Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова)

Теперь он видел, что их внимание выражалось через широко раскрытые глаза и молчание.

– Вы уже слышали о птицах, которые летают и возвращаются назад с картинками. Поэтому большую часть времени вам лучше находиться в укрытии и посматривать, нет ли поблизости огромных птиц. Когда ветви укрытия засохнут, замените их новыми. Делайте все как я вам говорю, и тогда вас не найдут и не отправят снова в ханале или на пляжи.

Керрик и Ортнар ушли на рассвете, двое йилан смотрели им вслед широко раскрытыми глазами, полными страха. Однако сюда они попали по своему собственному желанию. Керрик сделал для них все, что мог; обеспечил их едой и оружием. Он надеялся, что они выучатся охотиться до того, как иссякнут запасы вяленого мяса. Если так случится, по крайней мере, у них есть один-единственный шанс, которого нет у тану. Они могут вернуться к своим. Но хватит. Он для них сделал все, что мог. Теперь ему нужно подумать о себе и о длительном походе, который им предстояло совершить. Подумать об Армун, которая была где-то на севере. Живая.

Озеро и укрытие остались далеко позади, в начале извилистой тропы, по которой они шли.

Глава 15

Ефенаббу кахалаббу хенефенсат сатханапте.

Жизнь – это противовес смерти, так же как море – противовес неба. Если уничтожают жизнь, это значит, уничтожают самих себя.

(Так сказала Угуненапса.)

Энге сплела из широких пальмовых листьев для себя укрытие, затем закрепила его между стволами деревьев, чтобы защитить себя ночью от штормовых ветров. Начался сезон дождей здесь, на побережье Энтобана, и земля под деревьями никогда не просыхала. Чтобы избежать сырости, она сделала настил из веток и теперь сидела на них, глядя в наполненную солнцем даль. Огромные разноцветные стрекозы, каждая длиной в руку, носились в воздухе перед ней – однако на них она не обращала внимания. Вместо этого она была поглощена собой, своими воспоминаниями о словах Угуненапсы, которые, несмотря на свою простоту, содержали глубокий смысл. В выдолбленной тыкве она хранила воду, которую набрала из ближайшего ручья; еще у нее была еда, которую принесли из города ее фарги. Больше ей ничего не нужно было. Она была благодарна этой возможности, что ее размышлений не прерывали. Дни стояли теплые, и не о чем было больше просить. Внутренний голос настолько овладел ее вниманием, что она не заметила, как из леса вышли Эфен и Сатсат и направились к ней. Только когда они уже стояли перед ней и их тела закрывали ярко-голубое небо, тогда она узнала их.

– Вы здесь, – сказала она, знаками больших пальцев показывая, что она желает их видеть.

– Мы принесли тебе свежего мяса, Энге, – сказала Сатсат. – То, которое лежало рядом с тобой, испортилось из-за жары.

Энге одним глазом посмотрела вниз;

– Да, так оно и есть. Я не заметила.

– Ты не только не заметила, но даже ничего не съела. Ты похудела: можно даже разглядеть твой скелет, все кости выступают из-под кожи. Есть – это значит жить.

– Я вкушала слова Угуненапсы, живую жизнь нескончаемой красоты. Но вы правы: телу тоже нужна жизнь. Расскажите мне о городе. – Она ела холодное мягкое мясо и внимательно слушала их.

– Как ты нам и говорила, мы смешались с фарги и прошлись по городу, увидели жизнь Йебейска. Через амбесед течет ручей, который пересекают множество золотых мостов, а фарги толпами собираются в амбеседе. Богатые поля, животных не счесть, в гавани – урукето – видимо-невидимо. Теплое солнце, город восторгов.

– А что вы скажете о Дочерях Жизни? Из них есть кто-нибудь в городе?

Эфен оперлась на хвост, как это сделала Сатсат, выражая этим беспокойство и неудачу.

– Сначала я расскажу о дневных событиях, чтобы таким образом объяснить события, произошедшие ночью. Дочери здесь есть, мы видели их, но не смогли поговорить с ними. Они работают в садах; сидят там, как пленники, за высокой стеной ядовитых шипов. Каждый день они приносят фрукты зверям к выходу, но уйти не могут. Фрукты забирают, а на их место кладут мясо. Там большая охрана. Мы спросили и в ответ услышали только, что внутри находятся Дочери Смерти. Больше никаких других вопросов нам не разрешили задавать и велели немедленно уходить. Когда Омал услышала это, она дотронулась до наших больших пальцев и сказала нам, чтобы это послание мы передали тебе. От них не должны скрывать правду Угуненапсы – правду ее учения, которую мы получили. Она сказала, что ты все поймешь. Потом она пошла дальше и обратилась к страже, которая побила ее и свалила на землю, а потом заперла ее вместе с другими.

Энге пришла в ужас при одной мысли о насилии, совершенном во имя жизни, но в то же время жестами выразила одобрение.

– Омал – самая сильная из нас, и она поступила так, как я бы поступила тоже, если бы обладала ее силой.

