Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта

Сведения Сюй Тина из области разведывательной информации. В обязанности же официальных историков входило создание мифов. Так, согласно «Юань ши», Чингис-хан в последние годы своей жизни подчинял свои устремления космическим ритмам: «В шестой луне Цзинь прислало Ваньянь Хэчжоу и Аотунь Аху просить мира. Император обратился ко всем сановникам и сказал так: "Мы с прошлой зимы, когда пять планет соединились, приказывали не убивать и не грабить, но находились пренебрегавшие отданными повелениями. Ныне немедленно объявить, здесь и всюду, что приказываем тем, кто будет так делать, чтобы узнали о нашей воле"» [227] .

227

Храпачевский P. П. Военная держава Чингис-хана. M., 2004. С. 476.

§ 4. Придворные звездочеты

Марко Поло терминологически не различает придворных предсказателей и уличных астрологов. По сведениям Марко Поло, великий хан Хубилай перед битвой с соперниками за трон обратился к звездочетам с вопросом: «Победит ли своих врагов и все ли для него кончится по добру» (Марко Поло, с. 100). Получив утвердительный ответ, великий хан выступил в поход. Марко Поло сообщает о многочисленных уличных астрологах в Ханбалыке в правление Хубилая: «между христианами, сарацинами и катайцами около 5000 астрологов и гадателей, которых великий хан ежегодно снабжает пищей и одеждой <…> и которые постоянно занимаются своим искусством в городе. У них есть астролябия, на которой написаны знаки, часы и критические пункты целого года. Ежегодно упомянутые христиане, сарацины и катайские астрологи, каждые отдельно, рассматривают по этой астролябии ход и характер каждого года, сообразно положению каждой луны, чтобы рассмотреть и определить, какая должна быть погода по естественному ходу вещей и по расположению планет и знаков, и какие особенности произведет каждая луна того года, например, что в такой-то луне будут грозы и бури, в такой-то землетрясения, в такой-то дожди, в такой-то болезни, [большая] смертность, война, раздоры и заговоры. Они объявляют обстоятельства каждой луны сообразно тому, что нашли, прибавляя, что Бог может сделать больше или меньше, по своей воле. Они пишут на особых небольших квадратных табличках все, что должно свершиться в том году; эти таблички они называют такуини ^{78} и продают их по [венецианскому] грошу за штуку всем, кто желает узнать будущее. Те, чьи предсказания более всего оправдываются, считаются наиболее совершенными знатоками своего искусства и достигают самого большого почета» (Марко Поло, с. 124). Правительство от имени Сына Неба ежегодно выпускало такие календари с расписанием добрых и дурных дней. Они выходили в огромном количестве: имеются сведения, что в 1328 г. было напечатано и пущено в продажу 3 123 185 экземпляров календаря; кроме того, 5267 экземпляров было издано специально для мусульманского населения империи [228] . Т. Оллсен гадателей относит к группе актеров, акробатов и танцоров [229] .

228

Харт Г. Венецианец Марко Поло. М., 1956. С. 150–151.

229

Allsen Th. Т. Command performances: Entertainers in the Mongolian empire//Histoire russe. Irvine, 2001. Vol. 28, pt. 1–4. P. 37–46.

Так выглядела ситуация на улицах столицы, в дворцовом «Управлении астрономии Западных краев» все выглядело иначе, хотя вопросы к астрологам были те же самые. При Хубилае, и его преемнике, Тимуре (1295–1307), управление возглавлял сановник Ай-сюэ. Ему приходилось решать деликатные проблемы.

