Знак вопроса 2002 № 02

Другой нерешенный вопрос — происхождение убейдской культуры. Если на юге Месопотамии нет ранних убейдских поселений, то откуда эта культура туда пришла? В прошлом археологи пытались вывести Убейд из таких отдаленных мест, как Индия или Палестина, хотя Ирак был куда более близким и перспективным для подобного рода поисков регионом. Нашлось со временем немало сторонников и у иранской версии. Чтобы проверить ее, за последние два-три десятилетия было досконально обследовано почти все Иракское плоскогорье, но никаких признаков прародины убейдской культуры там не обнаружили.

В последние годы немало убейдских памятников удалось выявить на восточном побережье Аравийского полуострова, в Саудовской Аравии, что сразу же опять поставило в повестку дня вопрос об истоках Убейда. Но уже первый сравнительный анализ археологических находок из двух областей показал, что аравийские находки намного моложе месопотамских. Таким образом, вопрос о происхождении убейдской культуры остается открытым. Во всяком случае, исходя из имеющихся на сегодняшний день данных, некоторые исследователи считают, что она возникла в последней трети V тысячелетия до н. э. в Южном Двуречье на основе культурных традиций первых поселенцев этих мест (памятники типа Хаджи-Мухаммед — Эреду).

Несомненно и другое: если самые ранние известные сейчас убейдские поселения появляются на юге Месопотамии, на окраине великой аллювиальной равнины, то в дальнейшем наблюдается быстрый численный рост и экспансия носителей убейдской культуры в северном направлении. Именно убейдцы, двигаясь по долинам Тигра и Евфрата на север, достигли вскоре территории, занятой племенами халафской культуры. Конечно судьба халафцев оказалась весьма плачевной к концу V тысячелетия до н. э. Рни были либо уничтожены, либо вытеснены из Северо-месопотамской зоны. Триумф Убейда был бесспорным и окончательным.

Таким образом, впервые в месопотамской истории на севере и на юге региона распространилась одна общая культура, объединившая разрозненные прежде области в единое целое. И если раньше центр культурного развития находился в северных районах Месопотамии и в прилегающих к ним горных и предгорных территориях (Загрос, Синджар), то теперь историческая ситуация резко меняется. С начала IV тысячелетия до н. э. тон все больше задают южные области, где сначала Убейд, а потом и Урук (Джемдет-Наср) определяют наиболее прогрессивные и яркие направления развития общества. Наконец, для убейдского периода важно и то, что в недрах его культуры можно проследить истоки многих последующих достижений шумерской цивилизации, то есть наличие культурной преемственности. Эти успехи и достижения пришли к убейдцам не сразу, ведь окружающую их территорию никак не назовешь цветущим садом Эдема, напротив, убийственная жара в летние месяцы, совершенно непредсказуемые и скудные дожди, довольно прохладная зима, разрушительные разливы рек и нехватка воды при созревании урожая ставили здесь почти непреодолимые преграды на пути успешного ведения земледельческого хозяйства. Природа ежечасно бросает прямой вызов человеку. И именно убейдцы первыми приняли этот вызов и сделали первые шаги по пути преодоления негативного влияния на человеческое общество местных природных условий. Они селились вдоль рек, протоков и озер, используя естественные и простейшие формы искусственного орошения (запруды, небольшие каналы).

Общее представление о культуре и быте убейдского населения дают материалы из раскопок нескольких хорошо исследованных археологических памятников как на юге, так и на севере Месопотамии.

