Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
Прихватив банку с водой, Бунтов отправился в сарай. Уйти-то ушел, но все равно стало не по себе, неспокойно. Около сарая присел на пенек, огляделся в уже наступивших крепких сумерках, хотя и белесых поверх садов от светлевшей вечерней зари. Неподалеку темнел трактор, от которого исходил запах солярки и дневное тепло, хотя сегодня он на тракторе не ездил, далее густела темная аллея рябин, казавшихся в этот час черными, а над ними, во всю глубину неба, копошились звезды и застыл молодой месяц, успевший к этому часу разрогатиться. И тишина разлилась над слободой необыкновенная, лишь отдаленный гомон молодежи у клуба чуть-чуть оттенял ее, да напоминал о себе сверчок, без устали что-то точивший и точивший где-то совсем рядом… Бунтов, наверное, заснул бы на пеньке, но, уже окончательно засыпая, заставил
Он не слышал, как через некоторое время стукнула дверь на веранде, не слышал, как в сарай заглянула Валентина и коротко осветила фонариком. Убедившись, что муж на месте, она вернулась в дом.
Бунтов думал, что его жизнь в последний месяц самая что ни есть хлопотная и суетливая, но оказалось - ошибался. Он это понял, когда в пятницу приехала Марина с семьей и сразу устроила круговерть! К тому же так совпало, что в этот день Валентина окончила учебу, и теперь все разглядывали ее бумагу, выданную на курсах. Что ж, подходящий повод отметить событие! Наверное, и Марина поэтому приехала; Валентина, видно, ей все
рассказала о завершении учебы, да и о деньгах наверняка шепнула. Так что все сходилось в один узел. К радости, нет ли - это для Бунтова другой вопрос, когда он начинал вспоминать Розу. Но что бы ни думалось, а он действительно соскучился по гостям - в этом и сомнения никакого. Внук это понимал и не отходил ни на шаг, когда дед вернулся с поля, и теперь сидел на лавочке перед палисадником, о чем-то разговаривая с отцом. Но что Да-нилке до взрослых разговоров, когда у него свои интересы. Столько вопросов накопилось, и главный из них:
– Когда на тракторе прокатимся?
– О-о, парень, до сентября мы с тобой еще успеем штаны до блеска натереть - это я тебе обещаю!
– Давай сейчас!
– не отставал внук, а отец его по-настоящему осердился.
– Чего прилип, давно ремня не получал!
– припугнул Павел сына.
– Это мне недолго… Отстань от деда, иди к маме и бабушке - помоги им.
Данилка, хотя и обиделся, но сразу не ушел, а еще немного, словно назло, повертелся около взрослых. А у них свои разговоры.
– Значит, Николаич, говоришь, промашка с землей вышла?
– допытывался похудевший за последние два месяца Павел, всегда проявлявший интерес ко всему, что происходило на селе, потому что сам был выходцем из глубинки.
– Считай, что так и получилось… - вздохнул Бунтов.
– Деньги швырнули - и вали на все четыре! И это еще хорошо, у нас по совести поступили.
– Рыночные отношения… - вздохнул Павел.
– Ничего теперь не поделаешь! Смена формации, политического строя, уважаемый Андрей Николаевич! А такие потрясения всегда проходили с большой кровью, и всегда в тех войнах на первом месте стояла земля.
Х-м, смена формации… - мыкнул Бунтов.
– Что-то затянулась эта смена… Ты вот учился на инженера, а чего же простым слесарем на дядю вкалываешь?
– А это мой выбор… Где больше могу заработать - там и вкалываю. Придет время, рассчитаемся с Мариной за квартиру - устроюсь по специальности.
– Печать будешь прикладывать?
– усмехнулся Бунтов.
– Почему же… У меня в дипломе записана специальность: "Эксплуатация машин и механизмов". Вот этим и буду заниматься.
Они еще немного поговорили, и их позвали за стол. Когда расселись, то Валентина достала из холодильника бутылку шампанского и попросила зятя:
– Открывай, Паш! Наливай мне и себе! Отец не может, а Марине нельзя!
– Правильно, - согласилась дочь.
– К тому же сейчас пост идет. Когда выпили за успешное окончание курсов, Валентина спросила у
дочери:
– Когда же ты успела набожной стать? Вроде не замечала за тобой этого?
– В последние годы. А что, это разве плохо?
– Боже упаси, я разве так сказала? Просто по себе сужу: мы-то всю жизнь не думали об этом, а о церкви вспоминали только на Рождество и Пасху, а ты-то вон как - с молодых лет прониклась, молодец. Верующий человек - совестливый, не опасный, а у неверующего неизвестно что творится на душе. Сейчас многие потянулись к церкви, храмы начали восстанавливать. Как-то была в Лонске -
специально ходила смотреть, как в храме, где прежде был Дом культуры, вовсю идут ремонтные работы. Говорят, что осенью храм откроют…– Раньше бы это надо делать!