«[В год] гуй-мао [эры правления] Да-дэ^{79} император был неспокоен, выходя [из дворца] по государственным делам, [он был вынужден] пользоваться второстепенными боковыми воротами и боковыми дверями, [опасаясь мятежников]. В восьмом месяце, осенью^{80}, в столичном округе было землетрясение. Императрица (букв.: Средний Дворец), пригласила гуна и сказала: "Вы знаете небесные знамения, это [землетрясение] не вызвано ли [недовольством] подданных?". Гун ответил: "Боги неба и земли предостерегают [правителей]. При чем [здесь] народ? [Впрочем,] я бы хотел хорошо обдумать эту [проблему]". [Императрица] сказала: "Почему Вы не сказали этого раньше?". Гун сказал: "Когда [я], раб, служил Ши-цзу^{81}, [то когда бы] я [ни] пришел к императору, даже если [он] был в постели или ел, [все равно] никогда не отказывал [мне] в аудиенции. А теперь я [напрасно] провожу дни и месяцы без малейшей возможности прийти [во дворец], чтобы служить [Его Величеству]. Как же [мои] слова могли бы достичь [Вас]?" В течение нескольких следующих лет изо дня в день было все больше бедствий, [но] силы гуна [таяли] от старости, слабость изменила его, а справедливые слова, слишком прямо порицающие [действия правителей], не были приняты [к сведению]. [В год] дин-вэй^{82} император покинул своих сановников и подданных. В это время гун в секретных архивах изучал гороскопы, [причем] только предназначенные [исключительно] для высочайшего пользования. В середине [изысканий гуну] было велено поднести [результаты работы] императрице, [причем] было приказано поторопиться и захватить [их] с собой. Гун с гневом отказался сделать это» (Чэн Цзю-фу, с. 85). Считается, что Ай-сюэ проявил характер, не позволив обращаться с собой столь бесцеремонно.

Сила и живучесть гаданий определяется давностью традиций и стремлением человека избежать возможных несчастий. В известные эпохи гадание становилось государственным ритуалом, в другие времена оно низводилось до уровня частных, семейных обрядов, но при этом неизменным оставался смысл гадания: заглянуть в неизвестное будущее. В магическом плане эпоха Монгольской империи отличалась от иных веков, когда при дворе ценилась рациональность. Китайскому философу III в. до н. э. Сюнь-цзы приписывают такие суждения: «Спрашивают: когда возносят молитвы о дожде и он приходит — что это значит? Отвечаю: ничего не значит. Это значит то же самое, когда идет дождь, о приходе которого не просили [в молитвах]. То, что при затмениях солнца и луны люди стремятся спастись от них, при засухе молят о дожде и решения по важным делам принимают только после гадания, — все это совсем не говорит о том, что, вознося [молитвы /# гадая], действительно можно добиться [цели]. Это всего лишь внешние украшения [дел правителя]. Поэтому совершенный человек считает это украшением, а для простых людей в этом заключено "божественное"» [230] .

230

Древнекитайская философия. М., 1973. Т. 2. С. 173; Христофорова О. Б. Гадание как моделирование событий: к вопросу о программирующей функции ритуала//Труды по культурной антропологии. М., 2002.

Возникает вопрос, насколько христианские авторы различали тюркских шаманов, придворных астрологов и буддийских «предсказателей». Последние занимались предсказаниями, в том числе по внутренностям животных и по полету птиц, готовили зелья, творили заклинания, объясняли последствия природных катаклизмов и предсказывали счастливые и несчастливые дни. Что же касается общения с «демонами», то это, скорее всего, связано с шаманскими практиками.

Вот портрет одного из знаменитых хорезмийских астрологов Сирадж-ад-дина Йа'куба ас-Саккаки: он «был одним из достойнейших мужей Хорезма, обладавшим разнообразными искусствами, и знатоком высоких наук — они [хорезмийцы] были убеждены в том, что упомянутый заколдовывал некоторые звезды, отклоняя их с орбит, и преграждал путь водным потокам одним своим дуновением: таково было их мнение о его совершенстве. Он был автором сочинений по всем областям знания, считавшихся знамениями искусства и чудесами творения, и занимал почетное место при великом султане и его матери благодаря знанию астрологии» (ан-Насави. 66).

