Жизнь Шарлотты Бронте

Так продолжалось почти всю весну. И как бы ни хотели издатели получить законченный роман, «Городок» не продвигался. Даже письма к подруге становятся в это время редкими и краткими. Иногда в них можно найти несколько предложений, которые стоит извлечь и сохранить.

Письмо М. очень интересное, оно показывает в ней ум, которым нельзя не восхищаться. Сравни ее спокойную уверенную силу с постоянными колебаниями и зависимостью ***. Когда последняя чувствовала прилив счастья, я не помню, чтобы ее чувства выражались в благодарности Господу. Она только постоянно провозглашала, что и сама не верит своему счастью. М. верит, ее вера смирна и благодарна, и когда она счастлива сама, как много думает она о других!

23 марта 1852 года

Ты пишешь, дорогая Э., как тебе хочется, чтобы я поболтала с тобой на бумаге в твоей же манере. Но как я могу? О чем мне рассказать? Разве в моей жизни много тем для болтовни? Каких гостей я вижу? Кого посещаю сама? Нет, лучше уж рассказывай ты, а я буду слушать и повторять «да», «нет», а также раз в пять минут произносить «спасибо».

<…>

Меня забавляет твой интерес к политике. Не думай таким образом пробудить меня; все министерства и все оппозиции кажутся мне совершенно одинаковыми. Дизраэли способствовал расколу в качестве лидера оппозиции; лорд Джон Рассел³⁵⁰ собирается пойти тем же путем, заняв место Дизраэли. «Христианская любовь и дух» лорда Дерби³⁵¹ не стоят ни гроша.

Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру

Мой дорогой сэр,

мистер Смит сообщил мне недавно, что он подумывает переиздать «Шерли». Перечитав это произведение, я нашла много ошибок, список которых прилагаю. Уведомляю Вас также, что сегодня я отослала по железной дороге коробку с книгами, поступившими с Корнхилл.

Недавно я с большим удовольствием прочла «Два семейства»³⁵². Это произведение, судя по всему, должно было прийти ко мне еще в январе, однако из-за какой-то ошибки задержалось в конторе, где хранятся письма с неправильными адресами, и пролежало там почти два месяца. Мне особенно понравилось начало; финал показался хуже, чем в «Розе Дуглас»³⁵³. По-моему, писательница зря переключила главный интерес с тех двух лиц, к которым он первоначально возникает (Бен Уилсон и Мэри), на других, гораздо хуже задуманных персонажей. Если бы она сделала Бена и Мэри главными героями и продолжила следить за развитием их судеб и характеров в той же естественной и правдивой манере, в которой уже начала, то получилась бы замечательная и даже оригинальная книга. Что касается Лилиас и Рональда, то это всего лишь романтические выдумки, в них нет ничего от настоящих шотландских крестьян. Они даже не говорят на каледонском диалекте, а болтают, как утонченная леди и джентльмен.

Мне давно следовало выразить Вам благодарность за удовольствие, которое я получила от чтения «Женщин христианства» мисс Каваны³⁵⁴. Милосердие и (в целом) беспристрастность этой книги прекрасны. Мисс Кавана слегка затрагивает и жизнь Елизаветы Венгерской, но неверно, как мне показалось, трактует, что протестанты якобы проявляли милосердие реже, чем католики. Она забывает или не знает, что протестантизм – более скромное вероисповедание, чем римское католичество, и не облачает своих священников в алые одежды, не объявляет своих праведниц святыми, канонизируя их имена и прославляя их добрые дела. Поэтому в скрижалях времен милосердные поступки протестантов подчас не отмечены, однако Небесам они хорошо известны.

Посылаю наилучшие пожелания как Вам, так и Вашему семейству. Надеюсь, Вы благополучно пережили суровую зиму и восточные ветры, которые все еще пощипывают нашу йоркширскую весну.

Остаюсь, мой дорогой сэр, искренне Ваша,

Ш. Бронте.

3 апреля 1852 года

Мой дорогой сэр,

посылка прибыла благополучно, и я благодарю Вас от всей души за ее содержимое, отобранное с такой любовью.

