Жнец

– Ну… есть пара ребят. Бывшие афганцы. И рук они запачкать не боятся – они у них и так… запачканы по самое не хочу. Что предлагаешь?

– Я предлагаю найти Настю – медленно и веско сказал я – И освободить ее.

– Как?! Как, черт подери?! – зарычал, застонал Самохин – Ну что ты можешь, Вася! Мне и без тебя тошно, а ты… глупости какие-то говоришь! Ну что ты можешь, участковый!

– Я много чего могу – жестко сказал я – Больше, чем ты думаешь. Я найду Настю, гарантирую. Еще сегодня до ночи ты будешь знать, где она находится, и… жива ли она. Но у меня есть одно условие.

– Какое? – Самохин поднял на меня взгляд, недоверчивый, напряженный – Деньги? Тебе нужны деньги?

– С ума сошел?! Какие деньги?! – скривился я – Условие только одно: все похитители должны умереть. И умереть от моей руки. Я их убью. Не ты, не кто-либо другой – я!

Самохин посмотрел на меня, недоверчиво помотал головой, будто не веря в то, что сейчас услышал. И правда – то, что я сказал было… хмм… потрясающим! Вдвойне потрясающим! И он смотрел на меня так, будто увидел впервые. С этой секунды я из участкового Васи Каганова стал для него… непонятно кем. Это все равно как если бы сидела перед тобой добрая такая, пухленькая бабушка, и вдруг… она стала покрываться шерстью, у нее прорезались клыки, и вот – перед тобой сидит смертельно опасный волколак! И как теперь на это чудо реагировать?

– Ну, так что, поверишь мне? Позволишь тебе помочь?

– Да… – тяжело посмотрел на меня Самохин – Но если ты меня обманываешь, если ты просто треплешь языком и я просто потеряю время, и Настенька пострадает из-за этого…Вася, я тебя просто убью. Своими руками убью! Понял?

– Понял! – кивнул я, и скомандовал – Хватит сидеть и нюни распускать! Сейчас едем ко мне домой! Я кое-что с собой беру, оставляю мою машину, и мы летим в Москву, туда, где живет Настя. Зачем – я тебе скажу на месте. Давай, поехали! Время дорого! Нам ведь еще тащиться до Москвы!

Глава 2

Запершись предварительно изнутри (вдруг Самохин решит зайти в кухню?), я открыл тайную комнату (она же лаборатория, она же сокровищница), собрал в сумку спиртовку, колбы, нужные ингредиенты, тщательно обернув все кусочками ткани. Запер проход в лабораторию и пошел одеваться. Полицейскую форму аккуратно разложил на стуле, чтобы не помять, надел обычные джинсы и клетчатую рубашку «а-ля реднек». На ноги – кроссовки. Все, я готов.

Самохин ждал в машине, не заглушив движок, так что в машине было хорошо, прохладно. Я аккуратно положил сумку на заднее сиденье – Самохин покосился, когда в ней что-то брякнуло (да ступка и пестик, что еще-то?), но ничего не сказал. Он как раз говорил по телефону.

– Я выезжаю… да… да…Витьке позвони. Нет, думаю троих будет вполне достаточно. Да… нет… ничего из крупняка не надо. Да, хватит. Все! Не теряем время. Как буду подъезжать – позвоню.

– Готов! – сообщил я, глядя через лобовое стекло на то, как автокран аккуратно сгружает пачки красного облицовочного кирпича – Можно ехать.

Самохин покосился на меня, положил телефон между сиденьями и передвинул рукоять коробки передач в положение «Драйв». «Кукурузер» мягко двинулся вперед, чтобы рыкнуть, засопеть воздухозаборником и рвануться вперед с энергией атакующего льва. Через несколько секунд, поднимая дорожную пыль он выкатился на условно-асфальтированную дорогу, а с нее – на отвратительный грейдер, ведущий по направлению к районному центру. Уже оттуда начнется приличная дорога на Тверь, а от Твери – на Москву. Самохин не щадил машину – гнал, как на гонках «Париж-Дакар», не обращая внимание на кочки, на впечатанные в дорожное покрытие булыжники и рытвины, выбитые в распутицу большими грузовиками.