Согласно Низами Арузи, «наука предсказания — ответвление науки о природе, и суть ее — предугадывание. И цель ее — на основании путей светил в сравнении одних с другими и соотношений градусов и знаков Зодиака предсказать возникновение тех событий, которые возникают в соответствии с их движением в круговращении мира, царств, стран, городов, животного, растительного и минерального царства, в перемещениях, взаимовлияниях, определениях благоприятного часа и прочее. <…> Подобает затем, чтобы астролог был человеком благочестивого духа и благочестивого нрава, и можно добавить, пожалуй, что одержимость и ясновидение — одно из условий этого дела и непременных требований этого искусства» [231] .

231

Низами Арузи Самарканди. Собрание редкостей, или Четыре беседы/Пер. с персид. С. И. Баевского и 3. В. Ворожейкиной. М., 1963. С. 88.

Рашид-ад-дин пишет о мусульманине-звездочете, занимавшем высокое положение при ильхане: когда Хулагу планировал осаду Багдада, он «призвал звездочета Хусам-ад-дина, который сопутствовал ему по указу каана, чтобы избирать [час] выступления в путь и привала, и приказал ему: "Расскажи без лести все то, что видно в звездах"» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 39). Интересно, что именно хан Мунке рекомендовал своему брату Хулагу звездочета Хусам-ад-дина. Возникает вопрос, к мнению каких предсказателей и жрецов прислушивался сам Менгу, на которых он ссылался в разговоре с Вильгельмом де Рубруком?

§ 5. Гадание на бараньей лопатке

Гадание по трещинам от огня на бараньей лопатке было весьма распространено у средневековых монголов и сохранилось до наших дней [232] . Монгольские ханы лично гадали об исходе своих предприятий, хотя при них всегда находились шаманы и китайские астрологи. О гадании Чингис-хана сообщается в надписи стелы на могиле Елюй Чу-цая: «[Чингис-хан] каждый раз перед выступлением в карательный поход непременно приказывал его превосходительству [своему советнику Елюй Чу-цаю] заранее погадать о счастье и бедствии. Император также сжигал баранью бедренную кость, чтобы сличить с ним [результаты]» (Сун Цзы-чжэнь, с. 187).

232

Mostaert A. Manual of Mongolian Astrology and Divination. Scripta Mongolica. IV. Cambridge, Mass., 1969.

Южносунский дипломат Чжао Хун (1221 г.) отмечает: «При гадании о счастье и несчастье, наступлении и отступлении, резне и походе каждый раз берут баранью лопатку, разламывают ее в огне железным молотком и смотрят трещины на ней, чтобы решить важное дело. [Это] похоже на [китайское] гадание на черепашьих панцирях^{83}» (Мэн-да бэй-лу, с. 79).

