Знак вопроса 2002 № 02

Еще более важными оказались результаты многолетних работ большой археолого-ботанической экспедиции во главе с Р. Брейдвудом в Иракском Курдистане (проект (Ирак — Джармо). Впервые в истории ближневосточной археологии геологи, климатологии, зоологи и ботаники предприняли совместно с археологами комплексное исследование природной среды, окружавшей первобытного человека. Их открытия позволили сделать вывод, что экология того времени существенно отличается от современной.

Вот как описывает Р. Брейдвуд древний ландшафт этого края: «Есть все основания полагать, что в позднем доисторическом и в начале исторического (примерно конец V — начало IV тысячелетия до н. э. — В. Г.) периодов от Центральной Палестины через Сирию и до Восточного Ирака тянулась полоса почти сплошных горных и предгорных лесов, местами густых, местами разреженных, «парковых». В горах зимой выпадало большое количество осадков; здесь росли большие, широколиственные деревья, а подлесок представлял собой непроходимую чащу. То был поистине первобытный лес, остатки которого теперь сохранились лишь на немногих пологих склонах гор, вдали от деревень. У подножия гор и на равнинах росли, по-видимому, разреженные леса, где преобладал дуб…»

Что касается фауны этого периода, то, судя по данным из поселка Джармо, местные жители могли заниматься охотой и на поросших травой лугах, и в окрестных лесах, и в дебрях высокогорья. Из числа животных, кости которых найдены при раскопках, некоторые, как, например, дикий кот, уже полностью исчезли. Другие, такие, как олень, леопард или медведь, приспособленные к жизни в лесах, теперь, когда лесов почти не осталось, близки к исчезновению. Продолжают существовать, несмотря на постоянную охоту на них, дикая свинья, волк, лисица, а также дикая коза и газель. «В наши дни, — пишет Брейдвуд, — в долине Чамчамаля, как равнина, так и предгорья которой были прежде покрыты лесом, трудно встретить даже кустарник. Карликовый дуб не успевает достичь высоты и шести футов (около двух метров), как его срубают собиратели топлива. Поскольку леса и кустарника не стало, а трава каждую весну выщипывается скотом, почва по большей части оползает в реки, превращаясь в ил. Зимой она, едва успев образоваться, смывается со склонов дождями, которые гонят по земле потоки шоколадного цвета…»

Таковы были хотя и отдаленные, но негативные последствия неолитической революции — разрушительной деятельности земледельческо-скотоводческих общин — на окружающую природную среду.

Джармо

Особо важное значение для ближневосточной археологии имели раскопки экспедиции Р. Брейдвуда на двух археологических памятниках Иракского Курдистана — в Карим-Шахире и Джармо. Древнее поселение Карим-Шахир расположено к северу от города Чамчамаля в Киркукском губернаторстве. Точно определить его возраст не удалось. Но, судя по аналогиям с находками из самых ранних слоев Иерихона (Палестина), Карим-Шахир относится еще к мезолитическому периоду (IX тысячелетие до н. э.) и представляет собой хотя и открытую, но временную, сезонную стоянку. Главными источниками питания местных жителей были охота, собирательство и рыбная ловля. Наличие серпов с кремневыми вкладышами и грубых зернотерок в слое стоянки не может служить решающим аргументом в пользу появления земледелия. Присутствие таких орудий свидетельствует о переработке злаков, но не об их возделывании. К числу новых технических достижений обитателей Карим-Шахира нужно отнести появление шлифованных каменных топоров и грубых глиняных статуэток. Этот памятник — порог, с которого и начиналась неолитическая революция. А явственные следы более высокой ее стадии демонстрирует нам поселение Джармо, относящееся к первой четверти VII тысячелетия до н. э. По словам Р. Брейдвуда, Джармо целиком подпадает под категорию «первичных, подлинно оседлых земледельческих общин» Загроса.

Само поселение занимает площадь около 1,2 гектара и расположено на полуразрушенном выступе плато, нависающим над глубоким ущельем. Толщина культурного слоя достигает 7,6 метра. Авторы раскопок выделяют в нем 12 строительных этапов. Обломки керамики встречаются лишь в верхней трети почти восьмиметровой толщи слоя. Предположение о существовании в Джармо развитого земледелия, основывавшееся на находках каменных орудий для жатвы и размалывания злаков, подтвердилось позднее находками зерен культурных растений, в том числе пшеницы Эммера и двурядного ячменя.

Поселения культуры Джармо обнаружены в горных долинах и на плоскогорьях, в местах, удобных для посевов злаков и выпаса скота. Таковы само Джармо и Телль-Шимшара. Со временем отдельные земледельческо-скотоводческие общины проникают из предгорий на окраины Месопотамской равнины (Темирхан). Однако подлинным центром этой культуры были именно горные районы Загроса, где находилась зона произрастания диких злаков, а естественных осадков вполне хватало для посевов пшеницы и ячменя. Здесь же обитали горные козлы, бараны и кабаны, служившие для местных жителей объектом охоты еще со времен палеолита. После приручения эти животные составили основу стада горцев Северного Ирака.

