Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта

Глава 8. Чингизид как ученик шейха

С именем суфийского шейха Сайф-ад-дина Бахарзи (1190–1261) в мусульманских источниках связано обращение Берке. По словам придворного чагатайского историка Джамала Карши, «Берке-хан ибн Тубини-хан — мусульманин, опора мира и религии. Он прибыл в Бухару для совершения паломничества и получения благодати, служа шейху шейхов, полюсу полюсов, тайне Аллаха на земле Сайф ал-Хакк ва-д-дин Са'ид ибн ал-Мутаххар ал-Бахарзи, да освятит Аллах его дух и гробницу» (Джамал ал-Карши, с. 120).

Этой короткой справкой исчерпываются сведения о Берке в главе «Упоминание о монгольских хаканах и изложение их истории». На деле же речь идет о месте Берке не в монгольской, а в мусульманской истории. Берке удостоен высшей похвалы, поскольку стал учеником шейха.

В «Книге назидательных примеров» арабского историка Ибн Халдуна (ум. в 1406 г.) есть небольшой эпизод, героем которого является Берке. Эпизод поражает отсутствием какой бы то ни было логики, бытовой или исторической.

«Ал-Му'аййад сообщает, как он [Берке] принял ислам от Шамс ад-дина ал-Бахарзи, ученика из [числа] последователей Наджм ад-дина Кубра, что ал-Бахарзи жил в Бухаре и послал к Берке предложение принять ислам. Он [Берке] сделался мусульманином и отправил к нему грамоту с предоставлением ему полной свободы делать в прочих его владениях все, что пожелает. Но он [ал-Бахарзи] отказался от этого. Берке отправился в путь для свидания с ним, но он [ал-Бахарзи] не позволил ему войти к нему до тех пор, пока его не попросили об этом его приближенные. Они выхлопотали Берке позволение [войти]; он вошел, снова повторил обет ислама, и шейх обязал его открыто проповедовать его [ислам]. Он [Берке] распространил его между всем народом своим, стал строить мечети и училища (мадраса) во всех своих владениях, приблизил к себе ученых и законоведов и сдружился с ними» (Сборник материалов. Т. I. С. 269–270). Вот такой назидательный пример уничижительного поведения правителя перед лицом святости приводит Ибн Халдун. То же самое произошло в Египте с Байбарсом. Рассказывают, султан отправился в Александрию, чтобы повидать шейха ал-Кыбари. Султану не разрешали войти в дом шейха, и он подчинился. В конце концов шейх согласился благословить Байбарса [234] .

234

Амин аль-Холи. Связи между Нилом и Волгой в XIII–XIV вв. М., 1962. С. 37–38. Прим. 41.

Весь эпизод выполнен в жанре благочестивой новеллы. Однако этот литературный фантом рассматривают как реальный факт. Такое насилие над текстом возможно при отказе от исторической критики источника. Как правило, вместо исследований корпуса мусульманских известий о статусе ислама в Золотой Орде мы обычно видим ту или иную интерпретацию цитат из сочинений средневековых авторов. Жанр толкований не позволит выйти из тупика. В первую очередь, это относится к марксистским интерпретациям, которые являются зеркальным отражением теологического дискурса. Грезы ислама переводятся на язык политической необходимости. Одна маска сменяет другую. В этих упражнениях интересны не смыслы, а методы.

Обратимся к публикации А. Ю. Якубовского 1950 года. Имеют ли размышления востоковеда над рассказом Ибн Халдуна хоть какое-либо отношение к историческим реалиям Золотой Орды? Вопрос неуместен, поскольку у автора особая задача, мало связанная с событиями XIII века. А. Ю. Якубовский вершит суд над расчетливым политиком Берке на фоне поразительных декораций. Согласно новой директиве, всю недвижимость в Золотой Орде захватили мусульмане, а кочевая орда исчезла за ненадобностью.

«Несколько подробностей в рассказах мусульманских авторов об обращении Берке-хана в ислам характеризуют его как расчетливого политика. Мусульманское духовенство, держа в своих руках не только религиозный авторитет, но и огромные богатства, состоящие в доходах как 9 поместий, так и с недвижимого имущества в городах, стремилось захватить в свои руки побольше власти, для чего старалось всеми способами подчеркнуть свое превосходство в некоторых случаях над светской властью. Особенно это проявлялось в отношении к новообращенным. Арабские историки, как Ибн Халдун, ал-Айни и другие, рассказывают, что известный бухарский шейх ал-Бархази, который обратил Берке-хана в мусульманство, заставил его, приехавшего специально для свидания с шейхом, простоять у ворот своей ханаки три дня, прежде чем принял его. Могущественный правитель (тогда еще, правда, влиятельный царевич), каким был Берке-хан, сумел подавить в себе чувство униженного ханского достоинства и этим подчеркнуть перед всем мусульманским миром свой пиетет и преклонение перед авторитетом ислама. Если этот рассказ верен, — а у нас нет оснований ему не доверять, — то он подчеркивает, что Берке-хан был настолько умен и дальновиден, что был способен подавить в себе из политического расчета личное и ханское самолюбие, а ведь не надо забывать, что в это время Золотая Орда была фактически распорядителем всей политической жизни в областях между Амударьей и Сырдарьей, да и дальше. Судя по русским летописям, Берке-хан был суровым правителем, требовавшим беспрекословного себе повиновения» [235] .

