Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
Шрифт:
— И это будет лучшим способом ничего не скрывать друг от друга, — ответил г-н Дювиль.
Жена звала их в дом, говорила о том, что они получат воспаление легких, сообщила наконец, что ужин готов и уже стоит на столе. Она надела домашнее платье цвета пармской фиалки. Г-н Зарагир похвалил ее вкус, в ответ она проворковала что-то, после чего они сели за стол. За столом старые друзья заговорили о земледелии, о домашних животных и о превратностях климата. Г-жа Дювиль, путавшая кроликов с лапландцами [4] , заявила, что последние являются настоящим бичом для лесов, тогда как кроликов она любит, поскольку они питаются исключительно рыбой.
4
Путаница,
В то самое время, когда в Вальронсе заканчивался ужин, Луи Дювиль и г-жа Зарагир готовились к своему прощальному вечеру. В Париж они приехали утром того же дня. Пожалуй, только лишь страх удерживал в течение трех недель г-жу Зарагир в компании Луи Дювиля, и теперь она была совсем близка к тому, чтобы освободиться наконец из ловушки. Да и Луи Дювилю не хотелось больше затягивать эту игру, тем более, что ему уже надоело мстить. Кроме того, он начал осознавать всю низость своей затеи. Доверчивость, которую обнаружила г-жа Зарагир, скоро стала вызывать у него жалость к ней; ему стало стыдно обманывать ее, и вот, чтобы не выдать своего секрета и чтобы оправдать себя в своих собственных глазах, он пообещал ей незадолго до конца их путешествия пригласить г-на Зарагира в Вальронс. Это фальшивое доказательство любви успокаивало его совесть. Романтический флер все еще сохранялся вокруг их воспоминаний об изначальных любовных порывах, но в значительной степени благодаря тому, что они скрывали друг от друга истинные намерения, толкнувшие обоих на эту близость.
Г-жа Зарагир и г-жа Даже не встретились ни на юге Франции, ни в Тироле. У одной было много чего рассказать, другая же хотела все услышать, и они встретились во второй половине того же дня.
— Муж сердится на меня, — сказала г-жа Зарагир. — Я получила от него только одно письмо, отправленное две недели назад, и какое письмо! Он пишет, что если я так и не соберусь возвращаться домой, то он сам приедет за мной. А что, если он уже выехал? Если он вот сейчас вдруг войдет в эту комнату? Ты только представь себе! Тогда я возьму его за руку и скажу: «Давай поедем в Вальронс».
— Не фантазируй, лучше расскажи мне о Луи Дювиле. Он что, по-прежнему от тебя без ума?
— Он любит меня и все еще верит, что я тоже люблю его. Чудеса, да и только! Но я должна тебе признаться, что мне надоело играть эту комедию. Ты знаешь, это утомительно. Сегодня вечером я с ним ужинаю, а через пять дней, в это же время я наконец-то буду в Шербурге. С каким нетерпением жду я этой даты, 21-го! Ты меня понимаешь?
Г-жа Даже ее понимала.
Что же касается Луи Дювиля, то он так спешил сказать отцу о том, что время охладило его обиду на семейство Зарагиров, что уже жалел, что пригласил из вежливости г-жу Зарагир на ужин. Он не без особого душевного подъема собрался и отправился за ней. Он остановился у лифта, стал ее ждать. Наконец она появилась. Она спустилась с небес в золотистой клетке лифта. Через решетку он увидел, как она надевает перчатки, и когда дверь отворилась, она сделала два шага и промолвила: «А вот и я!» Предчувствие скорого исполнения ее желаний, уверенность, что близится конец этого кошмара, вернули ей лицо и жесты, которые так любил г-н Зарагиром. Перед Луи Дювилем стояла незнакомка, вид и аромат которой напоминал букет из тысячи цветов. Ничто в ней уже не предназначалось ему. Он почувствовал это, и его снова потянуло к ней.
По-настоящему безнадежны лишь те любовные приключения, которые вызывают сожаления. По-детски легкая, почти воздушная, г-жа Зарагир вновь стала творением своего мужа. Луи Дювиль никогда не видел ее такой, не видел лишь потому, что с первой же встречи в Париже она старалась ему понравиться, а он видел в ней лишь инструмент своей мести.
— Куда хотели бы пойти? — спросил он, и она выбрала ресторан, где можно было потанцевать.
Подобно тому, как вдовец влюбляется в покойную супругу, чья смерть вдруг открывает ему все ее достоинства и которую он хотел бы оживить и получить ее прощение, так же и Луи хотел вернуть г-жу Зарагир к берегам настоящего времени. Но напрасно. Она вырвалась на волю, и расстояние, разделявшее их, не могла преодолеть одинокая любовь, живая лишь у одного из участников приключения. Он говорил ей о Сен-Клу, о Версале, об их путешествии.
