Жизнь замечательных людей по дзэну

Сегодня неуклюжая модистка на Кузнецком Мосту, когда подгоняла мне платье, воткнула иглу в жопу… вот тут и вот тут. – Сусанна Ивановна пальчиками притронулась к своим влекомым ягодицам в одном месте, затем в другом – так путешественник натуралист Пришвин Евгений Самуилович исследует болото около деревни Хатынь. — Ножки мои – бо-бо!

АХАХАХАХА! Граф!

Графиня Сусанна Ивановна направилась к своей изысканнейшей карете, как в дальнее плавание уходила.

Граф Прохор Михайлович закусил губу, стучал серебряным набалдашником тросточки по правой коленке, будто выгонял из неё злых духов Ямбуя:

«Однако, же! Моветон!

Откуда и почему графиня Сусанна Ивановна взяла дурные слова и манеры, будто её окунули в бочку с нефтью?

Употребила неупотребительное в свете слово, и показала на запретное для девиц пальчиком, как приглашала меня в опочивальню!»

Граф Прохор Михайлович долго ходил по Летнему Саду в раздумье, не выпил даже шампанского, не здоровался с графьями и князьями, а погрузился в мысли, словно утонул в сметане.

Он мысленно хулил и журил графиню Сусанну Ивановну за дурное поведение, но в конце дня мысль о её пальчиках, задорном молодом смехе и ягодицах под платьем выбила из графа журьбу, и на выходе из Летнего Сада он остановился около статуи Венеры, внимательно осмотрел мрамор, потрогал изгибы и впадины, а затем произнес чуть слышно:

— Влекомая девица! Дзэн!

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Граф Клейнмихель Карл Гансович изволил выйти на рыбную ловлю вблизи села Царское.

Загодя мужики и егеря подготовили мостки для ужения рыбы, принесли на мостки кожаное канапе для удобства графа, сервировочный столик, серебряное ведерко для выуженной рыбы, золотую коробочку для дождевых червей, удилище из кости мамонта и с тончайшим волосом арабского скакуна Зейнаба.

Поутру, как изволили проснуться, совершить моцион и дзэн, граф Клейнмихель пополудни вышел на мостки и приготовился к рыбной ловле, как к походу на турка.

Егерь Митрич насадил наживку, обедневший граф Задумов Фриц Оттович взбил мягкие подушки; граф Карл Гансович откинулся на оные, принял из рук заботливого Митрича удилище и – пошла, пошла рыбная ловля в селе Царское.

— Что, Карл Гансович, не выпить ли нам по бокалу шампанского? – граф Фриц Оттович потирал ручки, но смотрел с культурным подобострастием, которому обучают в гимназиях всех польских детей даже немецкого происхождения.

— Шампанское? С утра? – брови графа Клейнмихель поползли вверх, будто ловили мух. – Больны, вы, Фриц Оттович, наверно, если на рыбалке предлагаете выпить, будто мы три дня не пили.

— Отчего же-с, пили-с!

Но традиция, иначе рыбка не клюнет!

Пользительно для натуры – шампанское над водой! – граф Фриц Оттович грозно посмотрел на егеря, как на провинившегося холопа.

Красноносый Митрич с готовностью прогудел в бороду лопатой:

— Самое необходимое на рыбалке – шампанское, ваше превосходительство!

Традиция, а без традиции не только рыба мертва, но и народ мертв!

Смотрю я на вас, ваше превосходительство, и вижу в ваших очах бездонных не только заботу о рыбке, но и о Государственной думе, где денег не хватает.

Знаю, как вас озабочивает процесс рыбной ловли и в ту же минуту – Государственные дела, поэтому хорошо, если неприятности разгоните бокалом шампанского!

Традиция-с!

— Нуте! Нуте! Иже еси! – граф Карл Гансович принял из рук графа Фрица Оттовича хрустальный бокал, выпил с достоинством и пониманием.

Фриц Оттович в ту же минуту снова наполнил бокал (не забывал и о себе, сам пил, да на Митрича поглядывал, а Митрич уже из бутылки залпом шампанское допил и другую открывал):

— За первую рыбку, душечка Карл Гансович!

— Полноте, Фриц Оттович, милейший!

Где же вы видите первую рыбку? – граф Карл Гансович потешно развел руки в сторону, словно показывал размер рыбки (егерь едва успел подхватить удилище!). – Предчувствие у меня дурное, граф, дурное! – граф Клейнмихель задумчиво пил шампанское, а мысли его то ли около рыбы, то ли в Государственной Думе, где всё разворуют, всенепременно разворуют, пока он отвлечен на рыбную ловлю.

— Вот и выпьем, чтобы первая рыбка нашла случай к вам на удилище, милейший друг Карл Гансович! – граф Задумов уже без утайки посмотрел на Митрича, и егерь приволок из кустов ящик шампанского, как лучшую наживку на сазана. – Я люблю времяпровождение возле вас, Карл Гансович, с радостью принимаю и рыбалку и плач в Государственной думе по поводу голода в Поволжье.

Из благородной гордости думаю о вашем высочайшем положении и о себе, за что благодарен вам и вашей кузине графине Антакольской Павлине Егоровне милейшей.

Вспомните, как вы вынесли оскорбления от её мужа князя Антакольского Федора Александровича, с достоинством вынесли, а я ведь до полночи просиживал с судейскими и положительно запретил им посещать вас, когда у вас дамы в опочивальне.

— Предчувствие у меня дурное, — граф Клейнмихель вздрогнул, будто опомнился после зимней спячки в берлоге. — Сон снился, как медведь из зоологического сада убежал и меня досаждал.

Я во сне еще предчувствовал, с мучительной тоской приглядывался к медведю, а он меня беспокоил лапами и насылал темный рок, словно сажу в глаза кидал.

— Так то не медведь, а – рыба, что вы сейчас удите! – Митрич сказал серьезно, и графья не уловили в его словах миллилитра иронии. – Виновата перед вами рыба, ваше превосходительство, что не клюет, а пора бы ей навестить высочайшую особу!

Медведь – рыба, и он предостерегает вас от трезвости на рыбалке, ваше превосходительство.

Вдруг, слова егеря исчезли, а на их место пришел звонкий женский смех – так смеются наяды над утонувшими моряками.

Из осоки, справа, метрах в десяти от мостика, на котором граф Клейнмихель удил рыбу, выбежали в воду две тончайшие в талии, но крепкие в бедрах, девицы абсолютно нагие.

Девицы не смотрели на графьев и егеря, и с хохотом стегали друг дружку тончайшими прутиками по ягодицам и по втянутым животам.

— Однако! Вразумительно! Гм! – граф Клейнмихель округлил очи, поднес к глазам лорнет в золотой оправе, как дополнительное зрение.

— Сисек совсем нет, ребра выпирают, но девки справные, интересные, как кобылы в течке, - Митрич щедро, по младогегельянски, высморкался в рушник.

— Дурак! Это же – балерины Мими и Зизи! С визитом к князю Мышкину Петру Емельяновичу пожаловали, я их замечал второго дня, в пятницу! Прелюбопытнейшие девицы, ногу выше головы поднимают! – граф Задумов шипел, как змея: — Тише, а то обнаружат, что мы за ними наблюдаем, а это – конфуз!

— Мы же рядом, неужто, не видят? – граф Клейнмихель вскочил с мягких подушек, затем осторожно присел, снова выпил шампанского – для раздумий.