Жора, Иваныч, Саша и Сашенька

На этот раз эйфории во время покраски не было. Знал, чем это может закончиться, хотя работа спорилась, и некоторое удовлетворение было.

Вечером старшина проверять не пришел.

Он вообще вел интересный образ жизни. Где пропадал днем, никто не знал. После ужина же, как правило, ходил в соседнее здание – в «королевскую» роту, как называли в полку подразделение, обслуживавшее комендатуру. Там у него было много друзей, а еще – интересы, предполагавшие нужные в армии связи.

Покраска закончилась поздно, а вернее, рано – уже за четыре утра.

Из-за горизонта показалось еще не ослепительное солнце, и ровно окрашенные стены кое-где уже светились его прикосновением.

Одолевала усталость. Половина прошлой ночи и сегодняшняя, почти полная – без сна. Плюс первое потрясение. Плюс бесконечная работа. Спать ложиться, конечно, уже поздно, но так хотелось хотя бы прилечь, растянуться на кровати.

Самая первая стена, уже почти сухая, не подавала признаков тревоги, а, значит, и остальные будут нормальными. «Курсант Збруев работу выполнил», – улыбнулся пришедшей мысли. Присел на кучу заготовок доски, прислонился к прохладному радиатору и задумался…

– Рота, подъем. Форма одежды №2.

Саша проснулся, но не пошевелился. Осознание того, что он освобожден от зарядки, словно освобождало его от всего остального. Правда, продлилось это состояние лишь несколько секунд. До него вдруг стало доходить – по-настоящему, что он в армии, что он – курсант и что кто-то может войти. Он вскочил испуганно. Но, увидев красивые – желтые с лимонным оттенком стены, расплылся широкой улыбкой.

После завтрака на политзанятиях каменных дел курсант Збруев чутко спал, поддерживая ладонью голову у виска. Со стороны казалось, что он смотрит в тетрадь, потому что его пальцы, запрограммированные перед засыпанием, шевелились, методично почесывая макушку.

Ксюша

Купив все, как и хотел, из белья, я спустился на первый этаж универмага. И уже, направляясь к выходу, вдруг понял, что мимо расположившейся у фонтана с рыбками кафешки я точно не пройду. Захотелось выпить чашечку капучино. Может быть даже с кусочком пахлавы. Тем более что в очереди три человека.

Заполучив вожделенное, я поблагодарил улыбнувшуюся мне девушку, которую я назвал по имени, заглянув в бейдж, и отошел в сторону. Поискал глазами свободное место.

Мне повезло: как раз одно у фонтанчика покинула пара подростков. И там уже хозяйничала матрона в форменной одежде и фартуке – из персонала кафе. Убирала остатки прежнего присутствия.

Я прошел и сел за столик, приставленный к большой квадратной колонне. Положил покупки на соседний стул и засмотрелся на выложенный из грубого камня небольшой бассейн.

Струйка воды стекала из наклоненного кувшина, стоявшего на маленьком островке посреди импровизированного аквариума. Золотые рыбки – достаточно крупных размеров – сновали по кругу взад и вперед, привлекая падкое на динамику зрение.

Сделав глоток, я с наслаждением откинулся на спинку. Снова повернул голову в сторону рыбок. Но в последний момент боковым зрением уловил, что к моему столику кто-то подходит.

Казалось, это было отчужденное от земной жизни существо, одетое как женщины при церкви. По возрасту лет тридцати пяти – не меньше. Черная юбка мелкими продольными складками ниспадала до самых пят. Хусточка повязана с подворотом у висков. Из-под расстегнутой удлиненной куртки – такой, как носят монашки, и серого пуловера выглядывала светлая блузка. Если бы не хот-дог в руке, ее можно было бы принять за персонаж девятнадцатого века из какого-нибудь дешевого телесериала.

– Здравствуйте, – сказало существо, – Можно я около вас сяду?

– Да. Конечно, – согласился я.

– Меня зовут Ксения. А мама зовет меня Ксюша. Вы тоже можете меня так называть.

При ближайшем рассмотрении существо оказалось девушкой неопределенного возраста. Ей с одинаковым успехом можно было дать и восемнадцать и двадцать восемь лет. Без единой морщинки на лице.

«Как я мог так ошибиться, когда это чудо подходило? А-а, – дошло, – Одежда… – я даже расстроился, – Невнимательным стал».

Ксения с аппетитом начала поглощать хот-дог. Было ощущение, что она не ела, по крайней мере, дня два.

– Очень вкусно, – проговорила не то для меня, не то для себя, просто выражая мысли вслух, – Я давно так вкусно не ела.

«Не иначе развод, – вспыхнуло в сознании, – Денег будет просить. Сейчас начнет заговаривать со мной или комментировать происходящее дальше. Типа, я такая голодная…»

Что-то тихо шептала интуиция. Но услышана не была.

Я молча наблюдал, как девушка ест свою вкуснятину. Ждал – когда же начнется концерт. Но Ксения, с неимоверным аппетитом поглощавшая хот-дог, молчала.

Тогда я решил подыграть ей.

– Правда, вкусно? – улыбнулся.

– Сосиска вкусная, а булочка суховатая. И майонез бы – поострее… – она на секунду замолчала, а потом заявила, – А, вообще, я больше кетчуп люблю.

– А что? Кетчупа у них не было? – спросил я с насмешкой.

– Нет, – тяжело вздохнув, ответила Ксения.

И тут до меня стал доходить тихий шепот интуиции. «Да ведь она не играет. Она, и вправду, ребенок!» Стало ужасно стыдно перед самим собой. «Как я мог так бездарно промахнуться? Вот оно! Стоило только увлечься, как сразу же потерял нюх».

– А сколько тебе лет, Ксюша? – поинтересовался я.

– С семьдесят девятого я. Тридцать два. Или – тридцать три. Сколько мне, если я с семьдесят девятого? – безапелляционно спросила она, посмотрев наивно, как маленькая девочка, мне в глаза.

Ошеломленный – я промолчал. Я машинально стал думать – сколько же ей лет. Но мыслей на этот счет не было. А считать и наблюдать за нюансами ее лица одновременно не получалось. Пришлось склониться к наблюдению.

На лице Ксюши – игра мысли: сколько же ей лет? Но совсем ненадолго. Она как раз доедает хот-дог, и это отвлекает ее от собственного возраста. За столом ей больше делать нечего – пора уходить. Она поднимается. Берет салфетку и вытирает рот.

– Спасибо.

Берет со стола бумагу, в которую совсем недавно была завернута ее вкусность, и идет к урне, чтобы выбросить вместе с использованной салфеткой. Возвращаясь – проходя мимо меня, говорит «большое спасибо».

«За что? За участие? За беседу? За человечность, которую она увидела во мне? Да какая разница, – с досадой и стыдом подумал я, – Вот уж поистине – на всякого мудреца достаточно простоты. Каждый раз думаешь о том, что тебя обманут. А если никто не обманывает, обманываешь себя сам».