– Игорь Владимирович, ты бы сбавил слегонца! – попросил я, оттянув и подергав ремень безопасности, прижавший меня к спинке сиденья – Если сейчас порвешь покрышку, это займет гораздо больше времени, чем если бы чуть-чуть снизил скорость и как следует выбирал дорогу. Я тебе клянусь – все будет хорошо. Успеем. Они ничего не сделают Насте до тех пор, пока ты не передашь им деньги. Потому что ты можешь потребовать разговора с внучкой и без разговора не отдашь. Так что не дергайся, все будет!

– Колись – как будет? Что ты можешь сделать? – скосил глаза Самохин – Я хочу знать!

– Если я тебе скажу, ты не поверишь и зарубишь всю идею – подумав, ответил я – Но скажу тебе только одно: я жизнью своей клянусь, что могу найти Настю. Единственное, что мне нужно – это ее волос. Ты можешь найти ее волос?

– Хмм… – Самохин задумался, помотал головой – Могу, наверное… дома у нее! В кровати, или на расческе. Или на куртке. Могу! И? Что ты сделаешь?

– Найдешь ее волос, я найду Настю. Вдаваться в подробности не буду. Ты или веришь, или не веришь. Но у тебя только один реальный путь освобождения внучки – поверить мне. Ты человек опытный, знающий, так что скажи: Настеньке десять лет, так? Она умненькая девочка, так?

– Ну да… очень умненькая! И музыкой занимается! И рисует хорошо! – кивнул Самохин, и тут же помрачнел – Да, я понял. Они ее не отпустят. Если видела их лица. А она видела, уверен.

– А еще, возможно, это кто-то из знакомых – задумчиво протянул я, и Самохин еще больше нахмурился. Похоже, что эта мысль не оставляла его с самого начала.

– Ладно, Владимирыч, не переживай. Все будет хорошо! Только помни то, что мне обещал.

Самохин оторвал взгляд от дороги, глянул на меня, глаза его прищурились. Помолчал и через минуту сказал каким-то странным, безэмоциональным голосом:

– А я не верил. Мне говорили, а я не верил.

– Во что не верил? – спросил я, закрывая глаза, готовясь слегка подремать в дороге.

– В то, что ты… хмм… колдуешь! Или как это назвать? Экстрасенс?

– Колдун я, Владимирыч – ответил я, не открывая глаз – черный колдун.

– Черный? – недоуменно спросил Самохин, обходя еле ползущую фуру с дагестанскими номерами – То есть плохой? Ну… в смысле творящий зло? И какое же зло ты творишь?

– Дай определение – что такое «зло»? Как ты это понимаешь? – усмехнулся я, открывая глаза.

– Ну как это… зло – это зло! – хмыкнул Самохин – Ну как еще сказать-то?

– Скажи, Владимирыч… вот я закодировал человека от пьянства – это добро?

– Конечно, добро! Он же теперь не бухает, работает, жена, семья рада!

– Но я ведь сделал это помимо его воли. Я изменил его душу, надломил ее. Разве это добро? Я лишил его выбора! Может он хотел вот так – бухать, не просыхать целыми днями! Понимаешь?

– То есть ты хочешь сказать, что абсолютного зла, как абсолютного добра не существует? А как же тогда фашисты? Концлагеря?

– Поймал. Это абсолютное зло, да. Но мы ведь говорили не о фашистах. Мы говорили о том, кого считать черным колдуном, а кого нет. Творит он зло, или нет. Так вот – я творю зло – но только с точки зрения того, кому я это зло причиняю. Например – я обязательно убью похитителей твоей внучки. Я найду ее, даже не сомневаюсь. И ты не сомневайся. Успокойся и не разбей нас о фуру, иначе точно будет беда. Ну, так вот: с точки зрения похитителей – разве я делаю добро?

– Слышал уже такое, ага – скривился Самохин – Что с точки зрения коровы мы мерзкие твари, пожирающие разумных существ.