Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Не только. Не забывай, есть еще много разумных существ на свете помимо людей.
– Да, твоя правда. В моих краях, - несмотря на то, что Теодор Кительсон уже много лет прожил в Тридевятом Царстве, он все еще не считал эти земли домом, - нет никого, кто мог бы посоперничать с человеком в уме. Властители сочли опасным иметь под боком разумных существ, которые превосходят нас во врожденных талантах. Так началось истребление. Правители воспользовались разрозненностью и дикостью духов. Они сжигали леса, перекрывали реки, заваливали пещеры, что только не делали для «очищения». Это было ужасно.
– Кто-то едет впереди.
– Где?
– Вон там, за деревьями, - указал Олег. – Сейчас покажется. Что будем делать?
– Ничего, езжай спокойно. Они
Олег сжал сильнее поводья, хоть в этом не было никакой нужды, ведь лошадь шла тише некуда. Навстречу ехал один человек. Когда телеги сблизились, Олег рассмотрел сидящего на козлах человека. Это был кучерявый юноша, с небольшой, пока еще кое-как растущей бородой. Одет он был совсем просто и неприметно, что и выдало в нем крестьянина. Когда телеги сблизились, юноша сказал:
– Доброго дня, господа.
Олег оторопел от такого обращения, а потом понял, что вся его одежда, и даже слегка пыльная рубашка Теодора Кительсона выглядели намного богаче, чем одежда крестьянина.
– Доброго, братец! – весело сказал Теодор Кительсон, и помахал платком, которым до того стер пот со лба.
Олег пересекся взглядом с молодцем лишь на миг, но что-то знакомое он в них увидел. Когда телеги разъехались, Олег сказал, не оборачиваясь:
– Тео, он смотрит в след?
– Да, смотрит. А что тут такого. Новые лица увидел, вот и смотрит.
– Не думаю. Мнится мне, что знаю я его.
– Откуда?
– Не уверен я, но взгляд его, уж больно знаком. Ну да ладно, едем.
– Едем, к тому же я не закончил свою мысль. Так вот, истребление…
***
Весь следующий день шел проливной дождь, да такой, что дальше собственной руки ничего не видать. Теодор Кительсон, который в пасмурную погоду хандрил, развалился на кровати и толковал Олегу, сидящему за столом, о замечательном труде замечательного человека. Книга та называлась «Государь и государство», автором ее был некто Никола, которого за любовь к дурманящим травам прозвали Маковое Поле. По словам Теодора Кительсона, нельзя оценивать этот труд с пренебрежением, ведь каковы бы не были пристрастия автора, он все же изложил крайне верные мысли, а потому надо с ним считаться. Олега заинтересовала книга, а потому он крайне огорчился, когда узнал, что последний экземпляр сожгли вместе с последним обладателем. «Книга несет очень верные мысли, мой друг, а потому опасна», - сказал Теодор Кительсон, отчего желание юноши прочесть ее лишь усилилось. Дальше их беседа пошла о давно затерянных и утраченных книгах, и о людях, которые приложили руку к их исчезновению. Теодор Кительсон не стеснялся в выражениях и называл их своими именами. Олег вспомнил, что когда-то в детстве он слышал сказ о «Глубинной книге», и что в ней записано все, что было и будет на всем свете, на что ученый возразил, что, скорее всего, имелась в виду «Голубиная книга», в которой ведется учет перелетов птиц, и писем ими доставляемых. Затем мысли их направились к кольцу перевертышу, которое все также сидело на пальце Олега.
– Я так думаю, не суждено мне обратиться черным аистом, - сказал Олег.
– Леший вроде как сказал, что, случай сам раскроет дух из кольца. Леший врать или лукавить не умеет, а потому будь спокоен. Хотя, честно сказать, мне самому не терпится увидеть это. Я видел перевертышей лишь однажды, в пещерах под горным хребтом Лангедок. Ты видел перевертышей? Нет? О, очень интересные существа. Ростом они с годовалого ребенка, только мордочка вытянута, прямо как у крысы, глазки красные, зубы острые, а превращаются лишь в пауков, да мышей летучих. А какой там запах. Если бы, приятный! Вонь такая, словно, кто-то взял и… впрочем, не важно. Кстати, он тебе еще снится?
