Жирандоль

Этой ночью в клетушке за хлипкой перегородкой собралось трое смуглых толстощеких джигитов – шести, четырех и двух лет. У младшего на тугой щечке запеклись завитки овчинного воротника и вытекшая набок слюна. Три пары одинаковых испуганных булавочек сонно таращились на сидевшую перед ними на корточках Асю с ковшиком каши в руках.

– Держите, черпайте. – Она отдавала распоряжения старшим, а сама кормила маленького, подносила ложку к его ротику, который забывал открываться, и ей приходилось дотрагиваться до пухлой губки и причмокивать, притворяясь, что сама готова вот-вот схомячить белесую склизкую субстанцию, свисавшую куском тумана.

Агнесса совсем не походила на сестру: живая, с гибкой и неспокойной спиной, подвижным лицом, в любой миг готовым рассмеяться или пуститься в авантюру. Инесса как будто застыла в балетном па, точном и изысканном, но нарисованном, Ася же хотела, чтобы прохожие лицезрели каждый ее вздох и при этом аплодировали, как замечательно ей удалось выдохнуть. Она садилась, расплескивая вокруг полы старенького халатика, вставала, встряхивая головой, как породистая лошадь перед забегом, шла, пританцовывая. Все, что в старшей обличало аристократическую кровь, в младшей стало натуральным и откровенным. Вот и сейчас чужие малыши с удивлением наблюдали за ее воодушевленным спектаклем и автоматически двигали челюстями, не решаясь задавать вопросов.

Хлопнула входная дверь, и Агнесса от неожиданности цокнула ложкой по краешку ковша. Железо предупредительно зазвенело. Вместе с пучком изморози в клетушку шумно ввалился Айбар, потопал валенками, поискал, куда бы пристроиться, и плюхнулся на пол.

– Вы к кому? – Она не переставала улыбаться детишкам, но умудрилась прицельно рассмотреть нового посетителя и даже сморщить нос от запаха его тулупа.

– Я привез женщину… Беременную… Сказали здесь ждать. – Он извиняющимся манером приподнялся на коленки и приготовился вскочить, убежать. – Но если нельзя, я могу на улице.

– На улице холодно… А где ваша роженица? Жена?

– В приемный покой забрали… Нет, не моя жена… Ее муж уехал в Караганду, ей рано еще рожать, но… – Он поискал слова, перебирая пальцами пуговицы, не нашел подходящих и вытащил из кармана желтоватый курт. – Угощайтесь.

– Ясно, преждевременные роды, – констатировала Агнесса. Как всякому человеку, чуждому профессиональной медицины, ей нравилось произносить заковыристые книжные формулировки и кидаться непонятными терминами.

– Да, прежде, чем надо, того-самого… Только семь месяцев, – погрустил Айбар. – Она старая, сорок восемь уже.

– Ух ты! – Ася не удержалась от восхищения. – Молодец. А муж почему не на фронте?

– Ему уже пятьдесят семь. И… он ссыльный… И я. – Он заволновался, поспешил объяснить, почему он сам не на фронте: – Я раненый и тоже немножко ссыльный.

– Хм… Немножко – это как? – Она вполголоса рассмеялась. – Ладно тебе, раненого вполне достаточно. Так куда ты эту роженицу определил? Давай, сиди с детьми, а я пока пойду проверю. У меня ж смена, остальные на операции.

Она вспомнила, что все отделение на ней, больше дежурных нет, и заволновалась, передала Айбару ковшик с окончательно остывшей кашей и заспешила за перегородку, хлопая дверьми в такт взмахам линялого халата.

Антонина Ивановна уже дожидалась ее в компании пьяноватой санитарки из приемного покоя.

– Где тебя черти носят? – Красная санитаркина пятерня протянула бумажку. – Примай пополнение.

– Отлично! – Агнесса вгляделась в истонченное бледное лицо, полуприкрытые глаза. – Какие симптомы, Антонина Ивановна?

Через полчаса, когда усталая, но удовлетворенная Инесса вышла из операционной, а Тамара понесла в детскую очередной сверток с красным личиком и отекшими, неразлеплявшимися веками, Ася уже знала все о новой пациентке.

– Принимай следующую, Иннуль. – Она подскочила к чайнику, поставила подогреть на печку. – Только чайку выпей для передышки.

– Не могу больше этот чай пить. – Старшая как будто сняла с глаз повязку усталости, подбежала к роженице, – Самопроизвольные схватки? Досрочно? Какой месяц? – Она вставила в уши фонендоскоп и шарила по Тониному вздувшемуся животу, сосредоточенно сведя брови. Умелая рука под простыней больно и бессовестно ревизировала женские тайны. – Родовая деятельность началась. Все.

Тоня пропищала про семь месяцев и что ужасно боится. Инесса, казалось, не слышала. Она снова нацепила невидимую повязку, лицо поскучнело, подернулось дымкой:

– Ась, последи, еще есть время. Я пойду прилягу, иначе… – Она махнула рукой в направлении осточертевшего чайника и ушла вбок, в конурку без окон за печкой, куда вмещалась лишь одна узенькая кушетка.

– Вы не переживайте, Антонина Ивановна. Все пройдет лучшим образом. Вам уже вполне можно рожать, сердцебиение в норме, – зачастила Ася.

– У мужа нет детей. Никогда не было. Он страшно хочет этого ребеночка, просто места не находит. – Тоня словно извинялась за несвоевременные роды, за отсутствие мужа, за свой неподходящий для такого молодого дела возраст.

– Да у нас апашка в пятьдесят три рожала на прошлой неделе. – Ровные Асины зубы сверкнули в задорной, но неискренней улыбке. – У нее одиннадцатый ребенок. Вам сам бог велел, тем более что детей нет.

– У меня есть. У меня Васятка на фронте, – Тоня снова начала оправдываться, – воюет на танке. А у Платоши нет. Не случилось.

– Значит, теперь будет. Вы силы-то берегите. Еще рожать. – Рука ловко задернула занавеску, отгораживая чуткий сон доктора от стенаний и возни. – Я сейчас, вы дышите глубже и не кричите, а то кислород расходуется. – Она привычно соврала и выбежала за перегородку.

Айбар от безвыходности крепко сдружился с детьми. Двое уже спали, а самый старший слушал какую-то басню из жизни верблюдов.

– Ну как они? – Агнесса стояла раскрасневшаяся, с блестящими глазами и сочувственно вглядывалась в рассыпанную по закутку детвору.

– А с кем они прибыли? – Айбар кивнул на малышей.

– Они с матерью жили на полустанке. Отец стрелочником был, его на фронт забрали. Теперь мать вместо отца, но она умудрилась забеременеть. Время рожать пришло, а детей оставить не с кем. Досидела до последнего, дурочка. – Она не заметила, как проговорилась, и с досады покраснела. – Но с ней все хорошо, родила еще одного пацана. Теперь спит. Только детей некуда деть… пока. Утром решится.

– А как… наша… та, которую я привез?

– Она еще только готовится. Срок приличный, но осложнения могут быть.