Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова)

– Вы все еще живы, – сказал Керрик с некоторым чувством гнева и горечи. – Это хоть как-то должно утешить вас.

Надаске отвернулся, делая жесты, характерные для самок. Керрик улыбнулся этому: это был намек на то, что он вел себя недостойно: как женщина. Однако незадолго до этого была женщина, которая прогнала его, голодного, от костра. И он все еще до сих пор ничего не ел. Он огляделся по сторонам. У самцов от волнения был плохой аппетит, и поэтому от вчерашнего дня осталось немного мяса. Керрик оторвал кусок и съел его.

Имехей запричитал:

– Мы умрем здесь, сидя взаперти, мы умрем от голода.

– Не будьте так глупы.

Было бы совершенно безрассудно выражать равенство с самцами, так как его отношение к ним напоминало отношение самок. А кроме того, эти двое отводили ему главенствующую роль самки, когда он был с ними. В нем снова нарастал гнев: неужели его нигде не признавали своим?

– Вайнти вернулась, – сказал он. – Она и многие другие находятся недалеко отсюда.

Он увидел, как это привлекло их внимание. Они начали просить прощения за их плохое настроение, уверяли его в его силе и щедрости, умоляли рассказать им побольше обо всем. На какое-то время он отвлекся от своих забот и почувствовал себя счастливым в их компании. Он понимал, что с ними он имел большое сходство. Он мог говорить о вещах, которые интересовали его, очень выразительно, с помощью языка йилан. В этот момент он не думал ни о Кадайре, ни о Карогнисе, ни даже об Эрманпадаре. На время он забыл о своих тревогах. Был полдень, когда он наконец покинул ханале и до того, как стемнело, снова вернулся туда с мясом. Они ели вместе, и все были очень довольны. Однако за всем этим черной тенью стояло будущее. Вайнти была рядом, и в ее руках была смерть. Ядовитые растения будут очень хорошо расти на солнце, и маленькие ящерицы будут бегать и разбрасывать семена, несущие смерть. Будущее было неотвратимо – неотвратимо мрачно.

Глава 13

Весной, когда потеплело и улеглись зимние вьюги, к югу от города, в море, развернулись активные действия. Ближе к югу было обнаружено много ядовитых растений, хотя по неизвестной причине в самом городе их не было. Все выглядело так, будто йиланы сделали все свои приготовления, проверили силу своей атаки, а теперь ждали какого-то сигнала для наступления. Однако дни проходили, но даже никакого намека на это не было. Даже Керрик начал сомневаться в своих опасениях. Но это было не совсем так: просто он их глубоко скрывал. Он знал, что рано или поздно начнется последняя битва. Вайнти была там. Она не остановится, пока все они не будут уничтожены. Поэтому, несмотря на все недовольства, Керрик предусмотрел, чтобы все подступы к городу охранялись днем и ночью, а с севера и с юга вооруженные патрули следили за деятельностью йилан. Сам же Керрик наблюдал с юга, так как он ждал нападения с этой стороны. Но, кроме постоянно растущей стены, йиланы больше никак себя не проявляли. Был жаркий полдень, когда он возвращался со своего наблюдательного пункта и увидел Неннэ, который ждал его на тропе.

– С севера пришел охотник тану и говорит, что хочет видеть тебя. Саноне вышел к нему, но он не захотел говорить с мандукто и только повторил, что ему нужен ты.

– Ты знаешь, как его зовут?

– Он – саммадар, Херилак.

Когда он произнес это имя, у Керрика внутри похолодело от дурного предчувствия. Армун! Что-то случилось с Армун. Не было никаких причин для страха, но этот страх был в нем; он охватывал его все сильнее, так, что у него начали дрожать руки.

– Он один? – спросил Керрик, не двигаясь.

– С ним никого нет, хотя в лесу, среди деревьев, можно было видеть других охотников, которые пришли с ним.

«Один, остальные в лесу; что бы это могло значить?» Неннэ стоял вполоборота и ждал, в то время как Керрик делал телодвижения, выражавшие мысли, которые его охватили, языком йилан; их движения, как будто эхом, отзывались на их мысли. Огромным усилием Керрик вывел себя из этого паралитического состояния.

