Золотой Конвой. Дилогия

– Больше при мне попрошу таких разговоров не заводить, - холодно отчеканил Медлявский.
– При повторении буду вынужден рассматривать по закону военного времени.

– Да я...
– Замялся Гущин, - Я же Андрей Севастьяныч, только...

Окончить Гущин не успел. Ветви впереди зашевелились. Медлявский дернул руку к кобуре своего 'Кольта', но узнал черный с серым офицерский полушубок. Это был прапорщик Эфрон, посланный в головной дозор.

– Что случилось, Прапорщик?
– Медлявский настороженно поддернул к себе на грудь карабин.

– Вам нужно это увидеть, господин штабс-капитан.
– Голос у Эфрона был слегка... необычным.
– Признаюсь, такого я не видел.

– Что там?

– Там впереди крепость.

– Что?
– Медлявскому показалось, он ослышался.

– Старая крепость.
– Повторил Эфрон.
– Вам нужно взглянуть самому.

***

Все-таки у Эфрона был изумительно острый глаз. Это действительно была крепость. Но крепость настолько поглощенная природой, слившаяся с ней, -что можно было проехать буквально в ста метрах, и принять её за часть ландшафта. Лес здесь стоял свободнее, потому что заросли елей сменили сибирские кедры. Окоем чуть раздвинулся, и в однообразии леса стали видны две доминанты. Первой была скала, которая хоть и невысоко, но поднималась над окружающими деревьями, будто остров в бело-зеленом море. Вторая -крутой холм, метрах примерно в пятиста. Этот залешенный соснами холм, и венчала крепость.

Коновой оставили внизу у подножья холма. Наверх пошли Медлявский, Эфрон и Краузе. Сперва казалось, что на вершине холм теряет свою природную гладкость, и часть его как-то неестественно выдается вверх. Ближе стало понятно, что там, наверху, находится мощный насыпной вал, высотой больше чем в два человеческих роста. А поверх вала шла деревянная стена-частокол, из огромных бревен. Темные, заточенные на конус верхушки стволов не принимали на себя снег, и потому сразу явно обнаруживали человеческую руку. По углам крепостных стен, находились 'башни' - с натяжкой так можно было назвать эти чуть приподнятые и закрытые навесам площадки за все тем же частоколом, в которых когда-то видно переживала непогоду во время дежурств стража. Ясно было видно, что крепость давно покинута. Прямо на валу, разрушая его, уже выросли деревья, причем не только малые ели и сосенки, но и несколько больших, возрастом во много десятков лет. Не было видно людских следов. Холм был занесен снегом. На ближайшей башне снег лежал внутри крыши, давно провалив сгнивший навес.

– Занятный форт...
– пробормотал пробираясь по снегу Краузе.
– Смотрите, господа, ров!

Действительно, крепость окружал ров, так же не уберегшийся от деревьев, и потерявший глубину.

– Все по правилам фортификации, - заметил Эфрон.
– Возвышенность, вал, ров... Облей зимой стены водой, чтобы вал встал в лед, - и в свое время крепостица выдержала бы любую осаду.

– Да, все сделано по уму.
– Согласился Медлявский, вертя головой.
– Но по правилам какого века? Крепость не подземная. Явно не рассчитана на защиту от мощной артиллерии. Это даже не 19й век...

– Сколько ж ей лет?
– Неизвестно кого спросил Краузе.

– Кто знает...
– Покачал головой Медлявский.
– Обойдем вокруг. Попробуем найти вход, господа.

Со входом повезло, пошли в нужную сторону, и он обнаружился сразу за поворотом. В центре этой стены были ворота, с небольшим навесом над частоколом над ними. Ворота стояли настежь открытыми, распахнутыми внутрь, во двор. Одна из створок давно просела и перекосилась под собственным весом. Вторая вообще частично развалилась, и лежала на земле.

– Странно, - заметил Эфрон.
– Как раз перед входом ров совсем теряет глубину...

– Потому что здесь похоронен подвесной настил, - объяснил Медлявский.
– Он вставал через ров, когда надо было проехать, а будучи поднятым, дополнительно прикрывал собой ворота. А теперь вон, лежит внизу... Проберемся внутрь, господа. Может быть, это место будет хорошей стоянкой.