Вы хотели услышать, что я думаю о «Школе отцов»³⁵⁵, и я поспешила ее прочитать. Книга показалась мне умной, интересной, очень забавной и в целом приятной. У нее есть достоинство в выборе почвы, к которой теперь редко обращаются; сравнительная свежесть тем, характеров и эпохи делает эту повесть привлекательной. Кроме того, в ней, как мне показалось, достаточно выразительны отдельные сцены и автор проявляет живой талант в описании всего, что можно увидеть и пощупать, – поверхностей вещей. Юмор этой книги таков, что он хорошо звучал бы на сцене, большинство эпизодов для достижения полного эффекта требуют драматического воплощения. Однако это, по-видимому, все достоинства книги. Честно говоря, по мере чтения я чувствовала удивительную пустоту как в морали, так и в эмоциях, выраженных в романе. В нем есть странная дилетантская мелкость в выборе целей и изображении чувств. Джек в конечном итоге кажется ничем не лучше Тони Лампкина³⁵⁶, и нет большой разницы между тем клоуном, которым он является, и тем хлыщом, которым отец хотел бы его сделать. Грубая жизнь староанглийского охотника на лис и ветреное существование утонченного джентльмена представляют собой полюса, каждый из которых по-своему противен, и потому читатель не может удержаться от улыбки, когда его призывают всплакнуть над жребием юноши, вынужденного превратиться из первого во второго; оторвав героя от конюшен, автор вводит его в бальную залу. Смерть Джека действительно печальна, и нельзя не посочувствовать бедному малому, так рано ушедшему из жизни. Но вы не можете забыть, что если бы его не настигло оружие полковника Пенраддока, то он вполне мог бы сломать себе шею на охоте за лисами. Характер сэра Томаса Уоррена выписан превосходно и последовательно. Неплохо изображен и мистер Аддисон, хотя эта фигура едва намечена и ей не хватает красок и законченности. Мы видим портрет человека, описание его костюма, отдельные истории из его жизни – но какова природа этого человека, его душа, его сущность? Не скажу ничего, ни одного слова, о женских персонажах. Только Лидия кажется мне похожей на маленькую милую актрису, мило одетую, изящно появляющуюся и исчезающую и вновь появляющуюся в жеманной комедии, выражающую должные чувства с должным тактом и наивностью, – вот и все.

Ваше описание образцового делового человека, без сомнения, совершенно верно. Однако не стоит бояться, что общество когда-либо придет к подобным меркам. В человеческой природе (хотя и в целом дурной) присутствуют элементы, которые этого не позволят. Но сама тенденция, ведущая к подобной цели, – боюсь, явно наметившаяся в наши дни, – без сомнения, весьма прискорбна. Однако не должно ли зло соревновательности, дойдя до определенного предела, выработать собственное противоядие? Мне кажется, должно, но этого не случится без тяжелого кризиса, который потрясет все вокруг, подобно землетрясению. А тем временем сколько на свете людей, для которых жизнь – сплошная борьба, которые лишены всяких радостей и отдыха! Труд поглощает всю их жизнь, заставляя напрягать все силы, и я часто думаю, что наш мир был бы самой ужасной из загадок, если бы не твердая вера в будущий мир, где добросовестный труд и терпение будут вознаграждены.

Остаюсь, мой дорогой сэр, искренне Ваша,

Ш. Бронте.

Отправленное в это же время письмо к соученице по брюссельской школе содержит краткий обзор того, что происходило в страшную зиму, которую Шарлотте довелось пережить.

Хауорт, 12 апреля 1852 года

…Эту зиму и начало весны я преодолела с большим трудом. Моя близкая подруга гостила в нашем доме несколько дней в начале января, но долго оставаться не могла. Пока она была здесь, я чувствовала себя получше, но вскоре после ее отъезда начался рецидив болезни, который совсем лишил меня сил. Нельзя отрицать и того, что одинокая жизнь усилила другие причины плохого самочувствия. Бывали такие долгие ненастные дни и ночи, когда мое желание поддержки и общения становилось просто невыносимым. Я мучилась без сна ночь за ночью, ослабевшая и не способная ничем заняться. Днями я сидела в кресле, и единственными моими собеседницами были печальные воспоминания. Этого времени я никогда не забуду. Однако это испытание было послано Богом, и значит, оно пошло мне на пользу.