235

Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 81.

А. Ю. Якубовскому удалось разоблачить суть благочестивой новеллы и вывести на суд истории расчетливого политика Берке. Что мог поделать монгольский царевич перед лицом могущественного духовенства, — разве что продемонстрировать свою суровость русским князьям.

По мнению же Г. Г. Галиахметовой в рассказе о том, как Берке принял ислам от Шамс ад-дина ал-Бахарзи, заключены глубокие смыслы, причем настолько глубокие, что озаботиться критикой источника не представляется возможным. Средневековый фантом породил достойное продолжение. По очевидной причине я не берусь комментировать аналитику, приведенную ниже.

«Совершенный Берке ханом религиозно-политический акт, по-видимому, может быть объяснен как психологическими факторами, так и практическими соображениями. Один из психологических факторов может быть сведен к относительной близости совершения ритуальной процессии у шаманов и у суфиев-практиков (членов братств) с применением различных средств для достижения трансперсонального состояния. Практические же соображения заключались, видимо, в том, что Берке хан, демонстрируя позицию "центриста", пытался соединить и приумножить идеологическое единство империи, унаследованной от Чингис-хана, с традициями ислама. Полагаем, что принятие ханами Золотой Орды ислама у его мюрида стало возможным не столько из-за известного авторитета эпонима и внутреннего озарения Берке хана (хотя этот момент нельзя исключать, поскольку источники боготворят его праведность), сколько из-за проводимого Берке ханом курса внутренней и внешней политики Улуса Джучи. Поход Берке хана к ученику Наджм ад-дина Кубра Сайфетдину Бахарзи для получения благословения от него на правление Золотой Ордой был безотлагательным в силу значимости его для той реальности, которая существовала в этом огромном регионе еще задолго до прихода монголов, и тем более для ее дальнейшего укрепления и развития, создавая тем самым временной коридор баланса между этими реальностями за счет встречи близких друг другу традиций» [236] . После того как укреплена реальность, можно перейти к более простым вещам.

236

Галиахметова Г. Г. Ислам в Золотой Орде: традиции религиозного опыта. Казань, 2007. С. 69–70.

В большинстве нынешних исследований вопрос о ментальных характеристиках мусульманских историков обычно не задается. Сообщаемые ими сведения принимаются за исторические факты, которые подлежат лишь толкованию в реалистичном ключе. В качестве примера приведу отрывок из статьи А. Н. Иванова «К вопросу о причинах принятия ислама золотоордынским ханом Берке». Обратим внимание на то, какие «события» автор обозначает словом «факт». И вновь звучит мотив унижения Берке. Независимо от того, имела ли место в действительности встреча Берке с шейхом или это благочестивый вымысел, уничижительного умысла в поступке шейха нет. Трехдневное ожидание ученика перед обителью учителя было испытанием веры, инициацией перед следующей ступенью на духовном пути к Абсолюту^{87}. Вопрос в другом: был ли Берке таким учеником?

«Все противоречия в известиях мусульманских авторов носят частный характер, — полагает А. Н. Иванов, — В целом же сообщение Ибн Халдуна, с некоторой корректировкой, может быть признано достоверным. Однако Ибн Халдун (как и другие упоминавшиеся нами средневековые историки) так и не дает ответа на вопрос о мотивах принятия ислама Берке: хотя проповедь ал-Бахарзи и оказала серьезное влияние на Берке как мусульманина, побудительным мотивом его обращения в ислам она не была. О том, что царевич был предрасположен к, исламу еще до контактов с ал-Бахарзи, говорит целый ряд фактов. Во-первых, сам факт обращения шейха именно к Берке говорит об изначальной предрасположенности к исламу золотоордынского царевича. Об, этом же свидетельствует та быстрота, с которой Берке согласился на предложение шейха. Весьма показательно в этом отношении поведение Берке во время посещения ал-Бахарзи. Готовность хана пойти на достаточно унизительную процедуру ожидания приглашения войти в ханаку совершенно нетипична для представителя правящего рода Монгольской империи и красноречиво свидетельствует об искренности и зрелости его религиозных убеждений. В связи с этим определенный интерес представляет сообщение Джузджани, ранее практически не использовавшееся. В его сочинении "Табакат-и Насири" ("Насировы разряды"), работа над которым была завершена еще при жизни Берке, в 658 г. хиджры (1260 г.), по интересующему нас вопросу говорится следующее: "Люди заслуживающие доверия, рассказывали, что этот Берка родился во время завоевания земель мусульманских. Когда мать родила Берка, то Туши, отец его, сказал: "Сына этого отдайте мусульманской кормилице, пусть мусульманин обрежет пуповину его, пусть он сосет молоко мусульманское, чтобы сделаться мусульманином, ибо я сына своего сделал мусульманином". Отсутствие интереса к данному известию, по-видимому, объясняется несовпадением указанной даты рождения Берке с общепринятой версией, согласно которой он, будучи третьим сыном Джучи, не мог быть много младше второго сына — Бату» [237] .