Одно такое поселение было раскопано иракскими учеными в Телль-Укайре, близ Багдада, в 1940 году. В то время как в Эль-Убейде жилища строились из тростника, обмазанного глиной, в Укайре уже существовали добротные глинобитные дома из прямоугольных сырцовых кирпичей. Здесь сохранились стены почти метровой высоты, так что можно без особого труда представить себе планировку деревушки такой, какой она была свыше шести тысяч лет назад. Археологи обнаружили улицу, ширина которой позволяла пройти навьюченному животному. С обеих сторон улицу обрамляли дома с деревянными и тростниковыми дверями, поворачивающимися в каменных желобах. Крыши, без сомнения, были плоскими, а на улицу выходили водосточные керамические трубы. В каждом доме имелось четыре-шесть комнат, весьма разумно распланированных, иногда с лестницей, ведущей на крышу. В одной из комнат помещалась кухня с обычной куполообразной глиняной печью — тонуром. В Укайре нашли печь, целиком забитую раковинами пресноводных мидий, которые служили важной частью повседневного рациона людей. Раскопки показали, что и здесь, и в Эль-Убейде основным занятием жителей наряду с земледелием было рыболовство. Лодки рыбаков, судя по их глиняным моделями, имели высокие нос и корму. Рыбу ловили, очевидно, сетями (известны каменные грузила и каменные «якоря») или били острогами. На животных охотились с помощью пращи и копий (в одном из домов нашли остатки рогов трех оленей разного возраста). Землю обрабатывали кремневыми мотыгами, а хлеб жали серпами из очень твердой, хорошо обожженной глины. Костяные иглы и пряслица для веретен свидетельствуют о развитом ткачестве. Религиозные культы представлены статуэтками обнаженных женщин и реже — мужчин. У некоторых из них ясно видна татуировка на руках и плечах, а головы украшают высокие парики из битума.

Однако особо важные результаты принесли уже упоминавшиеся раскопки иракских археологов в Эреду (Абу-Шахрайн). Под одним из углов зиккурата, как уже говорилось, было обнаружено поразительное наслоение из 17 храмов, последовательно сменявших друг друга на этом месте начиная с незапамятных времен. Восемь верхних святилищ (I–VIII) представляли собой внушительные здания урукского и частично убейдского периодов. Хуже сохранившиеся остатки храмов IX и XIV, лежавших ниже, содержали как убейдскую керамику, так и посуду типа Хаджи-Мухаммед. Наконец, еще глубже появились крохотные «часовенки» — храмы XV, XVI, XVII. Эти древнейшие ритуальные сооружения Южного Двуречья интересны для нас во многих отношениях.

Уже первое знакомство с этой храмовой архитектурой позволило прийти к заключению о непрерывном и преемственном развитии одной и той же религиозной традиции в Эреду с конца V тысячелетия до н. э. и вплоть до шумерских времен. Прототипом храма в слое XVI Эреду было здание с единственным крохотным помещением (площадью не более трех квадратных метров). Однако и оно имеет уже культовую нишу и центральный жертвенный столик, которые, начиная с этого раннего времени, неизменно присутствуют в архитектуре месопотамских храмов. В слоях XI–IX этот храм перестраивается уже с большим размахом: возводятся центральное святилище и боковые крылья. На сей раз его тонкие кирпичные стены укрепили контрфорсами, возможно напоминающими детали древних тростниковых построек. Затем следует ряд больше основательных и искусно построенных храмов (VII, VI слои), которыми и завершается убейдский период на городище. В вытянутое помещение центрального святилища по-прежнему входили через боковую камеру, но уже созданы и дополнительные церемониальные входы на оном конце и алтарь на возвышении — на другом. Здесь есть свободно стоящее посреди храма возвышение для ритуальных приношений, включавших, вероятно, и рыбу, так как рыбьи кости были обнаружены в соседнем помещении. Фасады теперь, как правило, украшаются перемежающимися контрфорсами и нишами, которые стали с этого времени характерной чертой культовой архитектуры Двуречья.

На севере Месопотамии, в Тепе-Гавре, в позднеубейдских слоях был обнаружен комплекс из трех храмов, расположенных вокруг внутреннего дворика. Планировка этих зданий целиком повторяет планы святилищ Эреду. В Северном Двуречье можно проследить и процесс формирования профессиональной жреческой касты. Так, например, храм из XVIII слоя Тепе-Гавры, датируемый началом IV тысячелетия до н. э., имеет размеры 7 на 11 метров. Во второй половине IV тысячелетия до н. э. его заменили найденные в XIII слое три связанных между собой храма (площадью 9 на 12, 18 на 15 и 20 на 17 метров). Их богато украшенные пилястрами фасады окружали двор площадью 18 на 15 метров. Во всех трех святилищах главное помещение служило местом отправления культа, а вход располагался в более широкой стене, так что со двора нельзя было увидеть алтарь. Больше всего пилястров было в так называемом центральном храме. А в его внутренних помещениях сохранились остатки росписей, сделанных яркой красной краской. В красный же цвет был, видимо, окрашен снаружи и восточный храм. На его территории были найдены многочисленные печати с изображениями зверей, а часто и людей с головами животных. Эти изображения, встречающиеся и на юге, и на севере Месопотамии, напоминают фигуры женщин с головами рептилий. По-видимому, перед нами — образ ящера-варана, которого древние шумеры боялись, но почитали как символ плодородия. Думузи — шумерский бог стад — в III тысячелетии до н. э. имел второе имя — Ама-Ушумгал, что означает «Его мать — дракон». А драконом в древней Месопотамии называли полутораметрового варана, который стал матерью Думузи, а в представлении убейдцев превратился в женщину с головой варана.