Теперь мне лучше, и я благодарна Господу за восстановление здоровья. Однако несчастьям как будто предначертано не покидать нас: папа, прекрасно чувствовавший себя всю зиму, снова мучается бронхитом, приступы которого случаются каждую весну. Я очень надеюсь, что он пройдет в той сравнительно нестрашной форме, в которой протекал до сего дня.

Не забуду ответить на твой вопрос о катаракте. Скажи своему папе, что моему отцу было уже семьдесят лет в тот момент, когда он прошел через операцию. Ему очень не хотелось так рисковать; он не мог поверить, что в его возрасте и с его не самым крепким здоровьем этот эксперимент приведет к успеху. Мне пришлось настоять на операции и взять на себя полную ответственность за ее итоги. С тех пор как катаракта была удалена (а не просто ослаблена), прошло уже почти шесть лет, и за эти годы отец ни разу не пожалел о том, что решился на подобный шаг. Редко выпадает день, когда он не радовался бы и не выражал свою благодарность за восстановление этого бесценного дара – зрения, которого однажды лишился.

В одном из писем я рассказала мисс Бронте сюжет произведения, над которым тогда работала³⁵⁷, и вот что она написала в ответ:

Набросок Вашего произведения (о моем уважении к Вашему творчеству не стоит и говорить), присланный Вами, на мой взгляд, очень благороден по замыслу. Он очень ценен и справедлив и при этом может оказать и практическое воздействие на общество. Такая книга возродит надежду у многих из числа тех, кто считал, что лишился на нее права, и покажет ясный путь к чести тем, кто решил, что навеки лишен чести в этом мире.

Однако позвольте мне выразить протест!

Почему она должна умирать? Отчего мы должны закрывать книгу, плача?

Мое сердце заранее сжимается при мысли о той боли, которую предстоит претерпеть читателю. Однако Вам следует слушать только голос Вашего собственного вдохновения. Если оно приказывает убить жертву, то никто не имеет права остановить жертвоприношение, хотя Вы оказываетесь в этом случае суровой жрицей.

Когда потеплело, здоровье Шарлотты пошло на поправку, у нее появились силы для творчества. Она с удвоенной энергией взялась за работу и отказывала себе в любых удовольствиях, лишь бы не прерывать труда. Вот что она писала подруге:

11 мая

Дорогая Э.,

я должна подтвердить, что в настоящее время мне не хотелось бы ни ездить куда-то с визитами, ни принимать гостей самой. Оставайся спокойно в Б. до тех пор, пока не отправишься в С., а я столь же спокойно поживу в Хауорте. Искренне попрощаться можно и не видя друг друга – и, возможно, так будет менее тягостно. Я рада, что погода поменялась, возвращение юго-западного ветра меня устраивает; надеюсь, ты не сожалеешь о том, что перестал дуть твой любимый восточный ветер. То, что ты пишешь о ***³⁵⁸, меня не удивило. Я получала от нее много маленьких писем (и отвечала обычно на одно из трех), написанных в том же духе: все, что ее занимает, – это она сама и ее ребенок, и она может говорить на эти темы без устали. Но мне кажется, не надо обращать внимание и не надо думать, будто это какой-то особенный случай. И не следует ждать, что она изменится к лучшему. Недавно я прочла французскую книгу, в которой была сентенция о том, что «брак можно определить как состояние двустороннего себялюбия». Пусть одинокие утешатся этим. Спасибо тебе за письмо Мэри. Она действительно кажется безумно счастливой, и ее счастье выглядит куда более реальным, прочным и оправданным, чем то, что было в жизни ***. Думаю, причина в ней самой, в ее спокойной, чистой, доверчивой, религиозной натуре. В противоположность ей характер *** всегда производил впечатление нестойкого и зависимого от обстоятельств. Если Мэри суждено стать матерью, ты увидишь огромную разницу.

