Жестокая конфузия царя Петра
Шрифт:
Он перечёл написанное, пригорюнился, затем свернул бумагу, запечатал её своею красной печатью на шнурке и некоторое время размышлял, кого обременить столь важным и вместе с тем деликатным, а более всего конфиденциальным поручением.
Выбор пал на капитан-поручика Преображенского полка Семёна Пискорского. Ему прежде доверялись особо важные и секретные поручения, и он отличался надёжностью в сочетании с выносливостью, ловкостью и сообразительностью. Кого-то придётся дать ему в спутники, да не одного, дабы подстраховаться.
Всё вычислив, Пётр вызвал его.
— Доверяю тебе, Семён, дело важнейшее. Бумага
— Как не понять, ваше царское величество. Исполню в точности, не сумлевайтесь.
— Знаю: надёжен, испытан. А теперь ступай и схорони бумагу до времени.
Перестрелка стала утихать. Ответа от визиря по-прежнему не было.
— Что ж, господа соратники, видно, турок не идёт на замиренье, — невесело констатировал Пётр. — Оповестить всех: идём на прорыв!
Глава пятнадцатая
ЗНАМЕНИЕ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ПРОРОКА
И сказал он: «Вы взяли себе помимо
Аллаха идолов из любви между собой в
здешней жизни; потом в день воскресения
одни из вас будут отрекаться от других,
и одни из вас проклянут других. И убежище
ваше — огонь, и нет у вас помощников!»
...Первый совет, что положили по последней мере:
Ежели неприятель не пожалеет на тех кондициях, о чём послано к везирю, довольным быть, а будет желать, чтоб мы отдались на их дискрецию и ружьё положили, то все согласно присоветовали: итти в отводе подле реку Пруту.
Подписались руками: генералы Адам Вейде, князь Репнин, Энсберх, Брюс, князь Голицын, Остен, князь Василей Долгоруков, граф Головкин, фельдмаршал Шереметев.
Из походного журнала.
Первый Военный совет у Шереметева
Второй совет. За краткостию время пространных речей не объявлено; ниженаписанные пункты поставлены:
1. Итти в верх по р. Пруту; того ради немедленно приуготовляться к маршу и патронов и картеч было б довольное число, и сколько в которой дивизии будет, о том подать рапорты, а за скудостию пулек сечь железо на дробь...
4. Генералам иметь по одной коляске, а протчим никому не иметь; а у кого есть жёны, верхами б ехали, а лишнее всё оставить; а лошадей употребить с собою для солдат и бедных офицеров.
5. Лошадей артилерских добрых взять с собою, а худых, не токмо артилерских, но и всех, побить и мясо наварить или напечь; и сие, как возможно, наискорее учинить.
6. Артилерию тягостную, також которая не надёжна, разорвав, бросить в воду.
7. Бомбы и тайные вещи тем же образом управить.
8. Провиант поделить поровну по полкам и, как провиант, так и мясо, нести на себе; и конечно, за скудостию скотины, не жалея лошадей и не гнушався худыми...
9. Камисарам: Бестужеву, Новосильцеву, Масальскому, с деньги следовать при артилерии, для лутчего охранения, и присматривать обще с камисары подполковнику Зыбину. А те деньги устроить в малых тележки, которые ныне есть в артилерии; а буде тележек столько не будет, то разложить по, лошадям в сумках и в мешках и иметь в запас при двух третью лошадь.
У брегадиров, у полковников у всех взять сказки за их руками, что они указ слышали, к указному часу всё управят.
Таковы розданы генералам: Вейду, Янушу, князю Репнину, Аларту, Энсберху, Брюсу, князю Голицыну...
Из походного журнала.
Второй Военный совет у Шереметева
...2. Телег взять указное число, а имянно: генералу полному — 6, генерал-лейтенанту — 5, генерал-порутчику — 4, генерал-майору — 2, брегадиру — 2, полковнику — 1. Протчим вьюки. Лошадей в тех возах иметь лутчих.
3. Фелтьмаршалу и министрам возов и лошадей иметь, как добрым людям надлежит.
Из походного журнала.
Третий Военный совет
— О высочайший среди высоких, любимец султана и его око!
Истошный крик у визирского шатра нарушил благолепное сидение вельмож. Неторопливо прихлёбывая кофе, они совещались, как быть дальше: русские бились отчаянно, отражая все атаки. Потери были велики, непомерно велики. Само по себе это бы ничего: гибель за правую веру почётна и почтенна. Плохо было то, что жертвы не достигали цели...
— Кто смеет нарушить покой высокого дивана, — поморщился визирь. — Куда смотрит стража! Осман-кяхья, прошу тебя: выйди, и пусть будет порядок.
Осман-кяхья, правая рука визиря, поднялся с подушек и вышел.
Бостанжи увещевали рослого янычара, несомненно бывалого воина: багровый рубец, вечный след чьей-то сабли либо ятагана, перерезал лицо. Он рвался из рук державших его стражей и вопил:
— О, любимец султана, до каких пор мы будем гнить в этих болотах! Или мы не воины пророка?! Или пророк не заповедал нам священную войну с неверными — джихад?!
«Фанатик, — подумал Осман-кяхья. — Но такому надо дать волю. Он способен вдохнуть мужество в наше побитое войско. Он станет вопить про джихад и возбудит людей. Вопли кликуши действуют заразительней, чем призывы мудреца».
Он подошёл к янычару и тронул его за плечо. Стражи отступили.
— Чего ты хочешь, храбрец?
Янычар оборотил к нему искажённое криком лицо. На губах проступила пена.
«Кажется, он припадочный, — с опаской подумал Осман-кяхья. — Впрочем, это и лучше: на нём почиет печать пророка и за таким пойдут в самое пекло».
— Пусть любимец султана прикажет нам сокрушить неверных, и я подыму всех истинных воинов пророка.
— Я правая рука садразама. Своею властью вручаю тебе зелёный санджак, — сказал кяхья и протянул ему одно из стоявших у визирского шатра знамён.