Пока он говорил, она покачивала головой, словно слушая какую-то приятную музыку, и хотя она не отвергла прошлого, говорила она о нем с какой-то отреченностью, как о чем-то, от чего долг обязывал ее отказаться.— Я не знаю, — говорил он, — что меня ослепляло, что мешало мне видеть вас такой, какой я вижу вас сегодня.
— Это любовь ослепляет. На расстоянии люди видят друг друга лучше.
— Вы хотите сказать, что сейчас вы далеки от меня?
Она воскликнула:
— Нет, вовсе нет, мне вовсе не хочется быть неприятной вам, давайте же не будем портить наш последний вечер.
— Вы — это то искушение, которому я не в полной мере поддался, то сновидение, которое я не сумел увидеть во сне так, как нужно было бы.
Тут г-жа Зарагир, опустив глаза, прошептала:
— Не надо ошибаться: я хочу быть благоразумной, но я никогда вас не забуду. Мне будет вас не хватать и когда я поеду в Вальронс, я поеду туда лишь для того, чтобы вновь увидеть вас.
— Вы скоро приедете? Вы не передумаете?
— Нет, — сказала она, улыбаясь при мысли о том, что теперь она сможет осчастливить Луи Дювиля своим приездом в Вальронс.
Мужчине и женщине, которые не были настоящими любовниками и не являются настоящими друзьями, нечего сказать друг другу. Луи Дювиль пригласил г-жу Зарагир на танец, она согласилась, но скоро ей захотелось уехать. Он проводил ее. У двери гостиницы они сказали друг другу «до свидания»; она повторила несколько раз: «Терпеть не могу расставания, это слишком печально», и быстро ушла.
Остаток ночи Луи Дювиль провел, пируя с красотками. Он лег спать уже утром, проснулся поздно, после полудня. Отправил цветы г-же Зарагир и уехал, не повидав ее.
В Вальронсе никто его не ждал. Г-жа Дювиль устроила небольшой прием человек на двадцать в честь г-на Зарагира. Ей хотелось, чтобы тепло камина, смех молодежи и запах лаванды, наполнявший дом, напомнили ему легкую атмосферу прежних вечеров. Она приняла гостей с обычной шумной суетливостью, но оживление быстро утихло, и полковник, чтобы хоть чем-то заполнить паузу, возникшую из-за всеобщего любопытства, заявил, что зимой дороги находятся в ужасном состоянии.
— Верхняя дорога — это просто одна сплошная рытвина, просто поле битвы какое-то. Оно мне напомнило, как в 1917 году…
Его фразу прервали восклицания, когда вошел г-н Зарагир, импозантный, непринужденный, глядящий на мир широко открытыми глазами, гордо несущий чело, овеянное ветрами приключений. К нему устремились все женщины, он всех их обнял, прижимал всех их к сердцу, обеими руками пожал руки мужчинам, познакомился с молодежью. При этом он выглядел таким радостным и счастливым от столь дружеского приема, что супруги Дювили решили, что он благополучно изгнал из своего сознания все мысли о той, которая покинула его.
Г-н Зарагир просто не умел разочаровывать людей. Его постоянная готовность радоваться, его умение подстроиться под настроение собеседников привели в восторг и молодых людей, и юных дев. Их перешептывания и живой блеск их глаз притягивали его больше, чем беседы со взрослыми мужчинами, которые тянулись к нему, стремясь воспользоваться его жизненным опытом. «Опыт зависит не от возраста, а от природы человеческих существ. И ценен он лишь как элемент сравнения», — сказал он им после ужина и направился к дамам. Каждая из них более или менее тайно любила его, и отсутствие г-жи Зарагир было им на руку. Он внушал им романтическую томность, и они чувствовали, как учащенно бились их сердца, уподобляясь молодым лошадкам, галопом уносящим их легкомысленные мечтания на любовные свидания в настоящий густой лес.
Луи Дювиль, знавший гостеприимную натуру своей матушки, нисколько не удивился, увидев в полночь свет во всех окнах дома. Оттуда доносилась музыка. Он слегка приоткрыл дверь гостиной, чтобы посмотреть, кого сегодня принимали. У рояля, лицом к собравшимся, стояла девочка и пела под аккомпанемент г-жи Дювиль. Своей выправкой она могла бы привлечь внимание многих. Привлекла она внимание и Луи Дювиля. Когда пение закончилось, высокий мужчина, сидевший спиной к двери, встал, чтобы похвалить ее. И Луи Дювиль узнал его. Он тихо прикрыл дверь и поднялся к себе в спальню. Когда гости расходились, только его отец заметил зеленую шляпу на скамейке в прихожей. Он проводил Зарагира в его комнату, дождался, когда г-жа Дювиль ляжет в постель, и вошел в комнату сына. Они молча и отчужденно смотрели друг на друга.