– Твоя сила-это сила, которая поддерживает всех нас, Энге. Она знала твою волю, знала, что ты пошла бы.

Поэтому она отправилась к тебе, поэтому ты не одна, кто попал в эту западню. Ты должна быть свободной, чтобы проповедовать слова Угуненапсы.

– И я, и Омал – будем освобождены. Расскажи мне об эйстаа.

– Ее очень любят и уважают, – сказала Сатсат. – Все, если это необходимо, могут прийти к ней в амбесед.

– Да, это необходимо, – сказала Энге, счищая куски мяса вокруг рта. – В дни мира я думала о словах Угуненапсы и как их смысл соотнести с нашей жизнью. Я подумала, как было бы хорошо, если бы ее учение можно было довести до сведений всех, и ответ был бы самым простым. Я спрашиваю: почему нас ненавидят и боятся? Я отвечаю на вопрос: потому что наши убеждения рассматриваются как угроза правлению эйстайи и преемственности власти, переходящей от нее ко всему городу. В ее власти находятся жизнь и смерть, и когда ее лишают власти смерти, она чувствует, как ее власть уходит. Поэтому вот что я должна сделать. Я должна поговорить с эйстаа и раскрыть ей правду слов Угуненапсы. Когда она поймет их, она станет Дочерью Жизни и обнаружит, что ее власть не ослабляется, а усиливается. Это мне надо сделать.

– Нет! – голос Эфен был воплем боли; Сатсат подражала ее телодвижениям, так как ее собственное тело извивалось, выражая отчаяние. – Нас слишком мало, а их очень много. Вас схватят и отправят во фруктовый сады, и там все кончится.

Энге сделала успокаивающие движения, выражающие доверие.

– Это говорит боль приближающейся смерти, а не сильная Эфен. Каждая из нас в отдельности не важна: но говоря словами Угуненапсы – мы есть все. Я делаю то, что должно быть сделано. Следуй за мной в амбесед, но не обнаруживай себя. Жди, наблюдай и запоминай. Если меня постигнет неудача здесь, тебе, может быть, удастся добиться успеха или здесь, или в другом городе. Теперь – пошли.

Они пошли вдоль берега, потому что это был самый удачный путь к городу. Отсюда они могли с удовольствием наблюдать за молодыми йиланами, кутающимися в море; в свою очередь, последние, стоя по пояс в воде, уставились на них широко раскрытыми глазами. Они знали много, но все же боялись неизвестной земли. Энге своими ладонями отражала разные цвета, означающие тепло и гостеприимство, но те внезапно испугались и нырнули в море. Дальше вдоль берега начинались охраняемые пляжи, и они остановились недалеко на холме, который выходил на пляжи. Это было наиболее посещаемое место, удобное для обозрения. Внизу, у подножия холма, апатичные самцы грелись на песке на солнце или беспечно лежали в воде у берега. Все это было красиво, расслабляло и давало им силы идти дальше.

Амбесед был таким, каким его описала Эфен. Поток свежей воды, легкие мосты из золотого металла перекрывали поток в различных местах, и самый красивый из всех мостов высоко поднимался, а затем опускался прямо перед эйстаа, где она сидела на почетном месте. Ее тело было разрисовано изящными рисунками, а вокруг каждого запястья были украшения из золота, выполненные по образцу, рисунок которых повторял рисунок металлических мостов.

Энге тем, кто был рядом с ней, сделала знак, чтобы они оставили ее одну; потом склонилась над водой, когда они подошли к потоку, и опустила руку в прохладную воду. Потом влажной рукой вытерла пыль с лица и предплечий, с минуту постояла на солнце, чтобы обсохнуть. Затем, высоко подняв голову, она уверенно направилась через золотой мост, чтобы предстать перед Саагакел, эйстаа Йебейска. Она стала в позу ожидания, как представитель низшего сословия перед верховной властью.

– Ты новая в моем городе, добро пожаловать, – сказала Саагакел, оценивая силу духа вновь прибывшей и в то же время отмечая признания ее авторитета той, которая имеет свой собственный авторитет. Ей понравилось это. Теперь это редко можно было увидеть, и даже лучшие из ее помощниц лишь формально соблюдают этикет – «низшего из низших» по отношению к «высшему из высших».

– Я Энге, и я прибыла сюда из Гендаши, чтобы рассказать о том, что там произошло. – У помощниц, окруживших ее, перехватило дух, когда они уловили смысл ее слов, подразумевающих смерть и разрушение. – Можно, я начну говорить?

– Говори. Все, кто сейчас здесь стоит рядом со мной, составляют мой эфенбуру, и они должны знать все, что знаю я. Вода, которая позади тебя, не случайно протекает здесь. Все имеют право перейти через этот поток, но никто не может остаться здесь, если я того не захочу. Честно говоря, хотя я склоняюсь, как дерево от штормового ветра, я чувствую, насколько твои мысли отягощены отчаянием, и разрешаю тебе говорить.

– Я обо всем расскажу. Как йиланы из Инегбана пришли в Альпесак, как они сражались с устузоу – и как этот великий город был разрушен.