Итак, очевидно, что центрами многих крупных убейдских селений были монументальные храмы на платформах, возможно уже игравшие роль организаторов хозяйственной деятельности и управления делами общины. Храмы Эреду достигают особенно больших размеров и сложной внутренней планировки во времена позднего Убейда, в первой половине IV тысячелетия до н. э. Так, храм VI (на платформе) имеет размеры 26,5 на 16 метров.

Люди, жившие в хижинах вокруг святилища, кормились рыболовством и охотой, сеяли эммер (полбу), ячмень, лен, сезам (кунжут), выращивали финиковую пальму, разводили овец, коз, свиней, ослов и крупный рогатый скот. Борясь с ежегодным разливом рек и используя воду, оставшуюся после него в мелководных озерах, они еще в доубейдское время впервые применили здесь, в Южном Двуречье, новой метод земледелия — рыли в мягком грунте небольшие водоводные каналы. Исключительно тяжелые условия жизни между знойной пустыней и болотами дельты Тигра и Евфрата отчасти искупались для них невероятным плодородием почвы и обилием урожаев.

В убейдских селениях параллельно с развитием земледелия и скотоводства шел процесс прогрессивного роста ремесел. Превосходная убейдская керамика, часто особого, зеленоватого оттенка (из-за чрезмерного обжига), с коричневой или черной геометрической росписью, отличается стандартными формами и явно производилась специалистами-гончарами. Для обжига глиняной посуды использовались специальные печи сложной двухъярусной конструкции, где поддерживалась постоянная температура свыше 1200 градусов по Цельсию. В 1985 году в ходе работ советской археологической экспедиции на убейдском телле Шейх-Хомси (близ города Зуммара), на севере Ирака, мне довелось лично расчищать такую чудо-печь, сложенную из глиняных блоков диаметром до двух с половиной метров. Печь неоднократно перестраивалась и ремонтировалась. Внутри и возле нее лежали куски керамического шлака и забракованные, спекшиеся в одно целое скопление зеленоватых убейдских сосудов. Появляются новые типы посуды — чайники, черпаки (с длинными ручками и широким сливом), колоколовидные чаши и т. д. В конце убейдского периода изобретен гончарный круг. В ряде могил обнаружены глиняные модели лодок, в том числе и парусных. Бесспорен прогресс и в металлургии, хотя металл на юге был редкостью и металлических предметов там пока найдено немного (медные рыболовные крючки, шилья и др.). Развивался обмен товарами и сырьем с соседними областями. Обсидиан привозили с Армянского нагорья, кремень — из Сирии, лес и твердые породы камня — с гор Загроса, лазурит — из Афганистана и т. д.

Между тем экспансия племен убейдской культуры на север и северо-запад нарастала. К 3500 году до н. э. они занимали уже Северную Сирию, Киликию (Турция), горные районы Загроса.

В течение большей части убейдского периода поселения представляли собой сравнительно небольшие земледельческие поселки, широко разбросанные по аллювиальной Месопотамской равнине вблизи естественных источников воды (реки, озера, каналы). Каких-либо иерархических рядов и соподчинений в этот период не наблюдается. Ситуация заметно меняется лишь к концу Убейда, к середине IV тысячелетия до н. э. Как показывают исследования Роберта Мак-Адамса в районе Урука (Варки), именно тогда Урук становится важным религиозным и политико-административным центром окружавшей его территории, где в свою очередь выделяются более крупные поселения — «городки» и тяготеющие к ним группы земледельческих деревень. Однако решающие перемены в характере поселений Южного Двуречья происходят лишь в последующем, урукском (протописьменном) периоде.