Знак вопроса 2002 № 02

Так, однажды приехавших к нам англичан из экспедиции Дэвида Оатса встретил неожиданный сюрприз: в доме на стенах нашего «салона» висели длинные полосы коричневой оберточной бумаги с живописными картинами кисти (вернее, черного фломастера) нашего признанного мастера художественного жанра Володи Башилова. Уверенными и точными линиями на рисунках были показаны силуэты ассирийского Телль-эль-Римаха и наших двух Ярымов — первого (хассунского) и второго (халафско-го). Каждый холм в виде своей эмблемы имел наиболее яркий из найденных там древних предметов: Ярым-тепе-1 — хассун-ская статуэтка, Ярым-тепе-2 — обломок сосуда с фигурами двух леопардов в геральдической позе и т. д. Еще более выразительно воплотил наш ярымский живописец идею дружбы и сотрудничества между советскими и английскими археологами: у подножия Телль-эль-Римаха был изображен ассирийский вельможа или царь в богатой одежде с длинной, тщательно завитой бородой. Он дружески протягивал руку какому-то странному субъекту — в одних трусах и высоких кирзовых сапогах с каменным топором на плече. При ближайшем рассмотрении быстро выяснилось, что художник «совершенно случайно» придал данному персонажу черты портретного сходства с Олегом Большаковым — те же очки с толстыми стеклами и непокорная густая шевелюра.

Приехавших к нам на 1 Мая молодых англичан во главе с почтенной седовласой леди Дайяной Хельбек (Киркбрайд) встретил почетный караул, не менее экзотичный, я думаю, чем гвардейцы у Вестминстера. Когда лендроверы подкатили к нашему глинобитному дому, пять дюжих молодцов (почти весь рядовой научный состав экспедиции), одетых в длинные брезентовые плащи с капюшонами и кирзовые сапоги, выстроились в ряд у дверей с мерными деревянными линейками вместо винтовок. Стоявший на правом фланге двухметрового роста Николай Бадер скомандовал: «На караул!», и мы замерли, как заправские солдаты, в напряженно-почтительной позе. Потрясенные гости на минуту застыли. Потом раздался хохот, и начались лихорадочные поиски оставшихся в машинах фотоаппаратов. Но ярымская гвардия не пожелала позировать «надменным бриттам», по команде Бадера, с пением знаменитой «Взвейтесь, соколы, орлами…» быстро удалилась в палатки для переодевания. Встречу эту англичане вспоминали много лет спустя.

Глава 4

У ИСТОКОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ

И все в себе былую жизнь таило,

Иных столетий пламенную дрожь. В. Я. Брюсов

Неолитическая революция

«Огромна роль Ближнего Востока в мировой истории, — пишет известный археолог В. М. Массон. — Цивилизации Шумера, Египта, Ассирии, Вавилона с полным правом открывают золотую книгу величайших достижений человечества. Но последние открытия показали, что этот приоритет восходит к еще более отдаленному прошлому, когда в глубине пещер и в шалашах закладывался подлинный фундамент цивилизации, ее экономическая соснова. Как показывают новые материалы, именно на территории Ближнего Востока в X–VIII тысячелетиях до н. э. безвестные новаторы сделали первые шаги по пути создания экономики нового типа».

Еще каких-нибудь 30–40 лет назад все солидные научные монографии и статьи по археологии Месопотамии хранили полное молчание о начальных этапах дописьменной (дошумерской) истории Ирака. Археологические работы велись здесь главным образом на юге страны, на Месопотамской равнине, то есть там, где древнейшие находки, если даже они имелись, были погребены под мощными аллювиальными отложениями. Крайне ограниченные раскопки самых нижних слоев в нескольких теллях дали археологам некоторые исходные материалы для создания самой обшей схемы развития раннеземледельческих доисторических культур, предшествовавших появлению шумеро-аккадской цивилизации (Хассуна, Халаф, Убейд). Но все они относились уже ко вполне сложившимся оседлым земледельческим обществам и занимали во времени не более чем 2500 лет, если считать от момента появления в конце IV тысячелетия до н. э. в междуречье Тигра и Евфрата первых шумерских городов-государств. Ранняя доистория Месопотамии — заря ее земледельческой эры — оставалась до недавних пор практически неизвестной.

Становилось все более очевидным, что именно в этот темный период (между мезолитом, то есть 12–10 тысяч лет до н. э., и сложением Хассунско-Самаррской культуры в VI тысячелетии до н. э.) в ряде областей Ближнего Востока, в зоне так называемого Плодородного полумесяца, происходили те крупные процессы и изменения, которые в конечном счет, привели к формированию основ земледельческо-скотоводческого хозяйства и всего уклада оседлой жизни в регионе. Между этим последним периодом и периодом, предшествующим ему, лежит весьма важная качественная грань — человечество впервые смогло перейти от простого присвоения продуктов природы с помощью охоты, рыболовства и собирательства к производству пищи (земледелию и скотоводству).

