Жизнь замечательных людей по дзэну

— Неопределенность событий есть война и мир! – девка Наталья Ростова заколыхалась от смеха, хлестала графа по оголенным ягодицам березовым веником с листьями.

— Неопределенность? Хм? – граф Лев Николаевич Толстой задумался надолго, а затем хлебнул квасу и произнес с противодействием своим ощущениям – так карась гонится за щукой. – Смысл неопределённости не определен дзэном!

ВОЛШЕБНОЕ

Врач Антохин Антон Павлович лечил только бедных крестьян, в чем видел пользу Отечеству и приростание здоровых людей.

На прием к богатым Антон Павлович не выезжал из принципа, даже пенсне-с не вытаскивал из кармана, когда его умоляли навестить тяжело больного графа или графиню.

Земское дворянство определило бы Антона Павловича в сумасшедший дом, но крестьяне с косами и вилами отстояли лекаря:

— Волшебник он! Чародей! Денег не берет и девок не щупает!

— Да, я волшебник и чародей! Дзэн! — Антон Павлович радовался, ему льстило, что крестьяне его возвеличивают, словно Римского сенатора, и ставил клизьму с перцем очередному пациенту, хотя пациент жаловался на зубную боль.

ВЕЧНОЕ

Помещица Салтыкова Евграфья Васильевна мечтала о вечной молодости со львами и зебрами в конюшне.

В детстве Евграфья Васильевна читала книжки с картинками об Африке, и мечтала о львах и зебрах.

Диковинных животных она видела в зоологическом саду в Санкт-Петербурге, но не купила по причине дороговизны тварей.

Время шло, и Евграфья Васильевна видела, что стареет, как коряга – даже мечты о зебрах и львах не помогали.

Задумала она стать вечно молодой, как статуя Аполлона в музее Эрмитаж.

Евграфья Васильевна, что только не перепробовала: спала с молодыми балеронами, пила кровь младенцев, высасывала мозги девушек, прокалывала иглами сердца крепостных, варила заживо в кипятке приезжих индейцев, живьем глотала цыплят.

Вечная молодость не наступала, а старость скакала огромными прыжками мастодонта.

Однажды Евграфья Васильевна на ужин поедала селезенку молодого балерона (танцор с ужасом сидел рядом и переводил взгляд с дырки на теле на свою селезенку на столе), скрипнула дверь и вошел старец в капюшоне и с посохом в руках.

— Ведун! Дракар! Чародей! Подари мне вечную молодость! — Евграфья Васильевна Салтыкова сразу поняла, что перед ней кудесник, потому что простых людей стража не пропустила бы в дом.

— Что есть вечное? – старец задумался, поднял посох, как молнию. – Вечное есть – злато! Дзэн!

Старец ударил посохом в темечко помещицы, как лед расколол на реке.

Тело помещицы со стуком упало на дубовые половицы, и старец добил танцора без селезенки – чтобы не рассказал людям о случившемся.

Затем ведун переворошил сундуки, забрал злато и серебро, и с тихим хихиканьем вышел из горницы в вечность.

ЕСТЕСТВЕННОЕ

— Что же вы, поручик, неловкий, как стреноженная макака из зоосада? – графиня Елена Дмитриевна Бармихина потешалась над поручиком Семеном Михайловичем Радищевым. – Волан – игра спортивная, простая, а вы стоите, столб столбом, словно вас из Египта привезли в телеге.

Бегите, отбивайте волан, поручик!

АХАХАХАХАХ!

Это же естественно, просто!

Графиня Елена Дмитриевна в обтягивающем трико, нарочно приобретенным для игр на свежем воздухе, причем куплено не у русских купцов, а у бесстыдных французов, что жалеют материю на костюмы, бегала за воланом, наклонялась, пуляла волан в сторону поручика Радищева, как стрелу Амура запускала.

— Естественно-с! Дзэн! – поручик Радищев прикрывая чрезмерно натянутые панталоны, на деревянных ногах шел к волану, также древянно наклонялся, поднимал волан левой рукой, а правой загораживал чресла, бросал волан в сторону гибкой графини, которая не замечала, что спортивный французский костюм слишком откровенен, как если бы его и не было.

ВООБРАЗИМОЕ

Граф Польских Андрей Семенович обожал командовать, словно груши глотал целиком, с черенками, когда командовал.

В удобное время он созывал дворовых людишек, приказывал им, руководил, отмечал довольство или недовольство на лицах подвластных.

И знатные друзья не избегли участи находиться под командованием графа Андрея Семеновича, потому что он — влиятельная особа, принят ко двору, и богат до неприличия, как золотая кровать под серебряным балдахином.

На Рождество граф Андрей Семенович почувствовал необычайный зуд к командованию, словно мыши в панталонах щекотали.

— Всенепременно укажу, покажу, раскомандую людишек и жену свою графиню Наталью Петровну! – граф Андрей Семенович щипал бородку, поправлял золотые пенсне-с, хихикал, сучил ногами и размахивал белыми ручками с множеством фамильных перстней.

Только граф Андрей Семенович собрал людишек под команду, как бежит курьер и докладывает на ходу зычным голосом, будто трубу в глотку вставил:

— Ея Величество Императрица Елизавета Шестая оказывают честь вашему дому, граф Андрей Семенович Польских.

Прибыла Императрица, не то, чтобы в горячке, но взгляд тяжелый, словно крышка чугунка.

Андрей Семенович возрадовался, что Императрица честь оказала присутствием, но чуть лёгкая досада терзала, неудовлетворенное чувство командования, словно спасал из реки княгиню, да все равно она захлебнулась.

Граф Андрей Семенович не накомандовался сегодня всласть, не потешил себя, не показал открыто тайные намерения генеральского сладострастия.

Императрица за ужином много пила, пристально следила за графом Андреем Семеновичем, а он только взор долу опускал, как провинившийся конюх.

До боли в зубах, до сведенных в судороге конечностях граф Андрей Семенович возжелал командовать Императрицей Елизаветой Шестой.

«Вообразимо, ли это, чтобы я командовал Императрицей, как дворовой девкой без трусов?

Когда же наступит золотое Библейское время, когда простой граф сможет командовать Императрицами?

Ай, если немедленно не покомандую, то сойду с ума! Дзэн!»