Желаю тебе, дорогая Э., удачной поездки, здоровья и радости. Насколько можно судить сейчас, у тебя есть хорошие шансы, что это пожелание сбудется.

Искренне твоя,

Ш. Бронте.

Глава 11

Читатель помнит, что Энн Бронте была погребена на кладбище старой церкви в Скарборо. Шарлотта оставила распоряжения относительно того, как должна выглядеть надгробная плита на могиле, однако много раз в своем зимнем одиночестве с печалью возвращалась мыслями к тем местам, где совершилось горестное событие; она волновалась о том, исполнено ли все надлежащее для увековечивания памяти умершей. В конце концов мисс Бронте решила съездить и убедиться в том, что камень и надпись на нем находятся в должном состоянии.

Клифф-хаус, Файли, 6 июня 1852 года

Дорогая Э.,

я в Файли совершенно одна. Не сердись, я сделала правильно. Этот поступок был обдуман, и я решилась на него сознательно. Я нуждалась в перемене климата, и есть причины, по которым мне не следует отправляться на юг, поэтому я и приехала сюда. В пятницу я отправилась в Скарборо, посетила кладбище и осмотрела плиту. Ее следует повторно отшлифовать и сделать новую надпись: в этой я нашла пять ошибок. Я уже отдала необходимые распоряжения. Значит, этот долг исполнен. Он длительное время лежал грузом у меня на сердце, и я чувствовала, что такое странствие я могу совершить только в одиночестве.

Я живу в нашем прежнем доме у миссис Смит, но не в прежних комнатах, а в более дешевых. Хозяева дома, похоже, рады меня видеть, они прекрасно помнят нас с тобой и, кажется, симпатизируют нам. Их дочка, которая прислуживала нам, недавно вышла замуж. Файли сильно изменился: здесь построили новые пансионы, и некоторые из них смотрятся очень мило. Море все так же величественно. Я много гуляла по пляжу и старалась не чувствовать себя одинокой и подавленной. Как мне хочется тебя увидеть! Я искупалась один раз, и это, видимо, пошло мне на пользу. Приезжих здесь пока почти нет. Леди Венлок живет в большом доме, обитателей которого ты так неусыпно наблюдала. Однажды я вышла из дому с намерением дойти пешком до Файли-Бридж, но по пути испугалась двух коров. Хочу попробовать снова как-нибудь утром. Папу я оставила в добром здравии. Меня, когда я ехала сюда, сильно мучили головная боль и колотье в боку, но это, вероятно, происходило из-за холодного ветра: холодная погода держалась до самого последнего времени, а теперь мне гораздо лучше. Куда посылать тебе письма? Жду от тебя вестей, пиши мне все, что думаешь.

Преданная тебе,

Ш. Бронте.

Файли, 16 июня 1852 года

Дорогая Э.,

не беспокойся обо мне. Мне действительно стало лучше от пребывания в Файли. Я получила от этого гораздо больше пользы, чем смела надеяться. Думаю, что, если бы я провела здесь еще пару месяцев и насладилась как общением, так и прекрасным воздухом, мое здоровье совсем поправилось бы. Этого не произойдет, но я благодарна и за то, что получила. Пробуду тут еще неделю.

Возвращаю письмо ***. Мне жаль ее: она, очевидно, страдает, но при этом мне совсем не нравится ее манера высказываться. <…> Скорбь, равно как и радость, выражается по-разному у разных людей, и я не сомневаюсь, что она совершенно искренна, когда пишет о своем «драгоценном, святом отце», однако я предпочла бы более простой язык.

Вскоре после возвращения из Файли Шарлотту встревожил очень серьезный и острый приступ, который приключился с мистером Бронте. В течение нескольких дней сохранялась опасность, что он полностью потеряет зрение, и эта угроза совсем подавила его. Его дочь писала:

Он находится в прострации, которая сопровождает рецидив и с которой чрезвычайно трудно бороться. Дорогая Э., спасибо за то, что предлагаешь нам свое общество; однако, пожалуйста, оставайся там, где ты есть. Будь совершенно уверена, что при нынешних условиях я нисколько не чувствую недостатка в общении или занятиях; все мое время заполнено, и мысли устремлены в одну сторону. <…> Я не способна позволить себе замечания по содержанию твоего последнего письма. Насколько я могу судить, ты принимаешь эти испытания мужественно и мудро. Могу только молиться, чтобы такое сочетание силы и смирения не покинуло тебя. Покорность, смелость, сила воли, там где они применимы, – вот оружие, с которым мы должны сражаться в долгой битве жизни.

