Золото императора династии Цзинь

Толпа китайцев одобрительно загудела. Дудек на уссурийских казаков не был похож и его явно не боялись.

– Бабы вам понадобились, вот и все долги!- потерял терпение Михаил и перешёл на крик.
– Возвращайте!

– Обожди – сказал Ракитенко, - так нельзя. Надо по-хорошему. Мы же их уговаривать их пришли.

– Ну, говори! – согласился Дудек.

Ракитенко стал говорить по-китайски. Говорил с жаром, размахивал руками. Китайцы стояли и слушали с каменными лицами.

– Бу ши! – наконец ответил на пламенную речь Евгения старик, потом решительно развернулся и пошёл к своим фанзам.

У Ганина как-то не хорошо перекосилось лицо, он передёрнул затвор карабина и, не целясь, выстрелил в китайцев.

– Ты сдурел? – вскричал Дудек.

– Ты ещё на колени перед ними встань! – зло ответил ему Ганин и выстрелил ещё.

Старик-китаец упал мёртвым. Китайцы развернулись и, потрясая палками и мотыгами, бросились на защитников тазов.

– Стреляйте! – отчаянно завопил Ганин.

– Так же нельзя! – закричал Ракитенко.

– Можно! – возразил Ганин громким голосом.
– Или мы их, или они нас!

Из толпы китайцев раздались выстрелы, засвистели пули. Пришлось стрелять всем.

И только один Исула спокойно стоял в стороне и курил трубку.

Китайцы падали под выстрелами, оставались лежать не подвижно, или раненными корчились от боли на земле. Толпа их стала редеть. Оставшиеся в живых китайцы бросились врассыпную к лесу.

– Стреляйте! Стреляйте! – кричал Ганин. – Не давайте им уйти!

Его слушались. Первым опомнился Уваров.

– Стойте, товарищи – сказал он. – Зачем их добивать?

– Чтобы не вернулись! – не прекращая стрелять, объяснил Ганин. – Мы здесь ненадолго. Мы уйдём – они вернутся и отберут у туземцев всё назад.

– Он прав! – согласился Дудек. – Но баста! Прекращаем бойню.

Прекратили стрелять все, кроме Ганина. Он стрелял до тех пор, пока было в кого. Но семи-восьми китайцам удалось скрыться.

Всё стихло. В фанзах послышался женский вой.

– А ты, Коля, кровожадный – сказал Ганину Ракитенко.

– Скорее, беспощадный к врагам! – возразил Ганин.
– Они этих баб уже своей собственностью считают. За красивые слова не отдали бы. Это было ясно с самого начала.

– А если это действительно китайские революционеры?

– Мне какое дело? Не чего наших туземцев обижать!

– А как же мировая революция?

– Это вы, большевики носитесь с мировой революцией как с писаной торбой! А я социалист-революционер-максималист! Я за революцию в родной стране! Революция преобразует наше гнилое общество в социалистическое!

– Давайте дебаты на потом – сказал Дудек, - забираем баб и возвращаем их тазам.

– Ну, ясно же было, что стрелять будем? – горячился Ганин. – Спроси хоть Митьку Кумарёва!

Он поискал глазами Кумарёва. Сзади послышался стон. Ганин оглянулся и закричал:

– Митя!

На земле лежал Кумарёв в луже крови и Исула перевязывал ему тряпкой живот. Кинулись к ним.

– Как глупо!
– простонал Кумарёв.

– Что! – спросил Дудек.

– Живот – ответил удэгеец и пояснил – пуля.

– Плохо – констатировал Дудек.

– Как глупо – опять сказал Кумарёв.

– Ничего, держись, Митя, может быть, пронесёт – сказал он Кумарёву, слабо веря в сказанное, и обратился к остальным – Идите туда. Наведите там … Что зря что ли всё?

Он чуть не сказал: «Зря, что ли Кумарёв погиб?», но вовремя сдержался. Кумарёв был ещё жив, но надежды было мало.

Трое вошли в селение. Исула успокоил всех женщин, и приказал недавно похищенным, собираться домой к своим мужьям. Остальным приказали помочь раненным и дожидаться возвращения оставшихся в живых китайцев.

– Манзы придут – будут рады! – потом мрачно подытожил Дудек.

ГЛАВА 35. И ОПЯТЬ ШАМАН БЕЛАЯ СОВА.

Они сделали носилки и двинулись к селению тазов. Впереди шёл удэгеец, за ним женщины, потом Дудек и Уваров несли носилки с раненным, и замыкал шествие Ганин с карабином на перевес, хотя опасаться было не кого.

Завидев родное селение, женщины бегом бросились к родным фанзам. Их встретили радостные мужчины. Начался невообразимый гвалт. И среди этого гвалта неожиданно к неописуемому удивлению Дудека, Уварова и Ганина появился шаман Белая Сова. Он повелительным жестом приказал положить носилки на землю. Подошёл к раненному, осмотрел его и опять жестом приказал отнести его на полянку у реки, не далеко от селения. Что и было выполнено.

Белая Сова сказал что-то женщинам тазов и те засуетились у костра. А сам он стал строить печку-каменку рядом с раненным.

Кумарёв стонал в забытьи.

Шаман дал раненному питьё, приготовленное женщинами и остужённое в речке.

Кумарёв, как-то жадно его выпил и тут же заснул.

Белая Сова меж тем растопил печку, связал жерди и воткнул их по кругу и на получившийся каркас натянул брезент. Получился шалаш, похожий на чум эвенков, внутри которого стояла печь, и лежал раненный Кумарёв. После чего он вернулся в селение, вошёл в фанзу и вышел оттуда через некоторое время в облачении шамана с бубном и колотушкой виде медвежьей лапы, и приказал оставить его одного с раненным.

Полянку и шалаш не было видно из селения тазов, зато было слышно удары бубна и заунывное пение шамана. Они сидели у большого камня у спуска к реке и курили.

– Ну, что, товарищи, - сказал Дудек, прислушиваясь к пению, - думаю, это надолго. Надо послать кого-нибудь к нашим сообщить о случившимся и сказать, что мы тут задерживаемся.

В ответ ему было молчание. Дудек посмотрел на Ганина и сказал:

– Тебе идти, Коля.

Ганин молча пожал плечами. А Дудек обратился к удэгейцу:

– Не в службу, а в дружбу. Проводи его.

– Хорошо – сказал Исула, - я провожу его и вернусь.

– Это было бы прекрасно!
– обрадовался Дудек. – Сюда звать никого не надо. Мы с Василием сами справимся. Ты, Исула, нужен нам для связи с местными жителями и что бы мы потом не заблудились.

– Я понял – сказал удэгеец.

– Тяжело будет Митю нести-то – посочувствовал Ганин.

– Ничего, мы с Евгением сильные. Да, Жень? Охранять караван важнее.

– А если помрёт? – спросил Ганин.