Олегу, с тех самых пор, как он надел кольцо-перевертыш, часто во снах являлся черный аист. Он всегда держится поодаль. Серди облаков, позади деревьев, где-то меж травы в поле, но еще ни разу Олег не видел его вблизи. Зверь словно опасался, и только Олег приближался к нему, клокотал, и улетал прочь. Порой, к нему возвращался один и тот же сон из детства, в котором
под ногами ползет змея, над головой летит птица, а вокруг бушует гроза. Когда он рассказал, об этом сне Теодору Кительсону, тот сказал, что это игра образов навязанных нам с младенчества, а потому ничего странного в этом нет.Ближе к вечеру, когда дождь перестал поливать землю со злобой, а перешел в легкий, убаюкивающий треск, они снова пустились в рассуждения о тех синих, туманных сущностях, что виделись Олегу. Первый раз, при поимке древнего лешего, и второй раз, когда он пленил душу черного аиста.
– Определенно точно, в те моменты ты видел души. Я не думаю, что ты обладаешь даром, уж прости, ведь тогда бы ты видел их постоянно. Скорее всего, в первом случае, ты попал под влияние могучего и древнего духа, а во второй раз, тебе помогло увидеть душу кольцо. Вряд ли тут есть что-то еще.
Олега задели это слова, ведь даже если это и так, слышать такое весьма неприятно. Но вида он не подал, а после пары забавных историй ученого, о том, как он пытался договориться с паромщиком, о перевозе сундуков с книгами, и вовсе забыл об обиде.
***
Утро после дождливого дня выдалось прохладным, однако к полудню солнце прогрело землю, и Теодор Кительсон решил снова выехать в поле. Перед отъездом они обнаружили, небольшую корзину, сплетенную из корней, полную ягод и орехов. Оба подумали, что все-таки хорошо иметь в друзьях хозяина леса, закинули корзину в телегу и выдвинулись в поле. Когда они прибыли на место, ученый улегся в траву, предварительно распугав полевок, а Олег решил пройтись вдоль дороги, прихватив с собой немного орехов. Он шел у самого края тракта, поближе к придорожным кустам, чтобы чуть что, успеть скрыться. Но осторожность скоро его покинула, и он погрузился в мечты о том, как когда-нибудь покинет Глухой Бор и отправится в старны заморские, не опасаясь быть застреленным после встречи с первым же разъездом мечников. Мечты до того увлекли его, что он не заметил как сзади к нему приблизился всадник. Когда Олег понял это, было поздно – их разделяло не более десяти шагов. Всадник поравнялся с ним и сказал:
– Добрый день, господин.
Олег узнал голос - тот же человек, которого они встретили на дороге недавно.
– Добрый, - сказал Олег, и продолжил идти дальше, делая вид, что совсем не озабочен его присутствием.
– Позвольте спросить вас, - сказал юноша, когда спрыгнул с лошади. – Уж не Олегом ли вас зовут?
Олег продолжил идти.
– Я не понимаю, почему вас это заботит, но все же отвечу. Нет. Меня зовут иначе.
– А как, позвольте спросить?
Олег встал к нему полубоком, и положил руку на эфес меча.
– Вы что же, за такие вопросы мечом сечете? – спросил юноша.
– Быть может и секу. Неужели проверить хочется?
– Я же просто узнать хочу.
Не успел он договорить, как Олег вынул меч из ножен.
– Тот же меч, - тихо проговорил человек.
– Что ты сказал?
– Тот же самый меч. Олег, это ты!
Олегу это все порядком надоело. Он решил припугнуть приставшего крестьянина и поднял меч на уровень его горла.
– Нет, погоди! Я Прохор, помнишь? Проша, ну же. Да только давно меня так никто не зовет.
Словно из мутной воды всплыли знакомые черты на лице крестьянина. Олег вспомнил.
– Вижу, что вспомнил, - сказал Проша с облегчением. – Я уж боялся, что рассечешь меня. Я еще тогда тебя узнал. Понял, что это ты. Это же надо так совпасть. Ну, ты подумай!
Олег ничего не ответил, но меч опустил.
– Ты будто и не рад, Олег. Неужели ты не рад видеть лицо знакомое, хоть и повзрослевшее. А ты, кстати, все такой же. Взгляд холоднее разве что.
– Чего тебе надо?
– Я до сих пор помню, благодаря кому мы тогда выбрались из Глухого Бора, - сказал Прохор и покосился в сторону леса, - и до сих пор тебе благодарен. Я так и знал, что не волки тебя тогда утащили, а ты сам в лес ушел. У тебя же знак был. На ладошке твоей, как сейчас помню. Ох и отлупили же меня, когда я сказал, что тебя волки бы не загрызли, - вспомнил Прохор и потер шею.