Южносунский посол Пэн Да-я, побывавший при дворе хана Угедея в 1233 г., сообщает в своем отчете: «Что касается их гадания, то [татары] обжигают баранью лопатку и определяют счастье или несчастье, смотря по тому, проходят ли трещины на ней [по направлению] туда или обратно. Этим [гаданием] решается все — откажет Небо [в желаемом] или даст [его]. [Татары] сильно верят в это [гадание]. Оно называется "обжиганием пи-па"^{84}. Не существует никаких грубых или тонких дел, о которых не производилось бы гадание. Гадание [по какому-либо случаю] непременно повторяется неоднократно. Когда [я, Сюй] Тин вместе со своей партией прибыл в степи с миссией, то татарский правитель несколько раз обжигал пи-па, чтобы погадать, отправлять [ему] обратно или задержать [нашу] миссию. Надо полагать, что [показания] пи-па говорили о том, что следует возвратить [нас] домой, и поэтому [он] должен был отправить [нас] на родину. "Обжигание im-na" — не что иное, как "сверление черепаховых щитков" [у китайцев]» (Хэй-да ши-люе, с. 142–143). Сюй Тин, дополнивший своими наблюдениями отчет Пэн Да-я, говорит о гадании Угедей-хана в 1236 г. О том, что Чингис-хан гадал на бараньей лопатке, пишет Сун Цзы-чжэнь. О гадании, которое совершал хан Мунке, сообщает Вильгельм де Рубрук. В ответственный момент гадал и иль-хан Хулагу. Согласно Рашид-ад-дину, Хулагу и царевичи, готовясь к окружению и штурму Багдада, поступили следующим образом: «по своему обычаю они погадали на бараньих лопатках, повернули и двинулись к западной [стороне] Багдада» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 40). Отметим, что монгольские ханы самостоятельно гадали с помощью бараньей лопатки; Чингис-хан для сличения результатов приказывал также гадать придворному астрологу, буддисту Елюй Чу-цаю. Другими словами, монгольские ханы сами выступали в роли дивинаторов. С учетом практики ханских гаданий возникает вопрос: Берке и его окружение перед началом важных дел гадали на бараньей лопатке или они всецело полагались на Коран? Если же гадания и молитвы каким-то образом сочетались, что не исключено, то мусульманские наблюдатели, скорее всего, отредактировали историю Берке^{85}. Ни один Чингизид не в силах был отменить практику гаданий, завещанную предками. В противном случае, придется признать Берке культурным героем, изменившим структуры повседневности кочевой орды.

Таким он и предстает в описании Джузджани, собиравшем слухи о монголах, пребывая в Индии. Рассказ о Берке отрицает ту имперскую и магическую реальность, с которой соприкасались европейские, китайские и армянские наблюдатели. Этот рассказ не подлежит ни проверке, ни критике. Он существует вне времени и пространства.

«Выросши, Берка-хан, чтобы посетить оставшихся в живых и умерших мусульманских святых и ученых, поехал из земли Кипчакской в город Бухару, посетил их, вернулся восвояси и отправил доверенных лиц к халифу. Некоторые заслуживающие доверия люди рассказывают, что он дважды или более облачался в почетные одежды, [присланные ему от] халифа^{86} еще при жизни брата его Бату-хана. Все войско его состояло из 30 000 мусульман, и в войске его была установлена пятничная молитва. Люди, заслуживающие доверия, говорят, что во всем войске его такой порядок: каждый всадник должен иметь при себе молитвенный коврик с тем, чтобы при наступлении времени намаза заняться совершением его [намаза]. Во всем войске его никто не пьет вина, и при нем [Берка] постоянно находятся великие ученые из [числа] толкователей [Корана], изъяснителей хадисов, законоведов и догматиков. У него много богословских книг, и большая часть его собраний и собеседований происходит с учеными. Во дворце его постоянно происходят диспуты относительно науки шариата. В делах мусульманства он чрезвычайно тверд и усерден» (Сборник материалов. Т. I. С. 44–45).

Истинная цель хранителей таких сведений заключается в отрицании истории. Отмена или обесценивание истории ведет к созданию утопий. Это защитная реакция на исторические события, полагает Мирча Элиаде. «Для нас важен лишь один вопрос: как можно вынести "ужас истории", стоя на точке зрения историцизма? Оправдывая историческое событие тем простым фактом, что оно так произошло, нелегко будет освободить человечество от ужаса, который это событие внушает. Уточним, что речь идет не о проблеме зла, которая — под каким углом зрения ее ни рассматривай — остается проблемой философской и религиозной, речь идет о проблеме истории как таковой, о "зле", связанном не с природой человека, а с его деятельностью. Хотелось бы, например, знать, как можно выносить и оправдывать мучения и исчезновение стольких народов, страдающих и исчезающих по одной простой причине — что они оказались на пути истории, что они являются соседями империй, переживающих процесс постоянной экспансии и т. д.» [233] .

233

Элиаде M. Космос и история. M., 1987. С. 134.