Жестокий роман
Шрифт:
Какие могут чувства у хищника к добыче? Глупо мечтать и надеяться на чудесное избавление. Счастья мне здесь точно не светит. Надо помнить где мое место. На громадном органе. Послушно скакать, насыщать хозяина. Вот моя судьба.
Все просто. Проклятье. Нет. Все совсем не просто. И сейчас…
— Ты не боишься, что я могу забеременеть? — спрашиваю прямо.
Марат молчит. И мрачнеет. Четко ощущаю перемену в его настроении. Безмятежное небо затягивают грозовые тучи. Раскаты грома оглушают. Грядет ураган. Бешеный.
— Пожалуйста, — требую тихо, но отчетливо. — Ответь. Объясни, почему вдруг
Он заваливает меня на спину. Буравит горящим взглядом и раскаленным членом. Его орган опять твердеет, наливается силой и мощью в моем лоне.
— Я не хочу говорить, — бросает резко.
Ну, хотя бы что-то отвечает. Мог бы и без пояснений свое взять, легко и привычно, ведь нет никакого смысла объяснять вещи, почему решил применить ее по назначению.
— Марат…
Мой рот запечатан его губами. Жестко. В момент. Мои стоны льются в его горло, текут по его мускулистому разгоряченному телу. Дрожь сводит распахнутую настежь плоть.
И сладко. И жутко. Мучительно. Неописуемо. Невыносимо. Ничем нельзя отразить даже слабую тень пробужденных внутри чувств. Такое нереально словами передать.
Пальцы на ногах поджимаются. Раскаленные стрелы проносятся от ступней к груди, пронизывают и сотрясают. Разум гаснет. Кромешная темнота. А я ослеплена этой одержимой бурей эмоций. Обесточена. Разворочена наизнанку.
Он овладевает мною снова и снова. Не ведает ни стыда, ни усталости. Раскладывает в самых непристойных позах. Выгибает и загибает, одурело вбивается вглубь, окунает в шальное безумие. Входит грубо и размашисто, а после на ласку срывается. Покрывает плоть поцелуями, выписывает на коже узоры, клеймит влажным языком, прикусывает, чуть не до крови, тут же исцеляет губами, нежно обводит оставленный след.
Марат точно с цепи срывается. Все, чего желал, в жизнь воплощает. Торопится каждую свою фантазию осуществить в настоящем времени. Успеть. За одну ночь.
Я теряю рассудок. Бой собственного сердца теряю. Напрочь. Безнадежно. Всего лишаюсь. Сама себя предаю, даже не пытаюсь бороться. Растворяюсь в ярком калейдоскопе. Сдаю позиции без какого-либо сопротивления.
Не могу сражаться. Не хочу. И чтоб рассвет наступал тоже не хочу. Прошу, пусть стрелки часов замрут, застынут навечно. Не нужно разговоров. Ничего не нужно. Вообще. Только пусть его пульс бьется рядом. Наполняет изнутри кипучими волнами.
Я жажду ощущать Марата. Даже так. Низко. Пошло. Разнузданно. Через его громадный вздыбленный член. Через размашистые толчки. Через удары прямо в матку. Через эти яростные поцелуи, крадущие дыхание.
Мир в клочья. На щепки. Вдребезги.
Я таю под ним. Растекаюсь вязкими ручьями. На части раскалываюсь. Я отдаю ему все, ничего не требуя взамен. Но я жажду единения.
Смятые простыни. Смутные очертания комнаты. Тьму рассекают только пылающие черные глаза.
Марат во мне. Грубо. Властно. Глубоко. До сих пор. Даже не намерен отстраниться. Сжимает и подминает в очередной раз, накладывает несмываемую печать.
Я его. До конца. До предела. До грани. И дальше. Без табу, без запретов, без ограничений, без безопасных стоп-слов. Я только ему одному так принадлежу.
Вся в нем. Без остатка. В его поте и сперме. Помечена. Запятнана. Навечно замурована.
Запечатана намертво своим суровым хозяином. Закована в доводящих до исступления ласках как в железных цепях.Тому не найти спасения, кто не хочет искать.
— Прошу, ответь, — вкрадчиво выдаю, когда выпадает короткая возможность вдохнуть и собрать хрупкие остатки воли для мимолетного удара. — Что ты сделаешь, если у меня будет дитя?
— Ничего, — чеканит Марат.
Разрывает наш контакт и укладывается на спину, забрасывает руки за голову. Больше не выжигает мою душу пристальным взглядом. Не терзает тело здоровенным членом.
— Но ты… ты же понимаешь, что если мы без…
— Тебе не надо об этом переживать, — обрывает он.
— Почему? — невольно содрогаюсь.
— Не будет никакого ребенка, — отрезает холодно.
— Прости, — сглатываю. — Не понимаю. Ты способен многое контролировать, но у природы всегда свои планы. Иногда и одного раза оказывается достаточно, чтобы забеременеть.
— Не дергайся зря, — произносит ледяным тоном. — Ты не понесешь от меня.
Поджимаю колени, усаживаюсь на постели, инстинктивно обнимаю себя руками, будто согреться стараюсь.
— Откуда такая уверенность? — едва отдираю язык от неба. — И зачем ты вообще это затеял? Для чего эксперименты?
— Хотел понять, как это, — хмыкает, насмешливо продолжает: — В твою пизду спускать. Рот спермой накачивал. Жопу тоже. А пизду толком не ебал. Хотя давно нарывалась.
— Надеюсь, ты осознаешь последствия? — еле губами двигаю.
Он смеется. Зло. Раскатисто. Как никогда прежде не смеялся. Хохочет с неприкрытой издевкой, будто я несу полную чушь.
Вздрагиваю, рефлекторно отползаю назад.
Марат поднимается. Рывком. Усаживается, глядя прямо на меня. И к своему дичайшему ужасу я совсем не узнаю его глаза. Еще пару секунд назад все было по-старому. А теперь вдруг колючий взгляд. Чужой. Враждебный. Что случилось? Откуда эта перемена? Он и в нашу первую встречу так на меня не смотрел. И потом, позже, даже когда чертово кольцо на моем пальце увидел. Не было ничего подобного раньше, вот ни единого раза.
— Я женюсь, — заявляет мрачно.
— Когда? — спрашиваю чуть слышно.
— В пятницу, — раздается ровный ответ.
Так быстро? На этой неделе? В эту пятницу?
Прикусываю язык, прерывая поток дурацких вопросов, которые буквально рвутся наружу из дрожащих уст.
Нужно спросить о том, что действительно важно.
— И как, — запинаюсь. — Как изменится мое положение?
— Никто не ведет в дом жену, пока там рабыня, — выдает хрипло.
— Мне придется переехать? — судорожно втягиваю воздух. — Ты перевезешь меня в другое место?
Его ладонь накрывает мое горло, сдавливает, несильно, однако ощутимо, пробуждает нервный озноб.
— Никто не берет жену, пока рабыня жива, — припечатывает глыбой льда.
— Что ты… что…
Обрываю свой жалкий лепет. Смысл сказанной им фразы доходит не сразу. Собирается по кускам, по фрагментам.
Жена. Рабыня. Жива. Это все кажется сложнейшим паззлом. Дьявольской головоломкой.
Я цепляюсь пальцами за его ладонь. Царапаю ногтями, пытаясь отодвинуть, отодрать от своего горла. Напрасно надеюсь обрести свободу.