– вставил словечко Бунтов.
– Ломать не надо!
– продолжала задумчиво говорить хозяйка.
– А то у нас всегда так: сперва ломаем, а потом восстанавливаем… Ладно, не будем об этом. А ты, Мариночка, все-таки от скоромного не отказывайся. Даже в Писании говорится, что воинам, путникам и болящим людям соблюдать пост необязательно. К ним и ты относишься со своим положением.
– Мам, не заостряй внимание, - отмахнулась Марина и взглянула на сына.
– Да не заостряю я, не заостряю. Только сидим мы как на поминках. Отец, на гармошке, что ли, попиликай!
– попросила Валентина мужа, а тот отмахнулся:
– Марина сказала же, что пост идет, нельзя веселиться!
– Что-то ты прежде никаких постов не соблюдал, да и сейчас, довелось бы стаканчик-другой пропустить, не утерпел бы!
– Ты чего?
– нахмурился Бунтов.
– Провоцируешь? Меня не собьешь!
– Плохо, что у нас сплошные крайности: то мы пьем без меры, а то не можем даже бокал шампанского выпить!
– Пей, кто тебе не велит!
– нисколько не обиделся Бунтов на жену, потому что после ее подначки лишь сильнее радость расцвела, гордость за самого себя: мол, могу выпить - хоть сейчас!
– а не буду! Придет время - первый предложу!
Наутро все подначки забылись, другое сразу стало волновать: сенокос! От заботы Бунтов проснулся рано, но будить домашних не спешил. Ведь спешить-то особенно некуда, потому что сено надо сгребать после обеда, когда роса высохнет. Раньше нельзя - иначе оно потом "загорится". Поэтому, от нечего делать, сходил к Коляне Фролову, напомнил о сегодняшнем деле. Когда возвращался, неожиданно встретил Розу. Она не хотела останавливаться, но он все-таки задержал, коротко спросил:
– Какие новости? Никто не обижает?
– Кто меня может обидеть?
– не глядя в глаза, стеснительно ответила Роза.
– А ко мне дочь с семьей приехала на выходные… - поспешил сообщить Бунтов, словно сказал, чтобы в ближайшие день-два она не ждала его.
– И у меня гости… Дочь с зятем за вишнями прикатили из Электрика. Вот за сахаром иду - будем варенье варить… Ладно, пойду я, на следующей неделе, может, увидимся!
Бунтов хотел спросить, почему "может", но не стал любопытничать, а пошел далее вдоль порядка, как будто и не было никакого разговора с Розой. А то, что остановились и перекинулись парой-тройкой слов, - так чего же не поговорить с почтальонкой, когда с ней все разговаривают - на виду баба. Андрей убеждал себя, что это так и есть, но вдруг поймал скользкую мысль в том ее узком месте, в котором нельзя было не поймать, когда вспомнил Пичугина. Ведь как ни юли перед самим собой, а он, Андрей Николаевич Бунтов, именно из-за этого пакостника начал изворачиваться, задумываться над тем, как найти новую лазейку к дому Розы. Ведь, что ни говори, а последний разговор с Петухом заставил быть собранным, расчетливым. Правда, Бунтов все делал с опозданием. Вот и сейчас, вспомнив Пи-чугина, подумал о том, что зря не закрывается в сарае: как говорится, береженого Бог бережет! А то или сам придет, или дружков пришлет. Сонного хрястнут монтировкой по голове - ищи тогда виновного. Исподволь родившаяся пугливая мысль повела Бунтова дальше, и он решил, что надо впредь стать оглядчивее и не быть размахаем. Поэтому, когда вернулся в дом и увидел, что все проснулись и собираются завтракать, нашел в ящике буфета выкидной нож, который хранился там лет уж двенадцать - с тех самых пор, когда отобрал его у сына, что называется, от греха подальше, - и заглянул в сарай. Здесь нож смазал, очистил от кое-где появившейся ржавчины и заново наточил лезвие, для проверки несколько раз щелкнул кнопкой. Пощелкав и убедившись, что нож вполне исправен, радостно опустил его в карман и почувствовал, как металлическая тяжесть радует сердце. "А то, гадость, вздумал ножом пугать!
– в сердцах плюнул Бунтов, вспомнив Пичугина.
– Приходи теперь, пугай!" Эта мысль придала уверенности, настроения, и, наспех перекусив вместе со всеми, он поторопил домашних: