Золотое дно (сборник)

123

13

— Не ходил бы ты, Мартыиушко. Куда опять л а­

дишь? Кто тебя из дому-то гонит, ты скажи мне,—

тонко плакалась Анисья, бродя за мужем, будто приши­

тая, и все норовила удержать его за плечо, а Мартын —

ноль внимания на нее, только раскатывал по кухне,

бурча под нос, отыскивал бумазейную рубаху да коте­

лок из консервной банки — опять жена куда-то спря­

тала — и ?:аринный пестерь, сшитый из бересты.

— Ты бы не толкалась под ногами, а наладила мне

чего в дорогу. Слышь, да отвяжись в конце концов. Мо­

жет, я потому и живу еще, что в силе себя считаю.

— Видно, не с той ноги сегодня встал. Какой тебе

лес, какая морошка! Сдурел, дедко, ты хоть скажи тол­

ком, чего тебе надо?— не отставала Анисья, морщась

скуластым лицом и не зная, на что подумать. Правда,

и раньше-то Мартын не больно сговорчив был, отмах­

нется только, скажет: «Брось ты меня к подолу вя­

зать»,— и убредет в лес. Сутки-другие нет, уж не слу­

чилось ли что, а он вдруг и является: худой, как заяц,

задымленный. Тогда с ним и по-человечески поговорить

можно, потому что на кровать падет и мается, криком

кричит: «Анисьюшка, пособи, что ли, с ногами!»— «Вот

тебе, так и надо. Эко выдумал»,— бормочет она со

слезой на глазах, распаривая Мартыну ноги да нама­

зывая бараньим салом и кутая в овечью шерсть. «Ой,

не буду боле, Анисьюшка. Век слушаться стану».— «Ну

то-то»,— довольно соглашается жена.

А сейчас вдруг почувствовала, что зря слова тратит:

у Мартына посторонние глаза, словно в себя смотрят, и

брови взъерошены, подняты на лоб, будто спешит куда

человек, торопится вырваться на волю, а его держат, и

оттого он досадует, готовый вспылить.

— Тогда хоть скажи, где тебя после искать?— по­

шла Анисья на попятную, поняла, что отступиться нуж­

но. В последний год он все такой. Нынче и в город ча­

сто приглашают, к пионерам в гости иль по берестяным

палагушкам своим; прилетит, а с самолета до города

три километра катится на своей тележке, колотится ба­

тогами по земле. Уж не снимет телефонную трубку,

урод такой, не брякнет в учреждение, мол, товарищи

дорогие, это я, Мартын Петенбург, из Вазицы, вы меня

124

приглашали, дак я и приехал. Все знают старика и с

добрым бы удовольствием пригнали машину, так горды­

ня обуяла 'Человека: не хочу досадить людям, не ребе­

нок, как ли сам доберусь. А три километра— это тебе

не шутка, да по грязище крутой; когда только и дорогу

сообразят, уж (пятый год три километра не могут замо­

стить. Там и с хорошими ногами едва выбредешь, выло­

мит все, а он, сердешный... «Ну и пусть петается, урод

такой»,— порой с досады брякнет Анисья, а потом уж

так казнит себя за такие слова, готова выреветься и

мужа на руках носить...

— Мне что, тебя на цепи привязывать, да?— еще

раз попробовала урезонить Анисья старика.— Ну ка­

кая тебе морошка! Д а принесу я с болота, ешь сколько

душа примет. И неуж на двоих-то мы не соберем? Мно­

го ли нам и надо, господи.

— Слушай, Аниска,— строго взглянул Мартын на

жену, и по этому посветлевшему взгляду поняла она,

что накалился ее дедко и сейчас самое время отступить­

ся от него. И не знала она, не ведала, да и откуда ей

было знать, что прошлой ночью видел Мартын Петен­

бург святой сон. Будто летал он по какой-то огромной

светлой зале, пронизанной солнцем, кружился, как

сильная птица, махал руками, будто глядел на себя со

стороны и весело кричал: «Как хорошо-то мне! Осподи,

как хорошо!» Он проснулся средь ночи и долго не мог

прийти в себя, призрачно кружилась голова, и сонные

глаза не могли поймать пространство горницы, примя­

тое к плечу лицо жены, светлую прорезь окна. Все кру­

жилось в нем, сияло и звало, и хотелось бесконечно ле­

тать, замирая сердцем. «Осподи, к чему бы это?» —

прошептал он посиневшими губами и потом долго не

мог уснуть снова, крепче прижимался к Анисье, впиты­

вая тепло ее тела,— так вдруг стало страшно и одино­

ко ему. «Знак это, знак,— внушал он себе утром, не в

силах отвязаться от сновидения.— На старости лет —

птицей!.. В детстве ни разу не летывал».

И захотелось Мартыну в лес, до сердечной тоски за­

хотелось* окунуться в лесную прохладу, пронизанную за­

пахами и звуками, остаться там одному и послушать

себя. Этого никогда не хотелось, об этом никогда не

думалось: жизнь кружилась колесом, все по рытвинам

и ухабам; кажется, остыл страстями и оскудел сердцем

за колченогим столом счетовода, даже костяшки на

счетах поистерлись до самых прутьев — так может ли

сохраниться, не замшеть душа? Ан нет, полетела вдруг,

и Мартын Петенбург кричал во сне по-ребячьи весело

и суматошливо: «Господи, как хорошо-то! Ну еще, ну

еще!»— и захлебывался воздухом и смехом.

«Ну ладно, пусть смирит охотку»,— думала Анисья,

зная повадки мужа. Не впервой ему пихаться в самое

суземье, куда и здоровому вазицкому мужику нет хо­

да; идет Мартын старинным прадедовым путиком на

светлые озера, на сухие боры, меж которыми в низинах

лежат богатые ягодой болотца. Чужой ноге нет туда

доступа, и в путанице распадков и урочищ не устоит не