Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Он был пейзажистом в поэтическом стиле, прославленным Клод Лореном, меньше заботившимся о композиции, чем о верности природе.
Он видел часть Европы; ему давно уже хотелось увидеть Азию.
Но путешествие требует больших издержек. В Индии отправляются не по железной дороге, переехать Океан – нужны деньги, как также нужны для того чтоб прогуливаться на свободе посреди дикарей.
Эдуард Данглад хорошо понимал это, и так как состояние не дозволяло ему привести в исполнение свои замыслы, то он поджидал случая.
Один из его старинных товарищей, граф д’Ассеньяк, страшно богатый и также мечтавший
– Твои все эти нежности даже странны и смешны, – сказал ему д’Ассеньяк. – У меня триста тысяч ливров дохода, и я без всякого для себя стеснения предложил тебе удовольствие, в котором и сам приму участие.
– Которое из-за меня будет стоить тебе полсотни тысяч франков. Спасибо! Ты можешь предлагать, я не принимаю.
– Полсотни тысяч!.. Ты преувеличиваешь!..
– Вовсе нет! Чтобы увидеть всё, нужно платить и платить дорого; полагаю, ты не приедешь из Китая с фуляром в три франка или с фунтом чаю.
– Конечно, нет… Мы накупим там хороших материй, мебели… оружия… Да позволь же дать тебе взаймы эти пятьдесят тысяч франков.
– Я боюсь долга.
– Ты мне заплатишь картинами.
– Я дурно работаю, если получаю вперёд.
– Ты невыносим! Из-за тебя я принужден не отправляться туда, куда мне хочется ехать.
– Как из-за меня? Я тебе не мешаю хоть завтра отправиться на Луну.
– Да ведь знаешь же ты, что без тебя на Луне я соскучусь.
Непредвиденный случай уничтожил все трудности.
У Данглада где-то в Германии был старик дядя, – которого он видел раза два во всю жизнь и который задумал покончить апоплексическим ударом, оставив ему в наследство триста тысяч франков.
Выйдя от нотариуса, который сообщил эту счастливую новость, Данглад бросился к д’Ассеньяку сказать, чтоб он готовился в дорогу.
Через неделю приятели были на дороге в Ливан, первая их станция на почве Азии.
На самом деле странствовать по свету, должно быть, очень приятно. Те два года, которые Эдуард Данглад провел в Аравии, Персии, в России, Индии, Китае показались ему двумя днями, а сколько приключений, сколько любопытных происшествий пришлось на его долю в эти два года. Но нас в настоящее время занимает одно только из этих приключений, а потому мы оставляем вместе с нашими путешественниками берега Вампу в Шанхае и переносимся вместе с ними в Иеддо [40] , в Японию.
40
Иеддо, Эдо – старое название Токио, современной столицы Японии, до 1868 года. Так называют старинную центральную часть города вблизи замка Эдо.
Данглад познакомился со знаменитой китайской куртизанкой Чианг-Гоа не в Китае; ибо в Китае нет куртизанок в том несколько либеральном смысле, который придается этому слову во Франции; на цветных лодках, их постоянном месте пребывания, встречаются только самые отвратительные создания, от которых с отвращением бежит европеец. То было в Японии.
Как печален и грязен китайский город Шанхай, так весел и чист японский город Иеддо. Под руководством английского туриста сэра Гунчтона, которого они встретили в
Пекине и который знал Иеддо как свои пять пальцев, побывав в нем уже раза три, Данглад и д’Ассеньяк остановились в одном из лучших кварталов в дому, построенном между французской и голландской миссией. Отдохнув несколько часов от усталости, произведенной восьмидневным переездом, они уселись в паланкин, который несли четверо носильщиков и сопровождала стража Тайкуна.Они остановились у дверей чайного дома (род кофейной), чтобы посмотреть на двух женщин, танцевавших под звуки инструмента вроде мандолины, когда к ним подъехал верхом сэр Гунчтон.
– Господа, что вы тут делаете? – смеясь, воскликнул англичанин.
– Вы видите, – тем же тоном ответил Эдуард Данглад, готовясь набросать эскиз одной из музыкантш, которая, продолжая играть на своем инструменте, что-то мяукала.
– Но, – сказал сэр Гунчтон, наклоняясь к артисту, – останавливаться перед подобными домами – неприлично.
– Ба!..
– Без сомнения. Посмотрите на ваших проводников! Только низкий класс посещает чайные дома.
– Почему? – спросил д’Ассеньяк. – Разве чай не хорош здесь?
– Нет; потому что эти места служат обыкновенно местами свиданий для бродячих куртизанок.
– Ай да славно! – весело заметил граф. – Но отчего же не посмотреть хоть мимоходом на этих бродячих проституток, если они красивы собой… А эти танцовщицы и певицы…
– Нет, они довольствуются теми грошами, которые приобретают с помощью горла и ног… Но, господа, в Иеддо есть получше этих… И если вы согласны на нынешний день взять меня вашим чичероне, то, пообедав у одного моего приятеля Нагаи Чинаноно…
– А кто такой, – сказал Данглад, – этот ваш приятель Нага… Нага…
– …И Чинаноно. Богатый здешний купец, говорящий по-английски не хуже, чем я или вы. Он пробыл два года в Англии… Очень добрый и учтивый господин… Он будет в восхищении от посещения двоих знаменитых французов.
– Знаменитых!..
– В Японии все иностранцы, необыкновенно знамениты… К тому же…
– В коротких словах, – перебил д’Ассеньяк, – после обеда у вашего друга, вы куда нас поведете?
– Я вам скажу за столом.
– Право, – заметил Данглад, пожимая плечами, – это вовсе не трудно угадать, и я удивляюсь, Людовик, твоей просьбе о лишних объяснениях. Сэр Гунчтон молод, сэр Гунчтон часто бывал в этой стране, и ему известны все развлечения, которые можно получить здесь, Но, что касается меня, милый чичероне, я должен сказать, что к некоторым удовольствиям я не чувствую никакого влечения. Продажная Венера, где бы ни царила она, – в Европе пли в Азии, в Париже или в Иеддо, не возбуждая во мне совершенного негодования, не внушает в то же время ни малейшего желания.
– Пусть так, – возразил сэр Гунчтон, – но если только из любопытства в качестве артиста, вы не откажетесь увидать самую знаменитую куртизанку в Японии китаянку Чианг-Гоа.
– Нет! Нет! – воскликнул д’Ассеньяк. – Если не для самого себя, то для меня Данглад нанесет визит к Чианг-Гоа. Мы к вашим услугам, сэр Гунчтон… Ведите нас… Куда?
– Полагаю, сначала обедать, – сказал Данглад. – Это предложение мне больше нравится. Я чертовски голоден.
– Держу пари, – улыбаясь, сказал Гунчтон, – что обед понравится вам меньше, чем женщина.