забудь о моем существовании, как ты забыл о существовании моего брата! Уходи! Я справлюсь сам!

– Мальчик мой, – продолжал уговаривать вождь. – Я во многом виноват, но одно ты должен признать: я никогда тебе не врал. Я помогу тебе и твоим друзьям… чем смогу. Я дам им прибежище в Виссавии. Ты успокоишься, и тогда мы все решим. Не надо терять времени, у Армана его нет. Позволь мне и моим, если настаиваешь, людям. Прошу…

Рэми, наверное, никогда бы не согласился. Продолжал бы неистовствовать, если бы рядом с ним на корточки не опустился Лиин:

– Мой архан, – прошептал он. – Позволь мне осмотреть твои ладони.

Рэми позволил. Он терпел, когда лилась на его ладони целительная сила, сращивая порванные мышцы, и смотрел на лежавших неподвижно Гаарса и Кадма. На застывших дозорных, ожидающих приказов… его приказов. На едва живого и измученного Мираниса, над которым склонилась, на счастье, живая Лия. Он облизал пересохшие губы и вздрогнул, когда виссавийский целитель пытался подойти к Тисмену, и дозорный преградил ему дорогу:

– Пусти его, – прошептал Рэми.

– Но телохранитель… – пытался возразить дозорный.

Рэми сдержал рвущийся из груди крик, и, проведя ладонью рядом с лицом брата, погрузил его в целительный сон. Вождь прав… сейчас исцелять Армана было опасно, да и незачем: виссавийские целители справятся с этим лучше.

– Присмотри за ним, – приказал он Лиину. – Глаз с него не спускай, слышишь! И если ему станет хуже…

– Мой архан, я тебе нужен, – пытался возразить Лиин. – С твоим братом ничего не случится в Виссавии…

– Я хочу быть уверенным, что он выживет. Только тогда я смогу сосредоточиться на… умерших.

Он осторожно переложил голову брата на колени замолчавшему Лиину, в последний раз погладил Армана по волосам и медленно поднялся, попросив дядю:

– Позаботься… о них… всех. И о дозоре, чтобы не помнили.

– Можем ли мы исцелять так же телохранителей? – осторожно поинтересовался Элизар.

– Да, – дрожащим голосом ответил Рэми, – исцелите Лерина и Тисмена, приготовьте тело Кадма к ритуалу. Вы не могли к ним раньше подойти… из-за… меня… потом… хорошо?

– Да, Рэми, – быстро согласился вождь. – Но сначала я позабочусь о том, чтобы ты от меня больше не спрятался. Отдай мне то, что делает тебя невидимым. Что замылило нам глаза, чтобы мы не увидели очевидного.

– Дядя… – выдохнул Рэми.

– Я не позволю тебе больше уйти, мой мальчик, – холодно прервал его вождь. – Тебе это больше не нужно. Я все равно тебя найду, ты же знаешь.

Рэми сорвал с плеч полог богини, бросил его Элизару и выдохнул:

– Тогда забирай!

– Я буду ждать тебя, Нериан, – уже тише ответил Элизар. – Мне очень жаль, что твоему другу пришлось уйти за грань. Ты вернешься домой, когда сам того захочешь…

Домой? Смешно!

Но и отвечать он уже не стал: будто почувствовав, что теперь можно, тяжесть потери упала на плечи, опрокинула в темную пропасть. Молчал где-то рядом, дышал на них скорбью, Айдэ, тяжелыми каплями капала вода, шуршали под ногами осколки стен и колон. Храм стонал и едва слышно жалился от недавного осквернения, лилась на него, тревожила душу гневом, сила Радона. Рэми шел… шел к тому, кто почти стал ему старшим братом. Другом.

Он упал перед Гаарсом на колени, перевернул его тело на спину, чувствуя на себе запах его крови. Болело… потеря жгла изнутри, выжигая внутренности до пепла. А еще более – стыд. За свою ошибку. За то, что он, высший маг, вылетел из перехода так бездумно. И чуть было не погиб. Кадм, когда вернется из-за грани, не одобрит. Рэми сам себя не одобрит. И не простит.

– Мне очень жаль, Рэми, – положил ему руку на плечо неведомо откуда взявшийся Бранше. – Мне действительно жаль.

Жаль? Жалей не жалей, а друга не вернешь. И осознание безысходности, беспомощности, душило, рвало в крочья израненную потерей душу. Он мертв… мертв… и виноват в этом, увы, Рэми.

– Если ты позволишь, я облегчу переход души твоего друга за грань… – прорвался через черные волны скорби едва знакомый голос.

Рэми недоуменно посмотрел на склонившегося перед ним юношу в одеждах рожанина. Но это не кассиец, виссавиец. Это он держал щит над Миранисом, когда Рэми не было рядом с принцем. И ведь хранитель смерти устал, был измучен защитой Мираниса, а предлагает провести сложный ритуал...

– Что тебе до моего друга? – выдохнул Рэми.

– Твоя боль это моя боль, – спокойно ответил тот.

– Потому что я наследник, а ты – виссавиец?

– Потому что ты это ты, мой архан.

И Рэми вдруг поверил… виссавийцы ведь никогда не врут. А ему сейчас так нужен был кто-то… близкий.

– Спасибо, Рэн, – выдохнул он, и медленно поднялся, подняв на руки тело друга. Кто-то из дозорных хотел помочь, кто-то что-то спрашивал, Рэми уже не слышал ничего. Он шел прочь из этого проклятого храма и думал лишь о Варине и спавшем сейчас, наверное, Рисе…

В отверстие в обвалившемся потолке храма вдруг проник первый солнечный луч. Новый день… без Гаарса.

Рэми спустился со своей ношей по ступенькам, в сереющее городское утро, нашел взглядом повозку и при помощи дозорных затянул тело Гаарса внутрь. Он уложил умершего друга на деревянном полу и сел рядом. Бранше занял место на козлах, несколько дозорных вскочили на коней, явно решив сопровождать повозку, а Рэн опустился рядом с телом, окутывая его черной сетью заклинаний.

Когда повозка остановилась, над городом уже вовсю светило, купалось в утреннем мареве, солнце. Рэми облизнул внезапно пересохшие губы и тихо сказал Рэну:

– Побудь пока с ним.

– Я побуду, – тихо ответил Рэн, продолжая оплетать Гаарса заклинаниями.

Рэми выпрыгнул из повозки на темный, еще влажный после вчерашних дождей, песок и вместе с молчаливым Бранше прошел через скрипучую, увитую плющом калитку.

– Рэми пришел! – выкрикнул радостно Рис, обнимая Рэми за пояс.

– Как ты вырос, – улыбнулся через силу Рэми. – И букву «р» выговаривать научился.

Он посмотрел вверх, на стоявшую на крыльце Варину, и… объяснять ничего не пришлось. Женщина покачнулась, оперлась спиной о закрытую дверь, и бесшумно зарыдала. Бранше забрал притихшего, почуювшего беду Риса, и Рэми шагнул в залитый солнцем, такой родной двор.