Злой лжец

— Нет, не упомянул. Но я же согласилась на кофе, не так ли?

Он прислал мне приглашение на ужин в субботу. Я планировала заставить его ждать ответа весь день. Я не ожидала увидеть его этим утром, но не должна была так удивляться, когда он явился в мой офис спозаранку. Такие мужчины, как он, ненавидят не иметь контроля над ситуацией. Вот почему он пришел.

— Неужели от прекрасной Кэндис Риччи я получаю только кофе? Мадемуазель, вы ведь понимаете, что разбиваете мне сердце, заставляя ждать, да?

Я определенно вижу его привлекательность. Он очень красивый и с волосами у него эта штука Патрика Демпси. Думаю, я бы тоже была очарована, как и большинство здесь, если бы у меня не было подозрений на его счет.

— Мистер Белмонт, ваше сердце не выглядит разбитым.

— Вы этого не видите, мисс Риччи. Но я это чувствую. Поужинайте со мной завтра вечером.

Блеск в его глазах говорит о том, что я действительно вызвала его интерес, а это значит, что он оказался именно там, где мне нужно.

— Хорошо, — отвечаю я и не могу поверить, что эти слова действительно исходят из моих уст.

Когда он широко улыбается, словно только что что-то выиграл, я чувствую, что продвигаюсь вперед с этим планом.

— Фантастика. Как насчет того, чтобы я отвел тебя в один из моих ресторанов?

— Это было бы здорово.

— Я заеду за тобой в восемь.

— А что, если мы встретимся там? — предлагаю я, проводя пальцем по гладкому хлопку его белой рубашки на пуговицах.

Уголок его рта скользит в любопытной усмешке. — Я не могу забрать тебя из дома?

— Нет. Я предпочитаю встретиться с тобой на месте, — я улыбаюсь ему и заправляю прядь волос за ухо.

— Хорошо, мадемуазель. Как пожелаешь. По крайней мере, ты согласилась. Я вышлю данные о ресторане к концу дня.

— Спасибо.

— Нет, mon cheri,² тебе спасибо.

С его идеальными манерами, я уверена, это часть его джентльменского фасада, он тянется к моей руке и целует мои костяшки пальцев. Я улыбаюсь, когда он держится дольше, чем положено. Я не дура. Джентльменское дело — подлизываться ко мне.

Когда он отпускает меня и позволяет своему взгляду скользнуть по моему телу, он настоящий, но я продолжаю улыбаться.

— Увидимся завтра, — говорит он, затем поворачивается и уходит.

Я поворачиваюсь, чтобы пойти в противоположном направлении, в конференц-зал, но замираю на полпути, когда мой взгляд падает на мужчину, стоящего в углу и наблюдающего за мной.

Сначала я думаю, что у меня галлюцинации. Это то, чего со мной никогда раньше не случалось, но меня бы не удивило, если бы это произошло сейчас.

Я представляла себе этот момент много раз. Видеть Доминика. Когда я только вышла из больницы и вернулась на работу, мой разум представлял его круглосуточно.

Было бесчисленное множество случаев, когда я видела кого-то, кто, как мне казалось, был на него похож, а затем разочаровывалась, обнаружив, что это не он, и часто человек не мог выглядеть более по-другому.

Так вот, должно быть, именно это со мной сейчас и происходит.

Тот человек, стоящий в углу, не может быть Домиником Д'Агостино.

Я жду, когда он исчезнет или мои глаза привыкнут и заметят, что это не он. Но ничего не происходит, и… Я думаю, что на этот раз это может быть он.

Он отходит от стены, и меня пронзает шок, когда я понимаю, что это действительно он.

Когда он приближается, слезы жгут мне глаза, а воздух выдавливается из моего тела, оставляя меня такой же, как тьма заполняет комнату, когда гаснет свет.

Все мое тело напрягается, и хотя горло работает, сжатие легких с каждой секундой становится все сильнее.

Доминик.

Он вернулся.

Он стоит прямо передо мной.

Я смотрю в эти глубокие синие глаза, которые раньше напоминали мне Средиземное море. Смотреть на него — это огромная разница, чем смотреть на Жака. Когда я смотрела на Жака, я смутно осознавала, что он красив. Смотреть на Доминика, однако, все равно, что смотреть на шедевр.

Его полные губы приоткрылись, и я помню, как целовала их, а затем вспоминаю, когда мы в последний раз были так близки.

Я была в его постели.

Я проснулась в его объятиях на волшебном закате, и он сказал мне, что для нас все будет по-другому.

А через несколько дней он оставил меня на смертном одре.

— Кэндис… привет, — говорит он, и ровный, глубокий баритон его голоса вырывает меня из задумчивости. Ярость сжимает мои легкие, когда я вспоминаю, как он меня бросил.

Я была так больна, и он просто был мне нужен.

Пока я была в коме, он говорил со мной в состоянии раскаяния и сказал, что собирается уйти. Я так сильно хотела, чтобы он остался, что первое, о чем я его попросила, когда я проснулась, было остаться. Но он все равно ушел.

Слеза скользит по моей щеке, ощущая холод на коже. Это противопоставление дрожи жара, которая пробирается по моему позвоночнику.

— Кэндис, я…

Он не успевает договорить то, что собирался сказать, потому что моя левая рука начинает жить своей жизнью и наносит ему пощечину с такой силой, что остается след.

Я рада, что он не выглядит удивленным или сбитым с толку. Если на то пошло, он выглядит так, будто знает, что заслуживает пощечину. Он выглядит так, будто заслуживает и следующую, которую я ему дам.

— Ублюдок, — огрызаюсь я и отступаю от него.

Слезы текут по моим щекам, и меня даже не волнует, что ко мне приковано еще больше внимания, чем раньше.

Нельзя просто так дать пощечину одному из братьев Д'Агостино на публике и это останется незамеченным. Мне все равно. Мне надоело, что мне причиняют боль.

— Кэндис, пожалуйста, — говорит он, но я поднимаю руку, чтобы остановить его.

— Нет, просто нет… оставь меня в покое.

Я разворачиваюсь и убегаю, прочь от него и глаз, которые следят за мной через дверь.