Фридрих Энгельс называет этот переломный момент в жизни древнего человека первым крупным общественным разделением труда, подразумевая под этим выделение из массы охотников и собирателей земледельческо-пастушеских племен. Некоторые зарубежные археологи, вслед за англичанином Гордоном Чайлдом, употребляют для обозначения того же эпохального события термин «неолитическая революция».

Последний, возможно, несколько непривычен по форме, но зато очень точно отражает всю важность совершившегося переворота, связывая его к тому же с определенной археологической эпохой — неолитом. Неолитическая революция, вернее, ее кульминационный момент характеризуется появлением в жизни людей трех новых значительных элементов: земледелия и скотоводства (как основы хозяйства), постоянных поселков из наземных жилищ и изготовления глиняной посуды. Земледелию отводится при этом решающая роль, поскольку керамика, считавшаяся ранее одним из основных признаков неолита, встречается далеко не у всех ранних земледельческо-скотоводческих общин, но в то же время знакома многим племенам охотников и собирателей.

Таким образом, переход от присвоения готовых продуктов природы к их производству бесспорно стал одним из решающих событий в истории человечества. В результате неолитической революции резко изменились условия развития человеческой культуры, изменилась окружающая человека природная среда, да и сам он, как биологическое и социальное существо, подвергся заметной трансформации.

Итак, мы знаем теперь и место действия неолитической революции — Ближний Восток (зона «Плодородного полумесяца»), и ее время — X–VI тысячелетия до н. э. Однако число вопросов и загадок от этого отнюдь не уменьшается. Что заставило охотников и собирателей Ближнего Востока культивировать некоторые растения и одомашнивать животных? В какой природно-географической среде происходил неолитический переворот? Каков был специфический механизм этого перехода от традиционных форм добывания пищи к новым, более прогрессивным? Сколько очагов производящего хозяйства возникло первоначально в указанном регионе — один, два, несколько?

«Переход к земледелию и скотоводству, — отмечает В. М. Массон, — был обусловлен как благоприятным экологическим фоном, так и предпосылками, складывающимися в среде самого человеческого общества. К числу последних следует отнести достаточно высокий уровень техники и зачатки положительных знаний, развитое охот-ничье-собирательное хозяйство, значительную плотность населения, затруднявшую экстенсивное использование охотничьих угодий. Возможно, в ряде областей имел место даже кризис охотничьего промысла. Только сочетание этих факторов приводило к сложению экономики нового типа».

Природный фактор на разных стадиях неолитической революции играл далеко не однозначную роль. На раннем этапе выделяются области, природные условия которых всемерно способствовали возникновению земледелия и скотоводства. Это были прежде всего места, благоприятные для жизни человека и обладавшие исходными естественными ресурсами растений и животных, годных для одомашнивания. Неудивительно поэтому, что все ранние памятники эпохи неолитической революции приурочены на Ближнем Востоке к строго определенным природным зонам. Таков был, например, дубово-фисташковый лесной пояс в горах и предгорьях Загроса и Иракском Курдистане, на высоте от 600 до 1350 метров. Именно здесь находилась область естественного произрастания многих видов диких злаков, включая пшеницу и ячмень, а также бобовых. Общего количества годовых осадков было вполне достаточно для развития земледелия. Здесь же, судя по находкам костей на некоторых местных стоянках и поселениях, обитали и многие виды полезных животных: козел, баран, кабан и дикий бык.

Отчетливые следы этих ранних охотничье-собирательских групп с зачатками новой экономики были найдены в 50-х годах на севере Ирака, в горных районах Курдистана американскими археологами Робертом Брейдвудом и Ральфом Солецки. Последний, после сенсационных открытий неандертальских захоронений в пещере Шанидар, обнаружил неподалеку от входа в пещеру открытую древнюю стоянку — Зави-Чеми-Шанидар. Она, по данным радиоуглеродных анализов, относится примерно к IX тысячелетию до н. э. Исследователи обратили внимание на необычайное обилие костей животных в слое стоянки. Лабораторный анализ показал, что подавляющее их большинство принадлежит овцам. Причем три пятых всех особей были моложе одного года. Это бесспорно свидетельствует о том, что овцы были уже домашними: молодых ягнят забивали, чтобы можно было доить маток.

Большой интерес представляет и комплекс орудий труда из Зави-Чеми-Шанидара: грубые каменные зернотерки, шлифованные топоры, серпы в виде кремневых ножевидных пластин-вкладышей, прикрепленных к костяной рукояти с помощью битума или смолы. Мы не знаем, какие именно злаковые растения жали этими серпами жители стоянки. Неизвестно и то, были ли эти злаки дикими или культурными. Тем не менее первые шаги к формированию новой производящей экономики земледельческо-скотоводческого типа представлены здесь достаточно четко.