Жезл маршала. Василевский

— В курсе, Ефим Иванович! — Александр Михайлович быстро оделся. — Я готов!

Всю ночь Василевский спал как убитый. Никто его не будил, никто не тревожил. В санатории о нём хорошо позаботились.

Утром, как всегда, он прибыл на доклад к Верховному.

— Ну как, отдохнули? — весело спросил Сталин. — Значит, сил набрались?..

На рассвете 7 ноября Василевского разбудил телефонный звонок. «Наверное, Катюша...» — пронеслось в голове. Он вскочил, схватил трубку и услышал далёкий, слегка приглушённый голос Юрия:

— Привет, папа! Я тебя разбудил? Мы долго ждали, пока нам дали Москву. Как ты поживаешь? Алло, ты меня слышишь?

— Всё хорошо, сынок! — отозвался Александр Михайлович, чувствуя, как от волнения заколотилось сердце. — Правда, много работы. У нас тут в столице тревожно...

— Папа, а я уже работаю на Новотрубном заводе!

— Да? Вот здорово! Кем же работаешь?

— Учеником слесаря. Кое-что наш завод делает и для фронта, так что и я сражаюсь с фашистами. По тебе очень скучаю. Может, хотя бы на денёк-два приедешь к нам в гости?

— Что ты, Юра, у меня столько дел!.. Скажи, сынок, как у вас с питанием? Денег прислать?

— Не надо, папа, у нас всё есть. Мама тоже работает, получает зарплату... Ладно, папа, береги себя. Мама тут рядом, даю ей трубку!

— Привет, Серафима. Как ты? — У Василевского вдруг появилось ощущение тревоги за бывшую жену: всё ли у неё там есть и как она себя чувствует.

— Здравствуй, Саша! — отозвалась Серафима. Голос звонкий, какой-то шальной. — Ты спрашиваешь, как я? Отвечу: пока замуж не вышла, никак не найду себе человека по душе. А так всё хорошо.

«И тут меня уколола», — грустно подумал Василевский.

— Ты всё шутишь... Скажи, как Юра?

— По тебе скучает, но здесь я ничем не могу помочь ему... Ты дома один или у тебя под боком Катюша?

— Она со мной, — съязвил Александр Михайлович. — Игоря оставила в посёлке Чебаркуль, а сама прикатила сюда. Видишь ли, она и дня не может без меня прожить!

— Шутить изволите, товарищ генерал! Я тебе не верю, — зло добавила Серафима.

— Время закончилось, выключаю! — раздался на линии голос телефонистки.

Василевский выпил чаю и поспешил на Красную площадь. От снега всё белым-бело. Войска уже подтягивались к месту парада, слышались звонкие команды, урчали машины, раздавался лязг гусениц тяжёлых танков КВ. У Мавзолея ему встретился военный комендант Москвы генерал Синилов. Он не раз приходил в Генштаб к Александру Михайловичу, когда шла подготовка к военному параду.

— Не везёт нам, а?! — сказал Василевский. — Вчера весь день сыпал снег, а с утра поднялась пурга. Мороз, скользко, как бы не буксовали танки и машины!

— Вчера всю площадь мы посыпали песком, скольжения быть не должно! — заверил Синилов.

По всей площади от Исторического музея до храма Василия Блаженного выстроились войска. На трибуну Мавзолея поднялись члены правительства. Василевский обратил внимание, что на голове Молотова папаха, а Сталин стоял в фуражке, хотя было морозно. Вот из ворот Спасской башни на заснеженную площадь на коне выехал первый заместитель наркома обороны СССР маршал Будённый. Трибуны встретили его аплодисментами. Командующий парадом подъехал к нему на своём рысаке и громко отрапортовал:

— Войска Московского гарнизона для участия в параде по случаю двадцать четвёртой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции построены!

Грянула медь сводного оркестра. Маршал Будённый в сопровождении генерала Артемьева стал объезжать войска, поздравляя их с праздником. Бойцы дружно отвечали на его приветствие. «Ура!» мощным валом катилось по площади. Громовое, воинственное. Объехав войска, Будённый поднялся на трибуну Мавзолея. Парад затих, замер, когда к микрофону подошёл Сталин и, как показалось Василевскому, заговорил спокойно, но твёрдо. Речь вождя слушали затаив дыхание.

— Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

Торжественный марш войск открыли курсанты минно-артиллерийского училища. Василевский, глядя на них, подтянулся, одёрнул шинель, словно сам находился в строю с бойцами и командирами. К нему подошёл полковник Штеменко.

— У меня такое чувство, Александр Михайлович, что сам бы сейчас взял автомат и пошёл на передовую, — сказал он. — Нет, я ещё раз попытаюсь уйти на фронт. Вернусь в Генштаб и напишу на ваше имя рапорт...

— У вас, Сергей Матвеевич, есть своя передовая, так что никуда вас я не отпущу, — осадил его Василевский.

Штеменко помрачнел, но промолчал.

— Что нового под Москвой? — спросил Сталин, едва Василевский зашёл к нему.

— Немцы усилили свою группировку войск...

— Вы имеете в виду те подкрепления в танках и самолётах, которые по приказу Гитлера получила группа армий «Центр»?

спросил Верховный. — Я в курсе дела, подробности мне доложил Жуков. — Он выбил из трубки пепел, хотел было снова закурить, но бросил трубку на край стола и подошёл к Александру Михайловичу: — Ну, как вам парад?

— Суровый и величественный, я даже разволновался. Уверен, что этот парад вызовет у бойцов желание ещё крепче бить врага! — Василевский улыбнулся. — Ваша речь, товарищ Сталин, короткая, но яркая. Особенно берёт за сердце ваш призыв равняться в боях на наших великих предков.

— Не знаю, как у кого, но у Гитлера парад, безусловно, вызовет в душе ярость, — усмехнулся Сталин. — Пожалуй, генералам от фюрера достанется. Как это они допустили такое! Их дивизии стоят у стен Москвы, а на Красной площади — военный парад!

Без стука в кабинет вошёл Берия. Под маленькими очками его глаза поблескивали.

— Что у тебя, Лаврентий? — сухо спросил Сталин.

— У меня вопрос оперативного характера, и я желал бы с вами посоветоваться...

— Чего ты тянешь? — прервал его Сталин. — Говори!