Помогая друг-другу, чтоб не скользить по снегу, спустились в утративший свое значение ров. Поднялись с другой стороны, и вошли в оставленные открытыми ворота. Двор был пуст, занесен снегом, больше у стен, меньше по центру. Деревья смогли одолеть стены, и несколько кедров и елей росло внутри периметра. Оплывшие вырезы в теле вала показывали, где шли лестницы на площадки у стен. Никаких построек во дворе не было. Однако, ближе к центру двора виднелась яма, с остатками накрывавших её некогда бревен. А обвалившийся навес, от которого остались только столбовые бревна и контур крыши, уводил под укрепленную деревом арку, в самом земляном валу. Ход был почти по колено занесен снегом.

– Медлявский подошел, достал запрятанный под полушубком, чтоб не вымораживать батарею, электрический фонарик, и посветил в арку. Желтый луч заметался

– Ход во внутренние помещения, или потерна... Не разобрать...

Он задумчиво похлопал по держащему арку дереву.

– Думаете зайти внутрь?
– Скептически поджал губу Эфрон.
– Помилуйте, штаб-капитан, здесь все ветхое. Не дай бог эта галерея сядет вам на голову.

Медлявский сильно ударил кулаком по арке. Дерево отозвалось твердо. Он оглядел двор, кое где-дерево человеческих построек сдалось, видны были белые разводы и черная гниль, схваченные до лета морозом. Но основной частокол стоял. И он, и перекладина арки были неестественно серо-желтого цвета. В свое время их чем-то пропитывали, выстаивали на совесть. Он еще раз ударил по арке, в другом месте, - и снова кулак встретил твердую преграду.

– Рискну, пожалуй, - решил Медлявский.
– Схожу внутрь, посмотрю, что там.

– На кой вам это надо?
– Удивился Эфрон.

– Считайте это... инстинктом кладоискателя.
– Улыбнулся Медлявский.

Эфрон глянул на Медлявского, неожиданно, его спокойное лицо будто бы треснуло, и он громко захохотал.

– Что с вами, Борис Викторыч?
– Удивился Медлявский.

– А-ха... Простите, штабс-капитан.
– Эфрон старался унять смех.
– Но это правда... смешно... Сколько пудов золота мы который день тащим у себя на закорках?.. Инстинкт... Кладоискателя... Ха-ха-хаа!

Эфрон заразил. И теперь засмеялись уже все втроем. Искреннее и душевно. Даже меланхоличный Краузе заходился тоненьким, коротким смешком.

– Инстинкт кладоискателя...
– Эфрон вытер с глаз выступившие, и тут начавшие замерзать слезы.

– Ну, тогда считайте это просто любопытством.
– Разгладив усики усмехнулся Медлявский.

– Я с вами, - Краузе тоже достал фонарь.

– А я уж, увольте, подожду здесь - развел руки Эфрон.
– Никогда не хотел быть засыпанным заживо, бррр. Меня уже как-то прихоронило немецким снарядом, в блиндаже...
– Он посмотрел вслед удаляющимся в темный ход двоим, и крикнул вслед.
– Хоть пистолеты в руки возьмите! Вдруг там какой зверь логово себе устроил!

Медлявский и Краузе, меж тем, шли по темному коридору, освещая его фонарями. Почти сразу он свернул, сообразно расположению вала. В стенах виднелись остатки световых колодцев, ныне замусоренных и полностью заплывших землей. Обустроенный по стенам и потолку мореным деревом, коридор был пуст, и шел на снижение. Через несколько десятков шагов он вышел в коридоре появилось ответвление вправо. Медлявский глянул туда, и увидел вдалеке свет.

– Выключите на секунду фонарь, Краузе, - попросил он попутчика, сам щелкая пуговкой на своем.

Искусственный свет погас, и в ответвлении впереди более явственно забрезжило.

– Свет?
– Удивился Краузе.

– Ну ясно, - Медлявский вновь включил фонарь - это та самая яма, что мы видели во дворе.
– Потолок провалился, - вот и светит.

– Однако Эфрон прав.
– пробормотал Краузе. Ветховато тут. Как бы не присыпаться...

– Там потолок был накатный. А здесь сделан свод.

– Ну да...

– Идемте дальше по главному ходу.

Они двинулись дальше. Ход расширился, и превратился в комнату. Лучи фонарей выхватывали фрагментами из тьмы старый длинный топчан у стены. Не выморенный как свод, он казался совсем ветхим. С другой стороны, шел некий деревянный стеллаж, с торчавшими из него стержнями. На стене были устроены полочки, на которых стояли какие-то миски.