В культуре Джармо тесно сочетается старое и новое, прогрессивное и архаическое. Кремневые и костяные орудия жителей Загроса — это почти полностью наследие североиранского мезолита — проколки, иглы и вкладышевые орудия, но среди последних на первое место выдвигается уже изогнутый серп, а не жатвенный прямой нож, как у натуфийских племен Палестины эпохи мезолита; наследием далекого прошлого является и многочисленный набор скребков, применявшихся при обработке шкур. Но облик культуры в целом определяли уже отнюдь не архаические черты. Переход к земледелию привел к оседлости, к появлению глинобитных жилых построек. Дома, построенные из глины с примесью соломы, становятся удобным и надежным убежищем для местных племен, окончательно забросивших свои прежние пещерные жилища. Пока еще очень скромное, но довольно устойчивое благополучие и даже стремление к некоторому уюту характеризует интерьер этих домов. Массивные очаги служили и для обогревания помещений, и для выпечки хлеба. Камни с выемкой для оси дверной створки в углу входного проема указывают на существование деревянных дверей; пол нередко окрашивался в красный цвет или промазывался гипсом. Обработка растительной пищи требовала значительного количества посуды. И вскоре на смену изящным каменным кубкам, чашам и вазам пришла керамика — неорнаментированная, гладкая или с нехитрым узором, нанесенным полосами краски. Новые способы получения продуктов питания оставляли довольно много свободного времени и для других дел. Показательно появление именно в это время каменных и глиняных фишек для какой-то игры, а также культовых глиняных фигурок женщин и различных животных, что указывает на начало расцвета искусства неолитических племен Северной Месопотамии.

«Решающий рубеж, — отмечает известный историк И. М. Дьяконов, — в создании экономики воспроизводства продукта был пройден, и хотя еще медленно, но начинается процесс всестороннего использования открывшихся перспектив». И одним из наиболее ярких его проявлений явился широкий выход горцев Загроса и Синджара на просторы северо-месопотамской равнины. Началось интенсивное освоение новых плодородных земель, заметно ускорившее весь ход культурного развития местных земледельческо-скотоводческих общин и вплотную приблизившее их к порогу цивилизации.

Тель-Магзалия — Холм Стрекоз

В 1977 году нашей экспедицией был открыт один из древнейших на Ближнем Востоке памятников ранних земледельцев — Телл-Магзалия, что в переводе с арабского означает Холм Стрекоз. Этот восьмиметровый холм расположен в отрогах Синджарского хребта, на краю живописного и глубокого ущелья, которое прорыла себе за долгое время норовистая речка Абра перед тем, как вырваться на равнину. Почти половина телля уже разрушена рекой, а уцелевшая часть, площадью свыше одного гектара, на две трети занята современным мусульманским кладбищем. Таким образом, свободной для раскопок осталась лишь совсем незначительная, северная, часть древнего поселения. И это было особенно обидно, поскольку Магзалия — телль совершенно необычный: в его восьмиметровой толще не содержалось ни одного черепка глиняной посуды, а все аналоги для найденного материала недвусмысленно говорили о том, что перед нами — докерамический неолит весьма почтенного возраста: конца VIII — первой половины VII тысячелетия до н. э.

Собственно говоря, мы могли открыть этот уникальный археологический памятник и раньше. Во время наших разведок 1971–1973 годов я и Николай Бадер видели высокий, с крутыми склонами телль по другую сторону ущелья, но решили, что это халафский или убейдский холм. Нас смутили и высота, и общие его размеры. Понадеявшись на свою правоту, мы поспешили дальше в горы, на поиски более ранних поселений, нежели те, что раскапывались нашей экспедицией в районе Ярым-тепе, в десяти километрах к юго-западу от Магзалии.

Но с годами мы, видимо, становимся опытнее и мудрее. Тот же Николай Бадер, проезжая очередной раз мимо злополучного телля, вдруг остановился и решил осмотреть его повнимательнее. После первого же взгляда на разрез холма он с удивлением обнаружил там каменные фундаменты массивных жилых домов, массу изделий из кремния и обсидиана и ни одного обломка керамики. Неужели докерамический неолит?

Начались раскопки, и сенсационные находки и открытия не заставили себя долго ждать. Действительно, керамики на Магзалии не оказалось, но основу хозяйственной деятельности ее обитателей явно составляло уже земледелие. В культурном слое поселения, особенно возле очагов, найдено много зерен возделываемой пшеницы-двузернянки, ячменя и сорняков, сопровождающих обычно культивируемые злаки. Был получен также и характерный набор соответствующих орудий и приспособлений: обмазанные гипсом зернохранилища, хлебные печи, кремневые и обсидиановые пластинки — вкладыши для деревянных и костяных серпов, антропоморфные глиняные фигурки, символизирующие плодородие.

Много встречалось в ходе раскопок и костей различных животных. Правда, зоологи должны еще определить, были ли известны жителям Магзалии домашние животные. Как бы то ни было, но охота во многом сохраняла свое значение в хозяйственной деятельности магзалийцев: очень часты в культурном слое находки крупных костей зубра. Охотились, вероятно, с помощью лука и стрел. В толще телля обнаружены десятки кремневых наконечников стрел, скребки для обработки звериных шкур, костяные проколки, шлифованные каменные топоры. Причем 90 процентов всех орудий изготовлено из обсидиана, ближайшие месторождения которого находятся за несколько сот километров от предгорий Синджара, в юго-восточной Анатолии (Турция).