Зима близко

— Технические сложности, — вздохнул я, вспомнив о железном человеке. — Решу вопрос — вернутся Знаки. Пока не рискую. Чего хотел-то?

— Слыхал, ты орден учредил.

Я молча глотнул чаю.

— А помнишь, ты мне предлагал в Оплоте работать?

— Я всё помню. У меня память — как у слона.

— Ну, вот, я и подумал…

— В Орден мой войти хочешь?

— Вошёл бы.

— Ну, допустим. А со своим главой договорился?

— Говорил…

— И?

— Отступных просит. Сорок костей.

Я присвистнул. Хороши порядочки. Ну и глава хорош, своего не упустит. Даже злиться на него не получается.

— А ты охотился только из-под мастера, верно? И что делать, как костей насшибать — понятия не имеешь?

Алексей опустил голову. Возражать было явно нечего.

— Ну, значит, смотри. Варианта два. Первый, простой. Сейчас поднимаемся ко мне, я принимаю тебя в орден и жду, пока ко мне прибудет твой глава. То, что ты перешёл в другой орден, он почувствует. Мы с твоим главой утрясаем вопрос. По итогу он, скорее всего, получит тридцать костей, но мне ты будешь должен сорок. Столько и отработаешь. Придётся тебе не только на приёмке сидеть, но и вообще оплотом рулить. Слыхал про дом Воздвиженской?

— С призраком который?

— Значит, не слыхал. Призрака там больше нет, уже выкурили. И теперь этот дом — Оплот моего Ордена. Здание, как ты сам понимаешь, большое, приличное. А охотники там будут жить не особо приличные. Хотя, в основном, тоже большие. И нужно будет следить за порядком. Прислугу нанять, рулить этой прислугой. Вообще, хозяйство вести. Потянешь?

— Потяну, — быстро сказал Алексей. У него даже глаза загорелись от образовавшихся перспектив.

— Вот. А есть второй вариант. Мы с тобой идём на охоту, добываем сорок костей, ты ими откупаешься — и после уже ничего никому не должен. Точно так же работаешь в Оплоте, но уже исключительно как свободный человек.

Алексей вздохнул. Я глотнул остывающего чая.

— Охота, — сказал Алексей.

— Неожиданно.

— Стараюсь совершать неожиданные поступки.

— Похвально. Есть чего на примете?

— В том и дело, что есть.

Глава 5

— Дядюшку моего помнишь? — спросил Алексей.

— Это который тебя ко мне подослал тогда? Помню. Дядюшки — дело такое, хрен забудешь. Что там у него, крысы одолели? Вурдалаки обижают?

— Н-не совсем. Он ведь тогда из той деревни уехал.

— Которую мне подарил?

— Ну да. В другой поселился. А там и дом похуже, и вообще… Начал попивать. Всё крепче и крепче. А месяц назад вовсе допился до чертей и на кладбище повесился.

— Охтыж…

— Ну да. Схоронили, конечно. Да только дядюшка, говорят, с тех пор начал по ночам в деревню приходить. К девицам.

— Упырь, — кивнул я. — Бывает… Добро, завалим. Но ты ж понимаешь, что упырь — это максимум пять костей?

— Понимаю. Но надо же с чего-то начать. У меня ещё после Троекурова целых три кости осталось.

Я поморщился, но только мысленно. Привык уже мыслить масштабно, глобально, а не по зёрнышку косточки считать. Если нужно сорок костей — значит, нужно идти туда, где их точно наберётся сто. Я лично поискал бы лягушачьи гнёзда, на которые Тварь, пожирая клюкву, так удачно нарвалась. О размере костей глава алёшенькиного ордена ведь ничего не сказал. Наверное, ещё не знает об индивидуальных тарифах, без интернета вести медленно распространяются.

Но я — это я, а мои заначки — это мои заначки. Вываливать их первому встречному на блюдечке с голубой каёмочкой уж точно не собираюсь.

— Ну, добро, пошли. Сегодня один пёс день пропадает. Только я ещё пацана возьму, ему тоже надо опыта набираться… Чего морщишься? Не жадничай, Алексей! Кто жадничает, тот по-настоящему никогда не богатеет. Меняй мировоззрение, в жизни пригодится.

— Послушай, — вдруг сказал Алексей, глядя, как я прихлёбываю чай. — А я ведь уже видел такие подстаканники! Надо же.

— Где? — спросил я. И посмотрел на подстаканник.

Это был тот, что в своё время выкупил у Брейгеля. Хотя, может, один из трёх, что нашёл в подвале у Троекурова. Они же одинаковые, фиг разберёшь.

— В доме моего отца. Помнишь его?

Я вспомнил немолодого мужчину, который орал на Алексея, когда тот пытался стырить подсвечники.

— Помню. И давно они у него?

— Да пару лет назад, наверное, появились откуда-то. А я только сейчас подумал — герб-то ваш, давыдовский. Просто внимания никогда не обращал, ну, посуда и посуда. Стоят себе два — серебряные, красивые…

— Два? — переспросил я.

— Ну да. Они в чайном шкафчике всегда особняком стояли. Я и не припомню, чтобы использовались.

Два. А у меня четыре. В сумме шесть, как ключей. А дядюшка сказал, дословно: «Ключи под…»

А вдруг «под» — это не «под чем-то», а слово «подстаканники», которое дядюшка не успел произнести? С одной стороны, бред сивой кобылы. Где ключи, а где посуда. С другой стороны, чувство юмора у дядюшки, как я уже не раз убеждался, весьма своеобразное. А ключи, которые он упоминал, должны были круглыми…

Я поднял подстаканник, осмотрел дно. И понял, что смех смехом, а размер дна с размером круглых углублений на арке совпадает. Ну, навскидку. Чтобы проверить точно, прикладывать надо.

— Заходи уже. Чего ты у ворот топчешься, как неродной? Посиди на веранде, подожди, пока соберусь. Данила! Прими у человека коня.

Я отвёл Алексея на веранду.

— Чаю, может, хочешь? Или кофе?

— Я бы от чего покрепче не отказался. Для храбрости.

— Дядюшка твой не отказывался. И чем закончилось? Храбрее, насколько понимаю, не стал… Не, Алёш, бухих я на охоту не беру. Не хватало, чтобы ты вместо упыря мне башку снёс. Вот вернёмся с победой, тогда на здоровье.

Закончив речь, я прошёл в дом.

— Неофит! Ты где?

— Здесь, — пацан высунулся из кабинета покойного графа Давыдова.

Кабинет давно и плотно оккупировал Тихоныч, я не возражал. Неофит там присутствовал в качестве калькулятора и пишущей машинки. Считать в уме у него получалось быстрее, чем у Тихоныча на счётах, а писал пацан красиво и разборчиво.

— Собирайся. На охоту пойдём.

— Ура!

Неофит понёсся к себе в комнату. А я проследовал к закрытому крылу. Ну, условно закрытому — замок, после того, как я его взломал, сменили, а ключ был у меня.