Золотое дно (сборник)
Шрифт:
родой... А где-то в разливе тайги и желтых провальных
болот, источающих гибельный чад, затерялось свинцово
тяжелое озеро, у закрайки которого вспучился изумруд
ной зелени островок, слегка повитый кустарником, а по
среди его крошечной пороховинкой лежал в густом тра
востое Коля База и тоже томился.
Бывало, он с диковатым наслаждением вырывался
в леса и жировал там неделю, две, обгорал до черноты,
116
в снег, как зверь, если не хватало сил запалить костер-
нодыо, а назавтра снова бежал по куньему следу, и
всегда рядом с нетерпимой усталостью и азартом жила
крохотная радость от самой пустяшной мелочи: вот он
затравит кунку-то, потом в зимовке хорошенько выспит
ся и поест горячего — это разве не радость? Вернется
в Вазиду и хвастанет промыслом — снова радость; от
парится в бане, потом разговеется винцом и, разгоря
ченный, с устало-счастливой душой, отправится к Зинке
и будет молчаливо ласкать ее. Господи, сколько радо
стей приходится на одну душу человечью, когда ее не
тревожит совесть! И как это разумно все-таки, что при
рода, создавая человека, отличного от зверья и способ
ного переходить дозволенное, поместила в его душу
незримую совесть.
И вот лишь по этой причине не было нынче в Коле
Базе ничего, кроме постоянной неприкаянности. До си
ней мороки надоело все парню. Он знал, что его ищут,
и поджидал погоню в стороне от сенокосной избы, за
таившись у тропы. В избе он только ночевал иногда, а
еду варил на костерке в матером лесу, чтобы не оста
вить следа, и крохотная лодочка всегда была наготове
под южным берегом острова, чтобы в случае чего тихо
сплыть протокой в другое озеро. Косари теперь не стра
дали, второй год пожни запущены, и сейчас, на изломе
июля, рекой в Кельи тоже не попасть — вода в Вазице
опала, обнажив в пятнадцати километрах от деревни
два переката, и единственный путь сюда до осени лишь
седкой тропой через плоское болото.
...Уже завечерело, а он все лежал, как вчера и по
завчера, возле тропы и ждал, когда за ним придут. Слу
чайным взглядом чиркнул по замшелой колоде, что ле
жала рядом, как мертвое тело, но церковные письмена
прочитать не мог: дерево затрухлявело, и буквы оплыли,
покрывшись зеленью, но год он разобрал — «1676»...
Говорят, великая была деревня для Поморья, не триста
ли дворов, и на остров было не просто попасть: мосток
висел над протокой, где сейчас лежат две валежины, и
мосток тот поднимался цепями, и караульщик постоян
но стоял и окрикивал людей, кто едет и зачем, а уж
только потом опускал переправу и разрешал проехать.
Когда в строгости жили, говорят, и деревня копилась,
117
ли старики — которые померли, которые ушли в пус
тынь, отрешившись с г м ира,— и так стала рушиться
деревня, и за двести лет истаяла она. Потом завелся
здесь скит, и монашенки тропою через плоское болото
тайком ночами бегали к мужикам на семужьи тони и
баловались грешком. Куда от мира денешься?
Есть хотелось, пошел Коля База к огнищу на даль
ний мысок — там у него верша стояла, из свежины сва
рил уху, безо всякого интерес.1 поел — в одиночку какая
еда? — в сенокосную темную избу раздумал идти, сыро
там и гнильем пахнет, а прямо на охапке завядшей
травы и завалился спать, подложив под скулу толстен
ный кулак. Золотистое уголье костра подернулось пеп
лом и затухло.
А проснулся неожиданно, словно и не спал, по-зве-
риному втянул широко врезанными ноздрями воздух,
уловил запах чужого кострища и еды. Над сенокосной
избой чуть маревил дымок, и на острове запахло жиль
ем. Подумал — это за ним пришли, остановились на
отдых. Коля База сразу насторожился, но какое-то лю
бопытство удержало его на мыске, он не вскочил испу
ганно в лодчонку и, таясь в прибрежных зарослях, не
исчез в протоке, а, держа ружье под мышкой, пошел
меж стволами и у самых валежин, ведущих на остров,
затаился, всматриваясь в избу. Там кто-то входил и
выходил, к чему-то готовились, потом выплеснули из
миски остатки еды. Решил: если бы искали его, то не
тянули бы резину, а эти будто на курорт прикатили.
Еще издалека показалась знакомой соломенная шляпа.
Шляпа потопталась и исчезла в дверях, а парень, уже
невольно поддаваясь игре, которую затеял несколькими
днями раньше, решил вдруг продолжить ее, и в широко
поставленных зеленых глазах зажглась злая ребячья
дурнинка.
Он проскочил валежинами через мелкую протоку, и,
низко пригибаясь в жирном травостое, пробежал в сто-
.рону кладбища, и залег за крайним могильником. Тут
из дверей вышли двое, и он сразу их узнал. Иван П ав
лович Тяпуев был в легкой безрукавке, на голове шля
па, он сыто икнул, осмотрел на свет острие лопаты и
погладил деревяшку; видно, черен был новый и цара
пал ладонь, потому мужик еще ногтями поскоблил по
118
ранин, посвистывая, оправился по малой за спиной Тя
пуева и вдруг радостно засмеялся, может, от легкости
во всем естестве, и сбил на затылок форменную синюю
фуражку.
Первая тревога, а за нею и радость от встречи с