– Отведи меня к нему – немедленно!

Они шли через город, вдыхая горячий воздух и обливаясь потом, и наконец вышли на открытое пространство амбеседа, где их ждал Херилак. Он опирался на свое копье, но встал смирно, когда Керрик приблизился к нему и начал разговор первым, чтобы опередить Керрика.

– Я пришел с просьбой. Это наши смертельные стрелы, которые…

– Мы поговорим об этом после того, как ты расскажешь мне об Армун.

– Ее со мной нет, – ответил он угрюмо.

– Я это сам вижу, Херилак. С ней все хорошо? А как ребенок?

– Я об этом ничего не знаю.

Все опасения Керрика оправдались. С ней что-то случилось. Он сердито потряс своим хесотсаном.

– Говори ясно, саммадар. Ты взял ее в свой саммад, чтобы защищать ее, ты сам мне об этом говорил. А теперь почему ты говоришь, что ничего не знаешь?

– Потому что она ушла. Она сама так решила, хотя я запретил ей это делать и приказал другим, чтобы не помогали ей. То, что она сделала, – это ее вина; она сама виновата. Но охотник Ортнар ослушался моего приказа и помог ей уйти. Это произошло ровно год тому назад, в это же время. Его я прогнал из моего саммада. Я послал за ней охотников, но они не смогли найти ее. А теперь поговорим о других делах…

– Мы будем говорить об Армун. Она просила у тебя помощи, а ты не помог ей. Ты говоришь, что она ушла. Куда она ушла?

– Она пошла на юг, к тебе. Она должна быть здесь.

– Ее здесь нет. Она вообще сюда не приходила, Слова Херилака были холодны, как зима:

– Значит, она умерла в пути. Поговорим о других вещах.

Не помня себя от гнева и ненависти, Керрик трясущейся рукой поднял хесотсан и направил его на Херилака, который стоял, не двигаясь и ничего не боясь – свое копье он воткнул острием в землю. Херилак встряхнул головой и заговорил:

– Если ты убьешь меня, то это не вернет ее к жизни. А тану не убивает тану. Есть и другие женщины.

Другие женщины. Эти слова сразили Керрика, и он опустил оружие. Других женщин для него не существовало; только Армун. А она была мертва. И Херилака нельзя было в этом обвинять. Это была его собственная вина, только его. Если бы он тогда вернулся, она была бы сейчас жива. Все кончено. Больше не о чем было говорить.

– Ты хочешь поговорить о смертельных стрелах, – сказал Керрик. Его голос был равнодушным. – Что с ними?

– Они умерли, все до одной. Во всем виноват зимний холод. Даже многие из тех, которых мы старались держать в тепле, умерли в первую зиму, другие умерли до наступления этой весны. Теперь мы должны идти и охотиться на земле мургу, потому что на севере – никакой охоты. Нам нужно как можно больше смертельных стрел. Они нужны саммадам, чтобы жить. Ты поделишься с нами?

– Да, их здесь много – подрастают молодые. А где саммады?

– На севере, с мастодонами на пляже, ждут. Половина охотников осталась там охранять их, остальные ждут в лесу. Я пришел один. Мне казалось, что ты убьешь меня, и я не хотел, чтобы это видели другие.

– Ты был прав. Но я не дам тебе смертельных стрел, чтобы охотиться на равнинах.

– Что? – Херилак в гневе потряс копьем. – Ты откажешь мне, откажешь саммадам? Ты мог бы отнять у меня жизнь, если бы захотел. Я бы отдал ее – за саммады – и теперь ты мне отказываешь?

Не осознавая того, что делает, он приподнял копье. Керрик указал на него, холодно улыбаясь:

– Тану не убивает тану, но ты поднял свое копье.

Он подождал, пока Херилак не переборол свой гнев и не опустил копье, и тогда снова продолжил:

– Я сказал, что для охоты на равнинах я не дам смертельных стрел. Городу угрожает опасность, и охотники должны его защищать. Здесь саску. Так как они когда-то помогли тану, то теперь я прошу тану помочь саску. Останьтесь и помогите им. Смертельных стрел хватит на всех.