По-видимому, как раз в это время, когда мисс Бронте была полностью занята заботами об отце, она получила письмо от своих издателей, которые спрашивали, продвигается ли работа над новым произведением. Это можно понять по следующему посланию к мистеру Уильямсу, где содержатся упоминания о предложениях, сделанных господами Смитом и Элдером.

Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру

28 июля 1852 года

Мой дорогой сэр,

думаете ли Вы в ближайшее время печатать новое издание «Шерли»? Не лучше ли отложить его на некоторое время? В ответ на Ваше последнее письмо позвольте мне выразить следующее желание – и я надеюсь, Вы после этого не решите, что я выхожу за пределы дозволенного автору и вторгаюсь в деловую сферу. Желание мое следующее: чтобы в печати не появлялось объявлений о выходе нового произведения автора «Джейн Эйр» до тех пор, пока рукопись этого романа не будет на самом деле в руках издателя. Наверное, никто из нас не может ничего сказать точно и определенно, когда дело касается будущего, однако есть люди, которые особенно осторожно относятся к подобным расчетам. Я причисляю себя к их числу и не принимаю при этом извиняющегося тона. Тот поступает правильно, кто делает все возможное.

Прошлой осенью моя работа подвигалась вперед достаточно быстро, и я осмеливалась предполагать, что уже весной смогу отдать роман в печать. Однако мое здоровье испортилось. Я провела такую зиму, которую человек, раз испытав, уже не забудет. Весна оказалась немногим лучше, ее можно назвать продлением испытания. Теплая погода и поездка на море помогли улучшить мое самочувствие, но я пока что не восстановила до конца ни бодрости, ни творческих сил. И даже если бы это случилось, то не принесло бы пользы: все мое время и мысли сейчас заняты заботами об отце, чье здоровье находится в весьма плачевном состоянии: жара вызывает у него приливы крови к голове.

Остаюсь искренне Ваша,

Ш. Бронте.

В конце августа здоровье мистера Бронте пошло на поправку, и он был полон желания вернуться к своим пасторским обязанностям раньше, чем заботливая дочь могла ему позволить. 14 сентября скончался «великий герцог» Веллингтон. Он был, как мы знаем, героем Шарлотты с самого детства, но в ее письмах того времени я не встретила упоминаний о нем, за исключением следующего фрагмента в письме к подруге:

Надеюсь и верю, что изменения, происшедшие этим летом, пойдут тебе на пользу, невзирая на боль, с которой они часто были смешаны. Но в то же время я рада, что ты скоро приедешь домой, и я просто не в состоянии выразить, настолько мне хочется, чтобы побыстрее пришло время, когда я смогу беспрепятственно принять тебя в Хауорте. Но увы! Я не в силах ускорить это. Я чувствую себя измотанной и ни к чему не способной, временами у меня совсем нет сил. Однако не будем сейчас останавливаться на этой теме, она слишком волнует меня и причиняет боль. Пока эта работа не будет закончена, мне чужды все привычные удовольствия. Но я часто сижу без сна по ночам и думаю о тебе, хочу тебя видеть. Большое спасибо за присылку «Таймс». То, что там сказано о великом и скорбном событии, сказано прекрасно. Кажется, весь народ в едином порыве воздает должное великому человеку. Там есть также рецензия на одну американскую книгу, которая меня порадовала. Прочти «Хижину дяди Тома»³⁵⁹, хотя, впрочем, ты, наверное, ее уже читала.

Здоровье папы остается удовлетворительным, слава Богу! Что до меня, то моя несчастная печень недавно снова пришла в расстройство, но надеюсь, теперь она будет вести себя лучше. Она мешает мне работать, лишая сил и подавляя чувства. Мне следует и в дальнейшем время от времени ожидать подобных расстройств.