237

Иванов А. Н. К вопросу о причинах принятия ислама золотоордынским ханом Берке//Золотоордынская цивилизация. Сб. статей. Казань, 2009. Вып. 2. С. 105.

Вопреки утверждению А. Н. Иванова, интерес к этому эпизоду проявили И. Вашари и Д. ДеВииз, а, во-вторых, остался без разъяснения вопрос: имели ли слухи о желании Джучи видеть своего сына мусульманином место в действительности? Как показано в исследовании И. Вашари эпизод с мусульманской кормилицей является фольклорным сюжетом. Поскольку статья И. Вашари игнорируется в отечественной историографии, предлагаю восполнить этот досадный пробел и привожу полный перевод этой статьи.

«История и легенда» в обращении в ислам хана Берке (И. Вашари) {88}

История как устное и письменное предание всегда была подвержена толкованию современниками, так и последующими поколениями. В результате лишь незначительное число фактов (если вообще таковые имеются) можно понять без представлений о той эпохе, когда они были записаны. Если поместить историческую традицию в соответствующий культурный контекст, каждый ее уровень может получить должное смысловое значение. Легендарное отображение событий свойственно как христианской, так и мусульманской средневековой историографии, но это не означает, что попытки извлечь из этих источников важные исторические сведения, обречены на провал. Эпоха позитивизма обычно недооценивала и преуменьшала значимость легендарных представлений, поскольку основывалась на вере в существование голых фактов, не зависимых от времени и места. Выдающийся ученый В. В. Бартольд писал: «До понимания различия между историей и легендой из всех тюркских народов дошли только османы; уйгуры, по-видимому, не имели исторических сочинений в настоящем смысле слова. Естественно, что сведения об истории монголов, заимствованные историками из монгольских и уйгурских источников, имеют чисто легендарный характер» [238] . Легенды — также часть истории, и я бы воздержался от столь суровой оценки их исторической значимости; их следует принимать как факты, увиденные через призму своей эпохи, а не как ложь, противопоставленную правде, что часто случалось в трудах позитивистского направления «Geschichte und Sage», т. е. «история и вымысел» [239] , где это был излюбленный девиз, словно бы легенда не является частью исторической правды; на деле это «правда», но другого уровня.

238

Barthold W. Turkestan Down to the Mongol Invasion, 2nd ed. E. J. W. Gibb Memorial. London, 1925. P. 52. Цит. по: Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия//Сочинения. М., 1963. Т. I. 100–101.

239

К примеру: Moravcsik J. Attilas Tod in Geschichte und Sage//Korosi Csoma Archivum 2. 1926–1932. P. 83–116.

В этой статье я попытаюсь проследить фактологическое и легендарное отображение одного исторического события, а именно — обращение в ислам Берке, четвертого хана Золотой Орды. Обращение Берке часто упоминается в трудах по общей истории [240] , но подробно рассматривается лишь в двух исследованиях. Жан Ришар представил обзор источников и оценку этого события [241] ; важные материалы по этому предмету добавил Девин ДеВииз [242] . Как уже сказано, свою главную задачу я вижу в различении уровней исторической традиции.

240

I. von Hammer-Purgstall. Geschichte der Goldenen Horde in Kiptschak, das ist: der Mongolen in Russland. Pesth, 1840. S. 144–181 (specially s. 150, 162); Howorth H. H. History of the Mongols from the 9th to the 19th century. 4 vols. London, 1880. T. II/1. P. 103–125 (specially p. 105); Spuler В. Die Goldene Horde. Die Mongolen in Russland 1223–1502. Leipzig, 1943. S. 33–52, 213–214; Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 80–82; Vernadsky G. The Mongols and Russia. New Haven, 1953. P. 151–163; Kafali M. Hanli inin kurulu ve yiikseli devirleri. Istanbul, 1976. P. 54–59. См. также: Гатин M. С. Проблемы истории Улуса Джучи и позднезолотоордынских государств Восточной Европы в немецкой историографии XIX–XX вв. Казань, 2009. С. 238–247 (приложение № 2. Бертольд Шпулер. Золотая Орда); Шпулер Б. Мусульманский мир: исторический обзор/Пер. с англ. А. Арслановой//Идель. Казань, 2002, № 9. С. 42–45. — Доп. А.Ю.

241

Richard J. La conversion de Berke et les debuts de l'islamisation de la Horde d'Or//Revue des etudes islamiques 35. 1967. P. 173–184.

242

DeWeese D. The Kashf al-Khuda of Kamal ad-Din Husayn Khorezmi: A Fifteenth-Century Sufi Commentary on the Qasidat al-Burdah in Khorezmian Turkic (Ph. D. dissertation, Indiana University Bloomington, 1985). P. 25–38, 97–101.