Зимние каникулы

Майя же просто-напросто вспомнила, как Серафима Ивановна однажды – какой-то обычный спор-разговор затеяли – объявила: «В каждой семье должен быть один доктор и один торговый работник. Тогда можно считать, что не пропадешь».

Майя опять увидела свою двенадцатую палату – в тот момент, когда навсегда ее покидала. Алевтину Васильевну в бигуди – не похожа на себя обычную, спокойную и ровную; чем-то растревожена, как ни скрывает. Никогда не узнаешь до конца человека, хоть пуд соли с ним съешь. Столько в нем спрятанного. Если даже с виду открыт на все четыре стороны... Тамару Георгиевну Майя на прощание поцеловала, а она дотронулась пальцами до ее волос, ласково потеребила, и это означало: спасибо за твои заботы и постарайся быть счастливой. А мое дело пропащее, сама видишь. Майя не удержалась от назидания: «Самое главное – не падать духом. Вы еще молодая! Одолеете эту болезнь!» До чего Майе самой хотелось в эти слова верить. Неужели врачи во всем мире не могут ничего придумать?!

Варвара Фоминична полулежала на подушках, скромно сияла: сын приехал! Забыла, отогнала от себя страхи и тревоги, оставила их на потом. Лучше поглядите, какой у меня сын! Ничего не боюсь, когда он рядом!..

Сын-морячок, по-мальчишески вихрастый, ростом хоть и повыше отца с матерью, но голову им не приходится задирать на него поглядеть. В темно-сером костюме, под пиджаком толстый свитер. Этот свитер да обветренная, накрепко прокаленная солнцем кожа на лице только и роднят его с образами мореходов, которые сложились у Майи по кинофильмам и книгам. Никакой фуражки с крабом, ни трубки в зубах. У строителей, кстати, у отца вон, такие же обветренные лица. Обыкновенный парень. Но угадывается в нем мужская основательность. Истинность. Неважно, что перекинулись всего несколькими словами, Майя безошибочно могла сказать: слабого в обиду не даст и товарища не подведет. «А если это судьба мимо проскочила?» – взгрустнула, отчетливо сейчас его себе представив, Майя. Отец уловил перемену в ее настроении:

– Не горюй. Сгоряча не будем решать. Тебе самой медицина нравится?

– Откуда я знаю? – Майя не сразу очнулась. – Пойду помогу Вике.

Ушла на кухню, где сестра мыла посуду.

– Давай буду вытирать.

Вика ожесточенно терла губкой тарелки, ополаскивала их под горячей струей воды. На Майю не оглянулась.

– Чего ты, Вик!.. Что вы с мамой, честное слово!.. Вика домыла последнюю тарелку, сняла с крючка полотенце вытереть руки.

– А Юрий почему не пришел? – вспомнила Майя.

– Не смог. – Настораживающе однозначный ответ. Подозрительно раздраженная в нем нотка.

– Поссорились, что ли?

– Ты же знаешь, с ним поссориться невозможно. Майя знала. Редкая выдержка и болезненная реакция на повышенные голоса.

Вика увидела пятнышко на своей юбке, кончиком полотенца стала тереть.

– Что ты на меня таращишься? – Не смотрит, а видит. – Ничего не случилось. Вчера вечером заходил, обеспечил нас с Сашей продуктами минимум на неделю. Целый баул приволок.

– И ушел ночевать домой? – со значением продолжила Майя.

Не могла бы она представить, например, их отца, чтобы он приходил, приносил, а потом уходил ночевать куда-нибудь в другое место. К бабушке, скажем. Не всегда вместе жили. Диссертаций отец не писал, но если бы и писал. Странный этот Юрий.

– Он тебя любит?

К узкому Викиному лицу с прямым носом и глазами вразлет идет ее пышная, до бровей челочка. Как ее, такую, можно не любить? – полюбовалась сестрой Майя.

Вика сказала:

– Иногда мне кажется, что он никого не любит. Кроме своей музыки и математики... Да не спорь ты! Такие люди тоже встречаются. Любят то, от чего ни проблем, ни забот. Или одни приятные.

– Что ты такое, Вика, говоришь? – Майя забыла, что сама же ее и завела.

– ...Он и о себе заботится лишь постольку, поскольку без штанов ходить нельзя и на воде из-под крана долго не продержишься, – Вика явно внутри накопила, сердилась на Юрия, довел он ее своей неординарностью. – Впрочем, о других тоже не забывает. – Не понять уже, это-то ей хоть нравится? – О родителях. О нас с Сашкой. О своей первой жене... Представь себе!.. Следит, чтобы мы не таскали картошку и бутылки с минеральной водой. Благородный.

– Сама не знаешь, что говоришь! Какой же он благородный, если сегодня от одной благородно уходит, завтра ему, может быть, другая не нужна? Просто ты злишься, вот тебе и мерещится. Возводишь на человека напраслину. – Майе захотелось вступиться за Юрия.

– Возможно, – быстро согласилась Вика. – Не знаю. Пуганая ворона куста боится. И хватит о нем. Сама разберусь... С тобой бы разобраться, – полушутя-полусерьезно.

– Мне бы только во второй раз не ошибиться, – поделилась Майя искренне.

В комнате родители и бабушка вели тихий разговор. Мать выпустила пары и теперь в состоянии других тоже послушать. Вика с Майей прибирались на кухне.

Зазвонил телефон. Отец позвал Вику.

– Юрий, – предположила Майя. – Легок на помине. Оказалось, верно, Юрий. Приедет за Викой и Сашенькой, проводит их домой, сообщила Виктория, вернувшись на кухню. Легкий румянец и повеселевшие глаза выдавали ее.

– Вот видишь, – торжествовала Майя.

– Ничего я еще не вижу, – отозвалась Вика небрежно.

– Девочки! – крикнула из комнаты мать. – Чайник закипел?..

«До чего хорошо дома! – думала Майя, сидя вместе со всеми за столом, разогревшись горячим крепким чаем и несколько объевшись бабушкиным ореховым тортом. – И хорошо, когда люди друг другу нужны. Пусть, бывает, и ссоримся, и чего-то не понимаем». Вслух она сказала:

– В медицине есть три пути. Или просто лечить, ну, быть обыкновенным лечащим врачом, – пояснила она. – Или заниматься наукой, искать, как лечить эффективнее. Или, в-третьих, стать организатором, создавать условия для больных – и для самих врачей, разумеется... Не знаешь, что интересней, правда? – она озабоченно оглядела всех по очереди.

Бабушка одобрила каждое ее слово. Отец и Виктория с интересом ждали, что она скажет дальше. Но она ничего не сказала. Сегодня ей больше нечего было сказать.

– Ох ты, Майка, Майка! – вместо нее проговорила мать. – Все у тебя не как у людей!.. – Не сердилась.

1979